Подпишитесь на рассылку
«Экономика для всех»
и получите подарок — карту профессий РЭШ
Мы продолжаем знакомить читателей с наиболее интересными, по мнению профессоров РЭШ, выпускными квалификационными работами. О своей работе рассказывает Анастасия Хроменко, выпускница программы Совместного бакалавриата РЭШ и ВШЭ, научный руководитель – профессор Шломо Вебер.
В социальных науках существует такое понятие, как «социальный капитал». На портале GURU есть подкаст c участием выпускника РЭШ Максима Ананьева, где он подробно рассказывает про этот термин. Кратко можно определить социальный капитал как совокупность социальных связей в обществе и их качество. Чем он выше, тем более крепкие отношения между людьми, тем чаще они склонны доверять друг другу и тем большую ответственность перед обществом они ощущают.
Такие свойства общества сильно влияют на модели поведения внутри него. В частности, интересно, как социальный капитал влиял на мобильность в первые месяцы пандемии. В этот период пандемия и изоляция еще не успели значительно повлиять на социальные связи в обществе. А значит, можно понять, насколько сильно социальный капитал помогал людям решать возникшую проблему роста заболеваемости с помощью добровольной самоизоляции.
Но оказалось, что исследования на разных уровнях показывают различный эффект. Наблюдения внутри США, Италии и Германии демонстрировали положительный эффект социального капитала на самоизоляцию в первые месяцы с начала пандемии. Механизм казался довольно естественным. Поскольку люди живут в более сплоченном сообществе, они чувствуют большую ответственность за защиту других людей, а также более интенсивно контактируют с другими людьми. Это увеличивает их стимулы защищать как себя, так и окружающих, поэтому они чаще остаются дома.
Однако исследование Токера Доганоглу и Эмре Озденорена на уровне стран демонстрирует положительную корреляцию между социальным капиталом и мобильностью людей в начале пандемии. Для объяснения ученые приводят теоретическую модель, в которой в качестве защиты от вируса люди могут и носить маски, и оставаться дома. В результате они делают вывод о том, что более высокий социальный капитал помогает людям поддерживать норму ношения масок в общественных местах. За счет этого становится безопаснее выходить из дома. Поэтому люди в обществах с высоким социальным капиталом и могут позволить себе чаще отказываться от самоизоляции.
Мне показалось, что последний механизм подменяет понятия социального капитала и конформизма. Конформность человека – это то, что заставляет его подстраиваться под социальные нормы, чтобы не чувствовать себя «иным». Так как ношение маски – это некоторый публичный акт, то отклонение от социальной нормы будет вызывать эмоциональные издержки внутри человека и подталкивать его к соблюдению этой нормы. Так, например, при поездке в свой родной город я продолжала по привычке носить маску, но ощущала некоторое давление общества, из-за того что там маски носили в разы реже, чем в Москве.
Замечу, что эффект от социального капитала работает через чувство ответственности, а не через желание «быть как все». Однако, как подчеркивает Шалом Шварц в своей статье, конформизм и социальный капитал положительно скоррелированы. Это и могло вызвать появление статистической положительной взаимосвязи между социальным капиталом и мобильностью, в то время как положительной причинно-следственной связи могло и не быть.
В своей работе я развиваю модель взаимодействия людей в условиях пандемии, включая туда социальный капитал и конформизм. Агенты могут выбирать, хотят они остаться дома либо выйти из него. Во втором варианте им необходимо дополнительно решить, будут они надевать маску или нет. После того как все агенты совершат этот выбор, мы можем оценить полезность всех людей. В такой модели социальный капитал увеличивает страдание индивида от факта заражения его сограждан, а конформизм – моральные издержки от отклонения в социальной норме ношения масок.
Естественным результатом стало то, что в обществах с более высоким уровнем конформизма люди чаще носят маски, а более высокий социальный капитал увеличивает долю общества, которая выбирает вариант остаться дома. Эта модель также дала мне возможность оценить, как оптимальный ответ правительства должен зависеть от уровня конформизма в обществе. Включив в модель возможность введения локдауна, я вывела, что конформность общества может заместить строгость антиковидных мер. Действительно, если общество самостоятельно может поддерживать высокий уровень ношения масок, то правительство может позволить большую свободу перемещения своим гражданам.
Таким образом, в своей работе с помощью включения в исследование конформизма у меня получилось привести два эффекта социальных характеристик общества на самоизоляцию к общему знаменателю. Измеренная положительная корреляция между социальным капиталом и мобильностью просто отражала эффект от конформизма, в то время как в соответствии с остальными исследованиями социальный капитал продолжал подталкивать людей к добровольной самоизоляции.
Это подчеркивает важность изучения конформности человека. Литература по этой теме не столь развита, как, например, в области социального капитала. Так, для своей работы мне приходилось самостоятельно продумывать, как именно оценивать уровень конформизма в странах для эмпирической части. Но наше желание «быть как все» может сильно искажать наше поведение и закреплять в обществе полезные или вредные нормы. Поэтому исследование того, каким образом конформизм влияет на нас, и создание общей методики его измерения могут подсказать нам пути более эффективного управления обществом и увеличить понимание его механизмов.