.png)
Климат и экономика – об их непростых отношениях был недавний выпуск «Экономики на слух». Не развивалась ли вся экономика с древнейших времен под влиянием перемен климата и не переоценило ли человечество свою независимость от погоды? Об истории, примерах воздействия климата на экономику, способах адаптации человечества к смене погоды, о ее влиянии на конфликты, институты и культуру, о той цене, которую человечество платило за похолодание и теперь может заплатить за потепление, в «Экономике на слух» рассказывали профессор Техасского университета в Далласе Наталия Ламберова и выпускник РЭШ Олег Демидов, сооснователь CarbonSpace, технологической компании, которая занимается мониторингом выбросов парниковых газов. Возможно, у природы и нет плохой погоды, но, как показывают исследования, не всякая погода хороша для экономического роста. GURU публикует интервью, подготовленное на основе этого выпуска.
– Давайте начнем с какого-нибудь примера из истории, который, на ваш взгляд, наглядно отражает сложные отношения между изменениями климата и экономики.
Наталия Ламберова: Таких примеров довольно много, но далеко не все они задокументированы, и чем дальше мы погрузимся в прошлое, тем меньше у нас будет данных. Интересный пример, который довольно близок к нам и хорошо задокументирован, – индустриальная революция. Она началась в конце малого ледникового периода (XIV–XIX вв.), когда было намного холоднее, чем сейчас, ледники были гораздо больше, а Гольфстрим был медленнее. В XIX в. началось потепление, что способствовало экономическому росту, но и экономический рост сказывался на климате. Как известно, индустриальная революция сопровождалась активным использованием угля. Его мелкие частицы, оседая на поверхности Земли, делали ее более темной, из-за чего она активнее притягивала солнечный свет, а ледники, которые отражают свет, напротив, таяли, и все это приводило к повышению температуры. То есть, с одной стороны, мы нагрели планету, а с другой – это потепление позитивно сказалось на сельском хозяйстве, росте урожая, что способствовало урбанизации и росту экономики. То есть можно утверждать, что человечество сократило малый ледниковый период.
Олег Демидов: Мне кажется очень показательным примером извержение вулкана Уайнапутина в Перу в 1600 г. Оно привело к тому, что климат стал более холодным и именно на XVII в. пришлась самая суровая фаза малого ледникового периода, что сказалось на жизни и в Европе. В России, например, это время великого голода, Смутного времени. Этот пример показывает, насколько события в одной части света могут повлиять на жизнь людей далеко-далеко.
– Да, еще одно подтверждение того, что Земля у нас одна и климат общий. Наталия, вы говорили, что климатические перемены и их влияние на экономику в далеком прошлом плохо задокументированы. Но ведь мы видим корреляцию между улучшением климата и экономического положения в самые разные эпохи. Например, после 1000 г. началось потепление, и это время возрождения европейской экономики, роста населения и производительности сельского хозяйства, что в итоге внесло вклад в коммерческую революцию XIII в. В общем, оживала природа, а с ней и Европа. И наоборот, холодает, наступает малый ледниковый период, и это похолодание становится вычетом из экономического роста (см., например, The Economic Effects of Long-term Climate Change: Evidence from the Little Ice Age).
Н. Л.: Конечно, изменение климата оказывает гигантское влияние и на экономический рост, и на то, как общества устроены. Если растет сельское хозяйство, то растет и ВВП – как минимум потому, что оно входит в ВВП. Но помимо этого есть и другие эффекты: если растет производительность сельского хозяйства, значит, больше людей может заниматься производством не еды, а чего-то еще. Они могут переселяться в город, а урбанизация приводит к технологическому росту. Поэтому, конечно, потепление в ту эпоху способствовало экономическому оживлению.
Но есть и не столь очевидные каналы влияния, например, ухудшение климата может приводить к росту заболеваемости. Так, в дни сильной жарырастет смертность среди людей, у которых проблемы с сердцем или страдающих от респираторных заболеваний.
Но тут важно понимать, что дело не просто в том, стало теплее или холоднее, а в том, насколько температура приблизилась или отклонилась от климатического оптимума. Поэтому сейчас потепление, которое прежде приводило к росту производительности сельского хозяйства, влияет на нее негативно.
– А какие существуют оценки, во сколько глобальное потепление обходится экономике?
О. Д.: Есть достаточно много оценок. Например, Всемирный экономический форум подсчитывал, что каждый час экономика теряет из-за потепления $16 млн, а к 2050 г. будет ежегодно терять от $1,5 трлн до 3 трлн, включая расходы на поддержание инфраструктуры, сельского хозяйства, здоровье людей. Примерно 53% общего ущерба от экстремальных климатических событий обусловлено влиянием человека. Сегодня эксперты уже почти единодушны в том, что деятельность людей – основная причина глобального потепления.
Даже если удастся выполнить цели Парижского соглашения и ограничить потепление 1,5 градусами по Цельсию, все равно оно будет иметь огромные последствия. Например, даже при таком потеплении мы можем потерять значительную часть коралловых рифов, а из-за этого – от 20% всех морских обитателей. Разумеется, изменение климата ведет ксокращению плодородной земли – примерно на 20% к 2050 г. Таяние ледников приводит к выбросам метана, что еще больше разогревает атмосферу. В итоге Земля может выйти из состояния климатического равновесия, и мы уже в принципе ничего не сможем с этим сделать. Есть даже прогнозы, в которых температура повышается на 5 градусов по Цельсию к концу века, что будет иметь катастрофические последствия для большинства стран.
– А какие страны больше страдают от потепления? Интуитивно кажется, что чем страна более развита, тем она меньше зависит от сельского хозяйства и тем меньше должна страдать от потепления.
Н. Л.: Это очень интересный вопрос. С одной стороны, в странах рядом с экватором температура почти не меняется. С другой – там и без того высокая температура, поэтому и небольшое повышение температуры может сдвинуть ее в область, далекую от оптимума. В северных странах температура сильнее меняется, но и от критической границы они дальше.
Но действительно, чем страна богаче, тем ей проще адаптироваться к изменению температуры: у ее жителей есть кондиционеры, есть деньги на озеленение, на медицину и адаптацию экономики.
О. Д.: Конечно, бедные страны страдают сильнее– хотя бы потому, что там большие проблемы с обеспечением населения продовольствием. Но нельзя забывать, что современная система продуктов питания глобальная. За завтраком мы пьем кофе из Колумбии или чай из Индии, едим бананы или авокадо из Африки. А одно из ключевых последствий потепления – это уменьшение оптимальных для земледелия зон и,как следствие, урожая. Это приводит к росту цен, что также может ударить по отдельным слоям населения.
– Влияние потепления на страну еще ведь во многом зависит от того, где эта страна находится, причем не только южнее или севернее.
Н. Л.: Да, это влияние зависит от того, находится страна на побережье или внутри континента и насколько глубоко. Из-за потепления будут таять ледники, уровень моря поднимется, и находящиеся на побережье страны потеряют часть территории.
В статье 2021 г. Клаус Десмет и Эстебан Росси-Хансберг моделируют влияние климата на экономический рост, исходя из того, что это влияние различается и способности к адаптации тоже отличаются. Они показывают, что в каких-то странах среднее благосостояние упадет на 5%, будет много стран, где оно упадет на 10%, а некоторые страны Латинской Америки, Африки, Индия потеряют все 15%. Будут и выигравшие регионы – Канада, Гренландия, часть России, например, потепление улучшит условия для сельского хозяйства в Сибири.
Проблема еще в том, что страны, которые ждут наибольшие потери, – это еще и бедные страны, у которых нет ресурсов для адаптации. Мы же приспосабливаемся, в том числе с помощью технологий, к потеплению. Каким будет влияние технологий и какими они будут, мы не знаем. Но мы знаем, что во все времена основным механизмом адаптации было переселение в более благоприятные регионы, и его последствия мы можем моделировать. Согласно оценкам Десметаи Росси-Хансберга, к 2200 г. население части северных регионов России и Канады, на Аляске увеличится за счет миграции (рост до 81% по сравнению с базовым сценарием), а части стран Латинской Америки и Африки – сильно уменьшится (величина сокращения – до 66%). Они поясняют: мы не можем прогнозировать технологические изменения так далеко, а вот переселение мы можем моделировать.
– В прошлом такое переселение под воздействием климата приводило к конфликтам, менялась политическая карта мира, оно сметало целые государства.
Н. Л.: Именно так.
– А что показывают исследования о влиянии изменения климата на конфликты? Олег вспоминал XVII в., это самая суровая фаза малого ледникового периода, и это просто всеевропейский катаклизм, это Тридцатилетняя война, в России – Смутное время и восстания. Польша, Россия, Швеция, Франция, Испания, Голландия – все были охвачены войнами. В общем, Европа полыхала.
Н. Л.: Есть статья «Зима близко» Мурата Ийигуна, Натана Нанна и Нэнси Цянь (Winter Is Coming: The Long-run Effects of Climate Change on Conflict). Она показывает сильную корреляцию и причинно-следственную связь между похолоданием и ростом конфликтов на интервале 500 лет – между 1400 и 1900 гг. Когда из-за похолодания растет дефицит ресурсов, падает отдача от земли, то ее требуется все больше, и начинаются конфликты за территории. Так и сейчас отклонение от климатического оптимума приведет к конфликтам, известно, что засухи способствуют им.
Поэтому, когда читаешь все эти прекрасные экономические статьи, в которых анализируется адаптация к изменениям климата, моделируется переселение, возникает вопрос: а почему в расчетах не учтена стоимость конфликтов?
– Когда вы говорили об адаптации, я вспомнил слова героя фильма «Интерстеллар»: мы найдем выход, мы же всегда его находили.
– Н. Л.: Можно считать, что нашли, просто планету покинули. (Смеется.)
– Да, нам присуща способность выкручиваться и адаптироваться. Была очень интересная статья у Андреа Матранги из Chapman University, а в прошлом профессора РЭШ. Он пишет, что само зарождение сельского хозяйства тоже было ответом на климатический вызов: с одной стороны,закончился ледниковый период, но с другой – стала более ярко выраженной сезонность, что мешало выживать охотникам-собирателям. Поэтому стимул к хранению продуктов питания был высок.
Н. Л.: При этом сам переход от охоты и собирательства к выращиванию пищи не привел сразу к повышению качества жизни. Разнообразие пищи и количество калорий снизились, так как больше времени тратилось на получение пищи. Работали больше, а ели меньше. Качество диеты падало, качество жизни падало, мы знаем, что люди стали ниже ростом после перехода на сельское хозяйство. Конечно, возникает вопрос: а зачем же нужно было переходить к выращиванию пищи? И мне очень нравится эта гипотеза: нужно было смягчить перепады погоды.
– У Джареда Даймонда есть даже статья «Агрокультура: главная ошибка в истории человечества».
Н. Л.: С одной стороны, да, с другой – он же сам потом писал, что переход к сельскому хозяйству позволил евразийцам доминировать, например, европейцам – колонизировать полмира.
– Давайте как раз поговорим про географический детерминизм. Даймонд достаточно яркий его представитель. Да, он не пишет, что география и климат полностью все обусловливают, но показывает, что это важная отправная точка, определившая пути развития. В частности, он указывает на то, что Евразия – горизонтально вытянутый континент, поэтому сельскохозяйственные культуры быстрее распространялись. Африка и две Америки вертикально вытянуты, там много микроклиматов, что препятствовало распространению культур. И тот же Матранга пишет: «Закономерности сезонности 10 000 лет назад были одними из основных факторов, определяющими современное глобальное распределение урожайности сельскохозяйственных культур, этнических групп, культурных традиций и политических институтов». Как вы считаете, насколько до сих пор география влияет на развитие обществ помимо очевидных каналов, как, скажем, влияние на сельское хозяйство или близость к морю?
О. Д.: Конечно, влияние велико. Например, Китай – это пример монолитной страны, которая ограждена со всех сторон горами, а в центре – плодородная равнина. Эта особенность способствовала быстрому распространению технологий, в том числе сельскохозяйственных, что, в свою очередь, разгоняло рост населения. Китай – исторически самая стабильная в плане границ и самая населенная (сегодня уже наряду с Индией) страна в мире. Да, конечно, эта империя приходила в упадок, к XIX в. она сильно отставала от Европы, прошлый век был для Китая очень тяжелым, но Китай смог воспользоваться шансом, который ему дала глобализация, и использовать свои колоссальные человеческие ресурсы, чтобы вырваться в число ведущих экономик.
О проблемах экономики Китая читайте в статье GURU.
Н. Л.: Мне кажется, что сейчас влияние климатических факторов прослеживается через их влияние на институты. В известной статье «Поворот судьбы: роль географии и институтов в распределении доходов в современном мире»(Reversal of Fortune: Geography and Institutions in the Making of the Modern World Income Distribution) Дарон Аджемоглу, Саймон Джонсон и Джеймс Робинсон изучили, как менялось благосостояние европейских колоний, и пришли к выводу, что ускорению роста в них способствовали европейские институты. Они показали, что риски распространения заболеваний влияли на готовность европейцев заселять колонии и развивать там системы сельского хозяйства и рынки труда, которые были бы свободными, а не эксплуататорскими. Позитивный пример – США или колонии на восточном побережье Австралии, а там, где климат не подходил для заселения европейцами, в таких зонах, как африканский «пояс малярии», колонизаторы создавали систему экстрактивных институтов, чтобы просто выкачивать ресурсы.
Другой канал, через который климат влияет на общество, – это диета. Возьмем для примера картошку, которая попала в Старый Свет после открытия Америки. Ее влияние было колоссальным. Например, как показали Натан Нанн и Нэнси Цянь, распространение картофеля объясняет 25–26% прироста населения Старого Света с 1700 по 1900 г. и 27–34% роста урбанизации. Мы видим удачный пример сочетания питательного и неприхотливого продукта и благоприятных для его выращивания климатических условий.
– И еще институтов, которые способствуют внедрению новинок. Есть похожая статья про распространение кукурузы в Китае. Ей не удалось сыграть ту же роль, что картофелю в Европе, несмотря на ее распространение. Как пишут Шуо Чен и Джеймс Кай-Синг Кунг, экономический рост в Европе был обусловлен внедрением не просто одной новой технологии, а серии новых технологий, ведущих к демографическому переходу и формированию нового человеческого капитала.
О том, как экономисты исследуют историю, «Экономике на слух» рассказывал профессор РЭШ и старший преподаватель Университета Хельсинки Андрей Маркевич.
– А если поговорить о еще более глубинном влиянии климата? Еще в древности люди интересовались, как природа влияет на общества. Например, китайский мыслитель и политик VIII–VII вв. до н. э. Гуань Чжун считал, что крупные реки влияют на характер народов, что быстрые и извилистые реки делают людей неотесанными и воинственными. Гиппократ полагал, что азиаты менее воинственны из-за умеренного климата без перепадов погоды. Ибн Хальдун, арабский Адам Смит, живший еще в XIV в., утверждал, что почва, климат и пища определяют, ведут люди кочевой или оседлый образ жизни, а также их обычаи. Шарль Луи де Монтескье отводил большую роль влиянию климата. Многие историки писали, что резкие перепады погоды, короткая посевная повлияли на формирование не только российской экономики, но и характера:неготовность ждать, нетерпимость к неопределенности, фатализм, одновременная способность к мобилизации. А вот что писал Василий Ключевский: «Ни один народ в Европе не способен к такому напряжению труда на короткое время, какое может развить великоросс; но и нигде в Европе, кажется, не найдем такой непривычки к ровному, умеренному и размеренному, постоянному труду, как в той же Великороссии». Интуитивно кажется очевидным, что климат влияет на мировоззрение. Как удается изучать эту связь?
Н. Л.: Мне кажется, что влияние происходит через те же институты. Например, если климат и география позволяют произвести достаточно еды без координации большого числа людей, если перепады температуры невелики и вы более-менее уверены в стабильном урожае, то это будет способствовать индивидуализму в культуре. И напротив, там, где неопределенность велика и требуются усилия многих людей, там институты будут направлены на расширение координации, будут возникать социальные нормы, связанные с альтруизмом, направленные на формирование коллективной подушки безопасности.
О. Д.: Естественно, климат, география, экология влияют на экономику непосредственно и косвенно – через культуру и институты. Мы можем это наблюдать даже при общении с людьми разных стран: жители в северных странахболее закрытые, южане более расслабленные и дружелюбные.
– Недавно эксперты МВФ выпустили исследование, в котором показали, что, для того чтобы удержать рост температуры в пределах 1,5–2 градусов и достичь углеродной нейтральности к середине века, нужно к 2030 г. сократить выбросы углекислого и других парниковых газов на 25–50% по сравнению с 2019 г. Однако официальные обещания стран предполагают сокращение всего на 11%. Насколько геополитика и фрагментация могут усложнить сейчас эту безусловно общую борьбу с потеплением, с экологическими вызовами?
Н. Л.: Хороший вопрос. Как вы сказали, нужна координация, и то, что происходит в мире сейчас, вряд ли способствует этой координации. С ней есть проблемы даже в более мирное время. Как мы говорили, климат очень по-разному влияет на разные страны. Если страна не чувствует, что ее климат так уж сильно меняется, а от нее требуют очень сильно ограничить выбросы, то у нее возникает вопрос: «А почему мы должны как бы платить за остальные страны?» Более богатые страны, у которых есть ресурсы для адаптации, тоже могут сказать: «А зачем нам платить за остальные страны снижением экономической активности, когда мы можем сами решать проблемы, адаптируясь к изменениям?» Есть группа бедных стран, которые говорят: «Извините, но нам надо развиваться, нам нужна дешевая энергия. Вы, богатые, получали дешевую энергию во время индустриальной революции, построили богатое общество, а теперь говорите нам, что мы так делать не можем». Получается, есть небольшая группа стран, которая может себе позволить инвестиции в зеленые технологии, может снижать выбросы, не снижая экономическую активность. И есть страны, которые не могут себе позволить такое замещение. И возникает проблема безбилетника, когда одни страны рассчитывают, что другие оплатят решение экологических проблем.
Помимо этого возникает вопрос: допустим, все договорились, но кто будет обеспечивать выполнение договоренностей? Как наказать такую страну, которая нарушит договоренности? Санкциями? Но и тут возникает проблема безбилетника, потому что одни страны, допустим, ограничат себе в том числе в ущерб торговлю с нарушающей климатические соглашения страной, а другие не захотят этого делать, потому что им это невыгодно.
– Есть такой кнут, как европейское углеродное регулирование, который как раз стимулирует, вынуждает озеленяться.
Н. Л.: Да, но увеличение налогов или введение новых – это политически сложная вещь, и сегодняшний углеродный налог слишком низкий, чтобы серьезно повлиять на снижение выбросов. Об этом пишет и нобелевский лауреат, автор самых известных моделей о влиянии климата на экономику Уильям Нордхаус: по его мнению, углеродный налог и близко не подошел к оптимальному уровню. Я считаю, что внутристрановая политика субсидирования зеленых инвестиций работает не менее эффективно, чем налоги. Но при этом политически это намного проще.
– Олег, а вы что скажете про такой кнут, как европейское регулирование?
О. Д.: Европа, безусловно, лидер в плане инструментов движения к климатическим целям. И странам, которые хотят торговать с Европой, придется с этим считаться. Кроме углеродного налога есть другие виды регулирования, скажем, сейчас вводится законодательство об ограничении ввоза семи продуктов, напримерговядины и пальмовых масел, если их производство связано с вырубкой лесов. Под этот контроль подпадет импорт примерно на 75 млн евро. Я вижу, как разные рыночные игроки предпринимают достаточно серьезные усилия, чтобы в связи с этим регулированием изменить свои цепочки поставок, пытаются мотивировать производителей внедрять ESG-практики.
С этого года все европейские компании, в которых работает более 250 человек, будутобязаны отчитываться по своему углеродному следу вне зависимости от типа бизнеса. Конечно, это дополнительные расходы. Но компании, которые покажут себя пионерами в этом движении, могут рассчитывать на лучшее отношение со стороны потребителей, инвесторов, смогут увеличивать свою долю на рынке.
О том, как меняются потребительские предпочтения и как бизнес учитывает эти изменения, в выпуске «Экономики на слух».
Большую роль играют инвесторы. 40% исключений из портфелей крупных инвесторов обусловлено влиянием компаний на окружающую среду и климат. Я смотрел статистику по венчурному рынку. Естественно, 2023 год был очень неудачным, рынок упал примерно на 50%. Но климатический сектор, где представлены климатические технологии, упал меньше – примерно на 40%. Общие инвестиции в климатический сектор за первые три квартала составили порядке 9 млрд евро. Цифра не кажется очень большой, но, по мнению многих экспертов, примерно 40% будущих «единорогов» – компаний с миллиардной оценкой – будут из климатического сектора.
Очень много примеров классных технологий – от автомобилей, самолетов, которые ездят и летают на водороде, до установок по прямому извлечению углекислого газа из атмосферы и превращению его во что-то полезное. Один из примеров – швейцарская компания по извлечению парниковых газов Climeworks, которая «подняла» $650 млн в последнем раунде. Всего компания «подняла» уже более $800M.
Это очень интересное направление, поскольку, скорее всего, далеко не все страны смогут достичь нулевого углеродного следа к 2050 г. И технологии по прямому извлечению углекислого газа из атмосферы будут ключевыми: придется ставить очень много установок, которые будут компенсировать негативное влияние выбросов. Это одна из горячих тем на рынке. Илон Маск пообещал приз той компании, которая сможет сделать эту технологию в масштабируемом виде, и сейчас порядка 100 компаний конкурируют за этот приз.
– Давайте поговорим про Россию. Последние 40 лет потепление в России происходит быстрее, чем в среднем в мире. И тем не менее в новой недавно утвержденной климатической доктрине содержится не самая амбициозная цель – достижения углеродной нейтральности до 2060 г. Россия, по выражению министра экономического развития Максима Решетникова, избрала мягкий путь углеродного регулирования, максимально комфортный для ведения бизнеса. Ну и в целом, если посмотреть на прошлую политику, экономический рост всегда оказывался важнее экологии. Как вы оцениваете российскую углеродную политику?
О. Д.: Я мало что мог бы добавить к словам Максима Решетникова. Каждая страна выбирает свой подход с учетом экономических и социальных соображений и ограничений. У Китая тоже цель достигнуть углеродной нейтральности к 2060 г. Да, это не вписывается в Парижское соглашение. Но Россия не единственная страна, которая ставит целью достичь углеродной нейтральности за пределами 2050 г.
