.png)
Европейская колонизация изменила ход истории, принеся одним народам богатство, а другим – бедствия. Но каким был вклад колониализма в современный экономический рост? Как колониальное прошлое продолжает влиять на экономику захваченных территорий? И почему оно по-разному сказалось на развитии империй? Об этом в «Экономике на слух» редактор подкаста Филипп Стеркин беседовал с Артемом Липиным, выпускником Совместного бакалавриата ВШЭ и РЭШ и аспирантом Школы менеджмента Келлога при Северо-Западном университете. GURU рассказывает о самом интересном в этом выпуске и о работах, исследующих экономические последствия колониализма.
Артем Липин, Филипп Стеркин
500 лет назад процветающие страны были богаче бедных в 4 раза, сегодня – в 40 раз. Одна из причин огромного разрыва в благосостоянии, названного «великим расхождением», – колониализм. Его экономическое наследие оказалось неоднородным. Самая богатая экономика мира – бывшая колония. Самые бедные страны – тоже. Британия, крупнейшая империя в истории, стала родиной промышленной революции, и многие бывшие колонии, такие как Канада или Австралия, до сих пор формально признают власть британского монарха. Напротив, Испания, некогда самая могущественная держава Европы, быстро утратила свое величие и столетиями оставалась экономически отсталой страной. Что же обусловило столь разное наследие колониальной эпохи?
Влияние колониализма на Европу было многогранным – от расширения торговли до изменения демографической картины. Незначительный, казалось бы, фактор или скромный продукт мог вызвать масштабные перемены. Яркий пример – проникновение картофеля в Европу. Натан Нанн и Нэнси Цянь показывают, что появление этой культуры, калорийной и прекрасно приспособленной к европейскому климату, объясняет 25–26% прироста населения Старого Света с 1700 по 1900 г. и 27–34% роста урбанизации.
Приток ресурсов, использование колониальных рынков сбыта и рабов, появление новых маршрутов миграции оказывали колоссальное воздействие на Старый Свет, меняя образ жизни европейцев. Расширение доступа к таким продуктам, как чай, сахар, кофе, увеличило благосостояние европейских потребителей больше, чем появление персональных компьютеров или спутникового телевидения. Потребительская революция привела к еще одной революции – трудолюбия: чтобы покупать новые товары, приходилось больше работать и меньше отдыхать.
Но почему пути колонизаторов радикально разошлись? Испания и Португалия оказались в числе проигравших, Нидерланды и Британия – выигравших. Ответ можно найти в Евангелии от Матфея: «Всякому имеющему дастся и приумножится, а у неимеющего отнимется и то, что имеет». Актуальность этой истины для экономики подтвердили нобелевские лауреаты Дарон Аджемоглу, Саймон Джонсон и Джеймс Робинсон, задавшиеся вопросом, почему города Британии и Нидерландов выиграли от трансатлантической торговли больше, чем испанские и португальские. Дело в институтах, считают авторы. В XVII в. в Нидерландах власть находилась в руках буржуазии, а в Британии была уже частично ограниченная монархия, что позволяло владельцам капитала, в том числе купцам, извлекать выгоду из колониальной экспансии. Богатство буржуазии трансформировалось в политическое влияние и реформы, что способствовало экономическому росту.
Иначе ситуация сложилась в Испании, где власть монарха была абсолютной и главными выгодоприобретателями оставались приближенные к нему элиты. «Неожиданные доходы, возможно, <...> обрекли страну на долгие столетия упадка» – так Маурицио Дреличман и Ханс-Йоахим Вот описали те «выгоды», которые извлекла Испания из своего богатства. Приток ресурсов позволил Габсбургам фактически демонтировать даже те институты парламентаризма, которые уже существовали. Ведь корона больше не зависела от «внутренних доходов, связанных со сбором налогов, что требовало сотрудничества с парламентом», пишут Кармен Рейнхарт и Кеннет Рогофф в книге «На этот раз все будет иначе». Нехватку налоговых доходов в условиях бесконечных войн Габсбурги замещали наращиванием долга, по которому регулярно не могли расплатиться, и с 1557 по 1647 г. корона допустила шесть дефолтов.
К тому же приток драгоценных металлов стал одной из причин бурной инфляции в Испании и поразившей страну голландской болезни (подробнее об этом – здесь). Как заметил первый министр Испании Гаспар де Гусман Оливарес в 1631 г., «если великие завоевания этой монархии привели ее в такое печальное состояние, можно с достаточной долей уверенности сказать, что без Нового Света она была бы более могучей».
Если Испания оказалась в числе проигравших, то Великобритания – явной победительницей. Но какую роль сыграл колониализм в британской промышленной революции и резко ускорившемся в первой трети XIX в. экономическом росте?
Огромную, считал Карл Маркс. Колонии не только дали ресурсы, но и обеспечили рынок сбыта растущим европейским мануфактурам, а также содействовали развитию финансовых инструментов, описывал он их вклад в накопление капитала.
Более современные исследования делали акцент на внутренних факторах, например на подорожавшем труде, что стимулировало инвестиции в технологии. Джоэль Мокир в «Просвещенной экономике» объяснил индустриальную революцию взаимодействием науки и практики. А институциональная теория связывает этот процесс с изменением экономических и политических институтов. Ее сторонники считают центральным событием «Славную революцию» 1688 г., которая привела к укреплению конституционной монархии, усилению роли экономических элит, защите прав собственности и развитию инноваций. Однако экономисты Пол Бускас, Эми Накамура и Йон Стейнссон, проанализировав данные о зарплатах с XIII по XIX в., выяснили, что производительность в Британии росла уже в начале XVII в. Это показывает, что семена будущего роста были посеяны в Британии до «Славной революции», пишут авторы.
Они обращают внимание на разные факторы, которые могли запустить рост производительности, в том числе на межконтинентальную торговлю, колонизацию и каперство. Полученные ими данные согласуются с выводами Аджемоглу, Робинсона и Джонсона (а также Маркса) о том, что атлантическая торговля обогатила купеческий класс, который потребовал гарантий прав собственности и добился их в ходе гражданской войны и «Славной революции».
Рабы рубят сахарный тростник; цветная иллюстрация 1823 года из серии «Ten Views in the Island of Antigua» Уильяма Кларка // Британская библиотека в Лондоне
Существует также богатая литература, оценивающая влияние рабства на развитие Великобритании. Исследователи приходили к разным выводам, в том числе о незначительном экономическом эффекте работорговли (например, здесь). Экономический историк Барбара Солоу, напротив, называла связь рабства и сахарной экономики Карибского бассейна одним из факторов индустриализации. Вот и соавторы подтверждают это. Они изучили влияние работорговли не на всю Британию в среднем, а на ее отдельные районы. И показали, что там, где доходы местных землевладельцев от работорговли были выше, наблюдался больший рост числа занятых в промышленности, снижение доли сельского хозяйства и развитие инфраструктуры. Их вывод: индустриализация в Британии была бы менее успешной, если бы не богатство, полученное от работорговли и использования рабов в колониях. И хотя не рабство породило промышленную революцию, оно было «фоновым условием, связанным с возвышением Британии в XVIII в. как в экономическом, так и в военном отношении», пишут Марк Кояма и Джаред Рубин в книге «Как разбогател мир».
И все же Великобритании, как столетиями ранее Испании, тоже пришлось испытать на себе «колониальное проклятие». Чрезмерная зависимость от колоний в долгосрочной перспективе замедлила развитие внутренней промышленности и ее модернизацию. В итоге объединившаяся Германия начала обгонять Великобританию по темпам индустриализации.
Изучение влияния колониализма на захваченные территории сталкивается с еще большими препятствиями, чем анализ его влияния на метрополии. Один из наиболее изученных примеров – последствия европейской экспансии для Индии. К моменту колонизации эта страна обладала развитой экономикой, на которую приходилось около четверти мирового ВВП. К моменту обретения независимости в 1947 г. ее доля в глобальном выпуске упала до 3%. Страна, обладавшая мощной текстильной промышленностью, столкнулась с жесткими ограничениями и конкуренцией с более эффективными английскими мануфактурами, получившими к тому же доступ к сырью из Индии, пишет экономический историк Роберт Аллен. Тем не менее нельзя списать ее деиндустриализацию на одних только колонизаторов, поскольку Империя Великих Моголов сталкивалась с многочисленными кризисами и войнами.
Эта страна дает интересный материал для исследований еще и потому, что ее история позволяет сравнивать бывшие британские территории в Индии и регионы, которые оставались под властью местных князей, сохранивших относительную независимость. Сравнение дает неоднозначные результаты. В одних исследованиях, например Лакшми Айер, говорится, что на британских территориях было меньше медицинских центров и дорог, в других – что в них сегодня более высокий уровень жизни, пусть и при большем неравенстве.
Что же определило разные пути колоний? Одним из важнейших исследований на эту тему является работа Аджемоглу, Джонсона и Робинсона «Колониальные истоки современного развития». Они обнаружили, что в странах, где из-за малярии и желтой лихорадки европейцы не могли селиться, они устанавливали экстрактивные институты, ориентированные на максимальное извлечение ресурсов без долгосрочных инвестиций в развитие. В регионах, где климат и эпидемическая обстановка позволяли им осесть (например, в Северной Америке), они создавали привычные им инклюзивные институты – защищали права собственности, развивали инфраструктуру и системы управления.
В другой работе – «Институциональный разворот» Аджемоглу, Джонсон и Робинсон показали, как насаждавшиеся колонизаторами институты были связаны с уровнем развития захваченных земель. Наиболее богатыми в начале XVI в. среди будущих колоний были Империя Великих Моголов, цивилизации ацтеков и инков в Латинской Америке. Северная Америка, Австралия или Новая Зеландия были развиты намного слабее. Но после колонизации ситуация развернулась на 180 градусов.
Авторы связывают это с плотностью населения в колониях. Там, где рабочих рук было мало и труд был дефицитным, приходилось искать инновационные решения и создавать стимулы для прибывающих европейцев. Напротив, в густонаселенных регионах колонизаторы жестоко эксплуатировали дешевый труд местного населения, что дестимулировало технологическое развитие. Так, исследование Мелиссы Делл показывает, что в регионах Перу и Боливии, где действовал режим принудительного труда (мита), население менее образованное, хуже транспортная инфраструктура и меньше возможностей для экономического развития.
Одна из причин, обусловивших бедственное положение Африки, – рабство. По подсчетам Нанна, объем работорговли составил около 20 млн человек – и это очень приблизительные и заниженные оценки.
Для местных вождей люди стали наиболее прибыльным товаром, а охота за ними – наиболее выгодным занятием. Эта разрушало социальный капитал африканских обществ. Нанн обнаружил, что регионы с холмистой местностью, где захват рабов был затруднен, сегодня характеризуются более высоким уровнем экономического развития. А исследование Тимоти Бесли и Марты Рейналь-Кероль показывает, что в регионах, наиболее затронутых работорговлей, до сих пор больше этнических конфликтов и ниже уровень доверия.
Конфликтам способствовал и раздел континента европейскими державами. На Берлинской конференции 1884–1885 гг. они буквально распилили Африку на части, не обращая внимания на этническое или экономическое устройство континента. Бывший премьер-министр Великобритании лорд Солсбери признавался: «Мы прочерчивали на карте линии, разделяя территории, на которых нога белого человека никогда не ступала. Мы отдавали друг другу горы, реки, озера, зачастую даже не зная, что это за территории». После обретения независимости бывшие африканские колонии унаследовали эти границы, этнические группы оказались разбросаны по разным государствам, что привело к вспышкам насилия и сепаратизму.
Разумеется, работорговля повлияла и на демографию. По подсчетам Патрика Мэннинга, к середине XIX в. население Африки было вдвое меньше, чем могло быть, если бы не работорговля. К тому же европейцы стремились захватывать прежде всего молодых, сильных мужчин, что привело к значительному гендерному дисбалансу. В регионах, наиболее пострадавших от работорговли, доля женщин резко возросла, что, впрочем, имело двойственный эффект. С одной стороны, увеличение числа женщин способствовало распространению многоженства, а это сопутствовало высокой детской смертности: чем больше детей в семье, тем меньше ресурсов у родителей для их воспитания. С другой – исследование Эдоардо Тесо показывает, что в районах с сильным гендерным дисбалансом в пользу женщин произошло усиление их экономической роли. Женщины активнее участвуют в рынке труда и играют более важную роль в принятии финансовых решений внутри домохозяйств.
Хотя колониализм в целом был безусловным злом для местного населения, некоторые экономисты находят примеры непреднамеренного позитивного влияния экстрактивных институтов захватчиков. Джеймс Фейрер и Брюс Сакердот пришли к выводу, что чем раньше были колонизированы острова, тем они в среднем более развиты. Положительный эффект проявляется наиболее ярко, если колонизация произошла в начале XVIII в. и позже. Впрочем, не ясно, можно ли экстраполировать этот вывод на континентальные территории.
Один из основных каналов позитивного влияния колонизации – инфраструктура. В ряде регионов новые власти строили железные дороги, порты, телеграфные линии, которые впоследствии способствовали экономическому росту. Например, британцы активно развивали железнодорожную сеть в Индии. И как показало исследование Дэйва Дональдсона, эти инвестиции снизили издержки торговли, уменьшили ценовые различия между регионами и способствовали экономической интеграции Индии. А Элиз Хиллери выяснила, что колониальные инвестиции почти на треть объясняют текущие показатели в области образования, здравоохранения и инфраструктуры во французской Западной Африке.
Еще один показательный пример – Ява. После прихода голландцев производство риса было заменено плантациями сахарного тростника. Голландские власти строили заводы, которые нуждались в квалифицированной рабочей силе, и развивали транспортную сеть. К 1900 г. Ява обладала одной из лучших дорожных и железнодорожных систем в Азии. Наследие тех инвестиций сохраняется до сих пор. Мелисса Делл и Бенджамин Олкен показали, что люди, живущие близ построенных голландцами сахарных заводов, заняты более производительными видами деятельности.
Облегчить страдания местного населения пытались миссионеры. Они строили школы и больницы, и регионы, где активно действовали христианские миссии, сегодня демонстрируют более высокий уровень образования и экономического развития. Там, где в колониальный период на 100 000 человек было на 10 учителей больше, сегодня уровень образованности 7–12-летних детей выше на 10%. Одна христианская миссия на 1000 кв. км увеличивает среднюю продолжительность обучения на два года.
А вот влияние миссионерской деятельности на здравоохранение оказалось неоднозначным. Так, в регионах французской Центральной Африки, где миссионеры активно развивали здравоохранение, сегодня ниже доверие к современной медицине. Одна из объясняющих это гипотез – принесенные европейцами практики были отвергнуты местным населением как чуждые, что закрепило скептицизм в отношении медицины.
Сказалось миссионерство и на политике. В африканских регионах, где были активны протестантские миссии, выше вовлеченность населения в политику.
Что почитать и послушать на эту тему:
Какие существуют теории, объясняющие, почему одни страны богатые, а другие бедные, – в выпуске «Экономики на слух» с Рубеном Ениколоповым. Можно почитать, а можно послушать
Через какие каналы сельское хозяйство влияло на экономику – об этом в выпуске «Экономики на слух». Можно почитать, а можно послушать
Как изменение климата влияло на экономику? Об этом в еще одном выпуске «Экономики на слух». Здесь – сам эпизод, а здесь – подготовленное на его основе интервью
О мальтузианской, современной и других моделях роста – в выпуске «Экономики на слух». Можно почитать, а можно послушать
Долгосрочные факторы влияния на развитие экономики обсуждали Рубен Ениколопов и Александр Аузан
А здесь – тест, подготовленный на основе их дискуссии
О голландской болезни, подкосившей Испанию, – колонка Виктора Малеина, научного сотрудника Лундского университета в Швеции и выпускника РЭШ.
