.png)
Новый обзор экономических исследований подготовил научный руководитель, приглашенный профессор РЭШ Рубен Ениколопов. Он посвящен тому, что сейчас интересует не только ученых, но и многих людей, – геополитике. Как глобализация, которая связала все страны прочными узами торговли и вроде бы сделала войны невыгодными, на самом деле повысила их вероятность, что может ее снизить, каков оптимальный размер страны, чтобы в ней хорошо жилось, и кто из мировых гигантов оказался в ловушке Фукидида – это сейчас изучают экономисты.
В последнее время в академической литературе, как и в обществе, очень сильно вырос интерес к тому, что можно назвать геополитикой. С точки зрения экономиста вопрос можно сформулировать так: как связаны между собой международная торговля и дипломатия/война (одно – оборотная сторона другого). Важную роль в этом играют география и размер страны.
Какой страной выгоднее быть с точки зрения экономики – большой или маленькой? Согласно теории оптимального размера стран, ответ зависит от обстоятельств. Одна из ключевых работ последних лет по этой теме – статья Жаоме Вентуры и Джакомо Понцетто «Глобализация и политическое устройство». Они рассматривают страны с двух точек зрения – экономической и общественных благ (образования, здравоохранения и т. д.) – и пытаются найти оптимальное разделение мира на страны и торговых партнеров. Примерно 20 годами ранее об этих вопросах (но безотносительно издержек торговли) писали Альберто Алесина и Энрико Cполаоре в ставшей классической книге The Size of Nations.
С экономической точки зрения все относительно просто: по мере развития транспорта и падения издержек торговля расширяется, а потому выгодно быть большой страной. Ведь к прочим преимуществам размера добавляется экономия на масштабе; конечно, требуются большие инвестиции, например в инфраструктуру, но крупный рынок повышает их эффективность.
Иначе устроена связь размера страны с общественными благами. У людей разные мнения о том, что хорошо и что плохо, и чем больше страна, тем больше разногласий. В целом люди единодушны в оценке рыночных благ: развитие рынков и торговли – это хорошо. Но когда дело доходит до таких благ, как образование, и связанного с ними перераспределения доходов в экономике (например, через бюджет), мнения расходятся сильнее. Государство вынуждено делать выбор, и чем больше страна, тем больше людей, которым что-то очень не нравится в проводимой политике. Выясняется, что с ростом страны издержки ее большого размера могут начать перевешивать экономические выгоды.
Как культура влияет на перераспределение
Европейцы, показали Альберто Алесина и соавторы, больше американцев готовы к перераспределению. Авторы объяснили это тем, что европейские страны более однородные: «Американцы перераспределяют меньше, чем европейцы, потому что (1) большинство считает, что перераспределение благоприятствует расовым меньшинствам, (2) американцы верят, что они живут в открытом и справедливом обществе и что если кто-то беден, то это их собственная вина, и (3) политическая система направлена на предотвращение перераспределения». Это отношение к политике перераспределения наследуется. Профессор Гарвардской бизнес-школы Марко Табеллини выяснил, что жители регионов США, где было больше европейских мигрантов, до сих пор активнее поддерживают перераспределение доходов государством.
Но что если в современном мире преимущества большой страны в области торговли можно получить, не неся издержек, связанных с размером? Это и показывают Вентура и Понцетто, добавляя к модели Алесины возможность снижения торговых издержек с помощью наднациональных договоров и экономических союзов. В такой постановке вопроса выбор вариантов расширяется. Он уже не между маленькой, средней и большой страной, но появляется возможность быть, например, маленькой страной (в которой меньше разногласий) и частью торгового блока или большой наднациональной структуры типа ЕС (хотя такая степень интеграции уже экстремальный случай). Это тоже сопряжено с издержками, поскольку такая двухуровневая система более затратна (и буквально – приходится содержать эти наднациональные структуры, и с точки зрения принятия решений), зато она позволяет балансировать «рыночные» и «культурные» факторы.
Пока торговые издержки очень высокие, быть маленькой страной выгодно. По мере их сокращения оптимальным становится большой размер страны, в пределе – империя. Согласно теории Вентуры и Понцетто, XIX век – это пик доминирования экономики над культурой, главное – размер страны и способом расширения торговли является устранение границ. Тогда торговля идет внутри империи.
Но когда торговые издержки падают еще сильнее, оказывается, что выгоднее устранять не сами границы, а связанные с ними издержки – торговать на основе международных договоров, а не поддерживать империю. Например, присоединение к ВТО упрощает торговлю со всем миром, в том числе за пределами империи. Выгоднее становится получить доступ на рынок с помощью дипломатии, а не войны, преимущества империи слабеют по сравнению с большими экономическими союзами, и оптимальным снова становится меньший размер страны. Это согласуется с историческими данными: рост империй сменился уменьшением стран и появлением множества наднациональных экономических блоков.
Это сокращение не обязательно происходит буквально, например через разделение страны на части или отделение какого-то региона, но, скажем, путем перехода к федеративному государству. При этом федерации тоже бывают разными, с различной степенью самостоятельности их членов, т. е. речь идет не о бинарном выборе (страна либо большая, либо маленькая), это континуум состояний.
В случае России большой размер страны оказывается стабильным равновесием по двум причинам. Во-первых, за исключением этнических республик, предпочтения россиян относительно публичных благ достаточно однородны и различия между городами и сельскими районами внутри регионов гораздо больше, чем между отдельными регионами. Во-вторых, федеративное устройство государства позволяет снижать проблемы, вызванные различиями в предпочтениях. Хотя де-факто текущий уровень федерализации достаточно низкий, в перспективе возникающие разногласия гораздо проще решать за счет роста федерализации внутри единой страны.
Еще один блок работ – исследования связи торговли и военных действий. Построенные в них модели показывают, когда торговля (и дипломатия) помогает предотвратить военные действия, а когда нет.
Прежде всего это серия работ Матиаса Тенинга из Университета Лозанны, самая известная из которых – «Торговать, а не воевать?» (Make trade, not war?). Она вносит важное уточнение в теорию Монтескье, гласящую, что чем больше страны торгуют, тем меньше вероятность войны между ними, поскольку издержки войны для них повышаются. Но при глобализации ситуация может измениться: все больше стран торгует со всем миром, и может оказаться, что тем самым глобализация увеличивает вероятность войны между конкретными странами. Противник оказывается всего лишь одним из многих торговых партнеров, зависимость от торговли с ним слабеет, и ее потерю можно восполнить.
Другие страны, не участвующие в конфликте, будут только рады это сделать, показало исследование экономистов Банка Канады (они оценивали, кто сколько теряет из-за санкций). В их модели три участника: страна, которая вводит санкции, страна, против которой их вводят, и третья. И оказывается, что рациональное поведение третьей страны – не поддерживать санкции, а, напротив, наращивать торговлю с оказавшейся под санкциями страной.
Поэтому, заключает Тенинг, для снижения вероятности войны между двумя странами важны не любые торговые связи, а уникальные, например по какому-то одному товару. Более же диверсифицированная торговля, по сути, парадоксальным образом увеличивает вероятность войн.
Эта работа стала уже классической, а в новых, в том числе пока не опубликованных (1,2), Тенинг построил еще более сложные модели, где учтены самые разные факторы: у кого какие ресурсы, насколько страны удалены друг от друга, кто с кем торгует, вероятность войны и даже промышленные лобби и другие группы с «особыми интересами», которые могут сдерживать либо нагнетать напряженность. В этом клубке одно завязано на другое: вероятность войны зависит от торговли, а торговля – от того, воюют страны или нет… Поскольку это численная модель, можно играть с параметрами, проверяя, как их изменение меняет итоговый результат.
Политика, разработанная для мирного времени, может не годиться для кризисных периодов, когда геополитические разногласия настолько высоки, что грозят перерасти в серьезный военный конфликт. В таких условиях продолжение обычной торговой политики может иметь непредвиденные последствия.
Один из самых интересных выводов заключается в том, что торговая интеграция США и Китая настолько высока, что делает войну между ними крайне маловероятной. Однако, согласно модели Тенинга, в начале нулевых соотношение сил изменилось: до этого издержки возможной войны для Китая были больше, чем для США, и ему приходилось идти на бОльшие дипломатические ступки. Но после его вступления в ВТО в 2001 г. издержки стали больше для Америки, и теперь это заставляет скорее США идти на уступки. В торговых войнах последних Тенинг видит параллель с так называемой ловушкой Фукидида, когда доминирующая страна решает атаковать быстро усиливающегося соперника, пока соотношение сил еще позволяет это.
