.png)
В последние месяцы все чаще можно услышать о перегреве российской экономики. Эти слова повторяют и председатель ЦБ Эльвира Набиуллина, и президент Сбербанка Герман Греф. Но что кроется за этими предупреждениями, чем чреват для экономики перегрев и как он связан с экономическими циклами? Об этом «Экономика на слух» поговорила с профессором РЭШ Валерием Чернооким. Он вспоминает об истории циклов, начиная с библейских сюжетов, объясняет, почему современная наука не принимает теории перепроизводства Карла Маркса или волн Николая Кондратьева и вообще не считает, что в экономике что-то предопределено. GURU рассказывает об этом подкасте.
Артур Арутюнов
Деловые циклы, которые иногда называют волнами, – это колебания экономической активности. Экономисты выделяют две основные фазы деловых циклов: периоды подъема и периоды рецессии, или спада.
Еще в глубокой древности люди заметили, что на смену благополучным годам приходят трудные времена и к ним нужно готовиться заранее. Можно вспомнить библейский сюжет о сне фараона про семь тучных коров и семь тощих коров, про семь полных колосьев и семь тощих колосьев. Толкователь снов Иосиф объяснил владыке Египта, что тучные коровы и полные колосья символизируют семь лет изобилия и процветания – на экономическом языке фазу подъема. Тощие же коровы и колосья олицетворяют собой семь лет голода – фазу рецессии. Иосиф советует фараону использовать годы изобилия для создания запасов зерна, чтобы пережить голод (одна из теорий перехода человечества к сельскому хозяйству связана именно с резкими переменами погоды, которые приводили к голоду).
Одним из первых циклических кризисов современного периода экономического роста называют Панику 1825 года. В результате промышленной революции в Великобритании и последовавшего за ней экономического роста и развития финансовых рынков увеличились спекулятивные инвестиции, в том числе в латиноамериканские долговые бумаги. Когда «пузырь» на рынке ценных бумаг лопнул, начались банкротства банков и предприятий, массовые увольнения, сокращение производства и спад торговли.
Похожий кризис несколькими годами ранее произошел в США. После войны с Англией 1812–1815 гг. Штаты переживали быстрый рост. За счет новых переселенцев активно увеличивалось население, росли торговля и спекулятивные инвестиции в сельское хозяйство (особенно в выращивание хлопка) и недвижимость. Банки активно кредитовали такие вложения, и, когда цены на недвижимость упали, возникла цепная реакция: сразу несколько банков объявили о банкротстве. Выполнявший функции центробанка Второй банк США снизил кредитование, что привело к панике на фондовом рынке и в конце концов к падению экономики США.
Оба этих кризиса отличает то, что впервые спад не был вызван войной, эпидемией или природными катаклизмами вроде засухи. Рецессии были спровоцированы чрезмерно активным кредитованием, бурным инвестированием и крахом финансовых рынков.
У Национального бюро экономических исследований (National Bureau of Economic Research, NBER) есть строгое определение рецессии – это падение экономической активности. В нем указаны три основные характеристики. Первая – глубина падения, которая показывает, насколько сильно снизился ВВП. Вторая – длительность падения. И последняя – диффузия – говорит о том, насколько широко спад распространился по экономике.
При рецессии спад должен быть значимым, в отличие от небольших колебаний длительным, а не несколько месяцев и должен охватывать не отдельные отрасли или регионы, а всю экономику. Более простое правило говорит о том, что рецессия – это падение ВВП в течение двух кварталов и более. В США почти все рецессии удовлетворяют этому правилу, но бывают и исключения, как, например, спад экономики во время коронакризиса.
Более широкое понятие – кризисы. Они не всегда связаны с деловыми циклами и могут быть вызваны структурными проблемами в экономике, например связанными с демографией, высокой зарегулированностью экономики, вмешательством государства. Самый известный пример – Советский Союз, долгие годы находившийся в застое. О Японии говорят, что ее экономика потеряла десятилетия развития начиная с 1990-х из-за структурных проблем: стареющее население, множество зомби-банков и зомби-компаний, низкая производительность и т. д.
Еще один пример структурного кризиса – евросклероз в Европе в 1970-х гг. Чрезмерное вмешательство государства в экономику и высокие налоги сильно подавляли экономическую активность и тормозили рост. Он оставался низким вплоть до реформ 1980-х и 1990-х гг.: устранения торговых барьеров между членами ЕС, введения евро, снижения налогов и других инициатив.
Сигналом о будущих проблемах может быть и резко ускорившийся рост, который может привести к перегреву экономики – состоянию, когда предложение не поспевает за спросом.
Международный валютный фонд выделяет следующие общие признаки перегрева:
● высокая инфляция;
● низкая безработица;
● разрыв между фактическим и потенциальным объемом производства;
● высокие реальные процентные ставки;
● высокий уровень производства по сравнению с предыдущими годами;
● рост кредита, цен на жилье и стоимости акций.
Все эти индикаторы связаны между собой. Например, если предложение долго не поспевает за спросом, то разгоняется инфляция, за ней растут инфляционные ожидания и зарплаты, что приводит к дальнейшему ускорению роста цен. В конечном итоге финансовые власти могут потерять контроль над инфляцией и она достигает очень высоких значений (об инфляционной спирали читайте здесь и здесь).
Сегодня в России налицо основные признаки перегрева. Безработица на рекордном минимуме – 2,6% в мае. Быстро растут зарплаты, что давит на цены. Годовая инфляция в июне ускорилась до 8,6%. Высокая инфляция и очень низкая безработица – это прямые сигналы перегрева экономики, отмечает Черноокий. Российский рынок труда характеризуется значительным перегревом, который усиливался в первой половине года, пишут аналитики ЦБ в бюллетене «О чем говорят тренды» (не отражает официальную позицию Банка России): «Возможности расширения предложения труда ограничены негативными демографическими тенденциями. Такая ситуация провоцирует рост зарплат темпами существенно выше производительности труда, что создает дополнительные проинфляционные риски».
В I квартале российский ВВП вырос аж на 5,4% в годовом выражении, а Всемирный банк уже дважды за полгода повышал оценку темпов роста экономики России на 2024 г. – сначала с 1,3 до 2,2%, а потом до 2,9%. «Значительный положительный разрыв выпуска» констатировали члены совета директоров Центробанка на последнем заседании по ключевой ставке 7 июня, т. е. фактический рост ВВП выше потенциального. Расширение экономики в сочетании с ускорением роста цен указывает как минимум на сохранение перегрева в экономике, пишут аналитики ЦБ.
Чтобы предотвратить это, государство в целом – не только центробанк, но и фискальные власти тоже – должно сдерживать рост спроса, говорит Черноокий, но российские власти действуют иначе. Если ЦБ сдерживает рост спроса за счет повышения ключевой ставки, то правительство действует в противоположном направлении, увеличивая расходы бюджета, который остается дефицитным, хотя и умеренно. В 2024 г. правительство планирует повысить дефицит – до 2,12 трлн руб. (1,1% ВПП).
Одним из первых ученых, заинтересовавшихся такими колебаниями, был швейцарский экономист Жан де Сисмонди. Он был социалистом, выступал за поддержку малого бизнеса и рабочего класса. Сисмонди первым начал исследовать феномен экономических циклов и кризисов. В работе «Новые начала политической экономии» он рассматривал кризис 1825 г. как проявление циклического характера капиталистической экономики и утверждал, что кризисы перепроизводства неизбежны при капитализме из-за дисбаланса между производством и потреблением.
Большую роль в теории циклов и перепроизводства сыграл Карл Маркс, также считавший, что кризисы заложены в самой системе капитализма. Его логика была такова: капиталисты, стремясь к более высокой прибыли, наращивают инвестиции, это приводит к тому, что норма прибыли падает, и в конце концов к перепроизводству. Сегодня его идеи о неминуемости кризиса капиталистической системы и о кризисах перепроизводства не поддерживаются экономическим мейнстримом.
Многие экономисты XIX и XX вв. пытались найти цикличность и периодичность в фазах деловой активности. В России наиболее известны волны [Николая] Кондратьева, который считал, что существуют циклы длиной 45–60 лет. Также выделяют волны Саймона Кузнеца по 15–25 лет, Клемана Жюгляра по 7–11 лет и совсем короткие циклы Джозефа Китчина по 3–5 лет.
Эти подходы также устарели. Циклы больше не рассматриваются как нечто заложенное в структуру экономики. Современные экономисты рассматривают их как случайные колебания, периодичность которых непредсказуема.
Например, Кондратьев объяснял волны в развитии экономики появлением, внедрением и развитием новых технологий, таких как паровой двигатель, электричество, двигатель внутреннего сгорания. Но проблема в том, что эти циклы очень длинные, их сложно выделить из реальных данных, они зашумлены множеством факторов.
Есть такая шутка: если вы видите молодого человека в костюме, который наблюдает за женщинами из окна, не судите о его аморальности, говорит Черноокий, вполне возможно, это трейдер, который хочет узнать, что творится на фондовом рынке. Речь идет об одном из самых необычных показателей, которому уже почти 100 лет, – индексе длины юбок. Якобы во время роста экономики и рынков юбки становятся короче, соответственно, короткие юбки сигнализируют о надвигающейся рецессии. Другой подобный индикатор – индекс небоскребов. Якобы существует корреляция между строительством высотных зданий и экономическими циклами.
В реальности оба эти индекса мало что предсказывали, замечает Черноокий. Хотя после завершения Второй мировой войны экономика находилась на стадии бума, длина юбок резко увеличилась. Высота небоскребов с точки зрения статистической теории тоже не предсказывает дальнейшего падения выпуска. Это в какой-то мере одновременный показатель, говорит Черноокий: во время бума появляются крупные инвестиционные проекты, в том числе строительные.
Реальных индикаторов надвигающейся рецессии не так много. В развитых странах, прежде всего в США, часто используют два показателя. Первый – инверсия кривой доходности – показывает разницу между доходностями краткосрочных и долгосрочных государственных облигаций. В обычной ситуации чем больше времени до погашения, тем выше доходность. В преддверии кризиса часто происходит инверсия кривой: доходность краткосрочных бумаг обгоняет долгосрочные. Обычно так рынок реагирует на надвигающуюся рецессию.
Однако это может быть ложным сигналом. Доходность долгосрочных облигаций может снижаться потому, что люди ожидают снижения не экономической активности, а инфляции, объясняет Черноокий. Например, сейчас инфляция в развитых странах относительно высокая и именно поэтому ставки выросли. Так что к прогнозам на основе инверсии кривой доходности стоит подходить осторожно.
Другой индикатор – это избыточная премия по корпоративным облигациям (Excess Bond Premium, EBP), по которой можно определить аппетит инвесторов к риску. EBP показывает разницу между фактической доходностью облигаций и ее оценкой на основе кредитного риска. Непосредственно перед кризисом, обычно за несколько кварталов, этот показатель начинает расти. То есть аппетит к риску падает, и инвесторы менее охотно вкладываются в рисковые активы. И это может сигнализировать о том, что экономика войдет в стадию рецессии.
Оба показателя не хрустальный шар, они не предсказывают кризис со 100%-ной вероятностью. Но по крайней мере они показывают, что вероятность кризиса резко возрастает.
В развивающихся странах ситуация сложнее, потому что их экономики сильно отличаются. Единого индикатора для всех не существует. Например, странам, которые зависят от внешней торговли и имеют высокий долг в иностранной валюте, очень важно иметь большой резервный фонд. Если валютные резервы сокращаются, значит, центральный банк пытается поддерживать курс за счет продажи валюты. Это может сигнализировать, что скоро произойдет девальвация национальной валюты, и это вызовет кризис в экономике.
