Подпишитесь на рассылку
«Экономика для всех»
и получите подарок — карту профессий РЭШ
Может ли борьба с глобальным потеплением дать обратный эффект и привести к увеличению выбросов парниковых газов? При определенных условиях это возможно: имея дело с конечным ресурсом, его обладатели могут захотеть как можно быстрее использовать его – в этом и заключается зеленый парадокс.
Михаил Оверченко
Понятие зеленого парадокса полтора десятилетия назад предложил в одноименной работе Ганс-Вернер Синн из Института экономических исследований Лейбница при Мюнхенском университете. Хотя о самой проблеме задумались гораздо раньше. В 1931 г. Харольд Хотерлинг опубликовал работу с говорящим названием «Экономика исчерпаемых ресурсов». Он пришел к выводу, что для компании, добывающей такой ресурс, оптимально, чтобы приведенная стоимость ресурсной ренты (т. е. текущая стоимость будущих доходов) всегда была одинаковой. Но если «пережать» с климатической повесткой, то приведенная стоимость будущей добычи станет ниже и компании будут добывать как можно больше «здесь и сейчас». Текущая цена снизится, будущая – вырастет, пока приведенные значения ресурсной ренты не сравняются.
Получается, выбросы углекислого газа могут увеличиться в ответ на политику, направленную на их сокращение, отметил Синн: «Владельцы ресурсов <…> справедливо опасаются снижения нормы прироста капитала на еще не добытые ресурсы, что заставляет их ускорять реализацию планов по их извлечению <...> Таким образом они увеличивают предложение ископаемого топлива, когда спрос на него снижается. В этом и заключается зеленый парадокс: экологическая политика, становящаяся со временем все более «зеленой», действует как объявленная экспроприация. Она побуждает владельцев ресурсов стараться избежать этого, ускоряя добычу ископаемого топлива».
Тем более что покупатели сырья найдутся. Экономя и сокращая потребление ископаемого топлива, одни страны (Синн тогда имел в виду прежде всего Европу, которая первой озаботилась борьбой с глобальным потеплением) снижают цену на него, другие же, пользуясь этим, увеличивают потребление энергоресурсов. В ответ их поставщики охотно наращивают производство, а с ним и выбросы углекислого газа, описывает Синн цепочку событий, которая таким образом «переносит достижение пика выбросов в будущее».
Это привлекло внимание исследований. В ряде работ рассматривалось влияние климатической политики на долгосрочную прибыль (точнее, размер ренты в условиях ограниченности ресурсов), которую владельцы ископаемых ресурсов ожидают получить от их продажи с течением времени, отмечают экономисты Фонда защиты окружающей среды, Мюнхенского и Норвежского университетов в исследовании «Непредвиденные последствия климатической политики».
Одной из важнейших мер борьбы с выбросами парниковых газов считается введение углеродного налога – обычно сначала небольшого, но затем постепенно повышающегося. «Добывающие фирмы стремятся уравнять приведенную стоимость ресурсной ренты в каждый период, поэтому, ожидая повышения налогов в будущем, они увеличивают текущую добычу», – отмечает в недавнем исследовании Александр Реентович из Банка России.
Зеленый парадокс может усугубиться еще сильнее, предполагает он: «Если рынок изначально полагает, что из-за технического прогресса спрос на «грязный» капитал будет сокращаться быстрее, чем предполагают органы регулирования, последним придется снижать углеродный налог или даже субсидировать инвестиции в «грязный» капитал, чтобы избежать нехватки инвестиций в этот вид капитала и, как следствие, энергии уже сегодня. При этом, если приток субсидий будет достаточно продолжительным, выбросы CO2 могут возрасти».
Похожий подход предлагали в начале года Агентство стратегических инициатив и Российский экспортный центр в докладе «Горизонт 2040». Запасов нефти в мире достаточно, а спрос на нее в долгосрочной перспективе будет снижаться из-за энергоперехода, прежде всего в Европе и Китае. Так что есть «риски сокращения цены на нефть и падения ресурсной ренты, что, в свою очередь, будет оказывать давление на нефтегазовые поступления бюджета» России. Авторы доклада советуют поддержать нефтегазовую отрасль, обеспечив ее конкурентоспособность за счет развития технологий и гибкого налогового режима. Стратегической задачей для России они назвали «поставку на рынок «последней» тонны нефти для максимизации извлечения своих ресурсов».
Но находит ли зеленый парадокс подтверждение на практике? Исследования дают скорее отрицательный ответ. Авторы «Непредвиденных последствий климатической политики» приходят к выводу, что рассмотренные ими факторы и два эмпирических исследования «в основном ослабляют доводы в его (парадокса. – GURU) пользу». Но его возможность нужно учитывать в климатической политике, настаивают они: например, углеродный налог в идеале должен быть достаточно высоким и глобальным; как минимум правительствам не нужно заранее объявлять о введении в будущем высокого налога либо низкого, который будет быстро повышен. Также необходимо учитывать не только сторону спроса (стараться сократить потребление ископаемого топлива), но и сторону предложения, т. е. реакцию производителей на климатическую повестку.
Эту реакцию изучили экономисты МВФ в опубликованной год назад работе. Они проанализировали инвестиционные решения, принятые 117 публичными нефтяными и газовыми компаниями (на них приходится 40% мировой добычи) с 2015-го, когда было принято Парижское соглашение о противодействии изменению климата, по 2019 г. Исследователи проанализировали телеконференции компаний с аналитиками на предмет оценки текущей климатической политики, пересмотра ожиданий и оценки ее влияния на прибыльность. Выяснилось, что в условиях ужесточения борьбы с вредными выбросами и ускорения энергоперехода капиталовложения компаний сократились на 6,5%. Причем наибольшее снижение произошло в компаниях Европы, где климатическая политика проводилась особенно интенсивно и уже действовал рынок углеродных квот (рыночный аналог углеродного налога).
Дополнительное негативное влияние на инвестиции оказала связанная с климатической повесткой неопределенность. «Результаты подтверждают неоклассическую модель инвестиций, которая предсказывает упреждающее сокращение инвестиций в ответ на ожидающееся сокращение спроса, в противовес зеленому парадоксу, который предсказывает увеличение текущих инвестиций с целью ускорения производства», – пишут экономисты МВФ.
По их оценкам, увеличение влияния климатической политики на деятельность типичной нефтегазовой компании на одно стандартное отклонение ведет к сокращению ее инвестиций на 3%, а «типичный шок, связанный с неопределенностью», уменьшает их на 4%. В отличие от этого сектора у компаний из контрольной группы (ненефтегазовых) усиление воздействия климатической политики на одно стандартное отклонение провоцирует увеличение капиталовложений на 4,9%.
Вероятно, на инвестиционную политику нефтегазовых компаний повлияло и то, что это был период низких цен на топливо.
Нефтяная революцияВ конце 2000-х – первой половине 2010-х гг. в США произошла сланцевая революция: стремительно выросла добыча сначала сланцевого газа, а затем и нефти. В результате увеличения предложения цена эталонной марки Brent рухнула со $114 за баррель летом 2014 г. до $27 в январе 2016 г. После этого многим компаниям стало не до инвестиций – пришлось сворачивать нерентабельные проекты и латать дыры в балансах. Кроме того, в 2016 г. ряд нефтедобывающих стран, включая Россию, договорились с картелем ОПЕК о совместном ограничении добычи нефти с целью поддержания цен – это также снизило необходимость в капиталовложениях. Сланцевые компании в США по требованию инвесторов долгие годы не инвестировали в наращивание добычи, соблюдая жесткую финансовую дисциплину и распределяя прибыль между акционерами в виде дивидендов.
Ситуация повторилась во время и после пандемии ковида. ОПЕК+ стала ограничивать добычу, квоты действуют до сих пор. В этой ситуации Россия ориентируется на потребности рынка и не планирует наращивать производство: она нацелена на ежегодную добычу 540 млн т нефти до 2050 г., сказал в конце сентября замминистра энергетики Павел Сорокин.
Слишком активное продвижение климатической повестки может породить противодействие. Кандидат в президенты США Дональд Трамп пообещал направить средства, не использованные в рамках принятого по инициативе президента Джо Байдена закона о поддержке перехода к зеленой экономике, на другие цели – от инфраструктурных проектов до поддержки нефтегазовой отрасли. Хотя выделенные средства в основном уже потрачены, а некоторые проекты республиканцам не удастся развернуть, самым уязвимым является сектор электромобилей, показал анализ Bloomberg. Под угрозой льготы на покупку электромобилей и требования к уровню выбросов автомобилей с двигателем внутреннего сгорания, ужесточение которых должно стимулировать автопроизводителей быстрее переходить на электрический транспорт.
Усилились нападки на банки, которые ставят цели в области ESG (экология, социальная ответственность, корпоративное управление). Ряд банков и управляющих компаний покинули Climate Action 100+ и другие финансовые альянсы, ставящие целью сокращение нетто-выбросов углекислого газа до нуля. Европейская комиссия в начале октября отступила и предложила отложить на год вступление в силу закона против вырубки лесов. Он должен был ограничить поставки в ЕС кофе, какао, сои, мяса и других товаров, если их производство приводило к обезлесению.
Надя Маленко, выпускница РЭШ и профессор Школы менеджмента Кэрролла при Бостонском колледже, в работе с коллегами по Национальному бюро экономических исследований США отмечает сильно возросшую поляризацию мнений по теме ESG, которая привела к атаке на сторонников борьбы с изменением климата, социального равенства, инклюзивности. Анти-ESG законопроекты внесены в 37 штатах, а 22 штата приняли законы, в той или иной мере направленные против ESG.
Но не стоит забывать, что хороший пример заразителен, говорится в еще одном исследовании МВФ. Считается, что климатическая политика тем успешнее, чем более широкая коалиция стран внедряет ее, и что усилия отдельных регионов страны в решении такой глобальной проблемы бесполезны. Но анализ МВФ на данных из США показал, что, напротив, зеленая политика одних штатов (например, по внедрению солнечных батарей) может быть «заразной» и подталкивать к изменениям другие штаты.