.png)
«Дюна» Фрэнка Герберта — популярное среди экономистов произведение, в котором они находят множество социальных сюжетов. Среди них — борьба за ресурсы. Мир «Дюны» сражается за специю меланж, без которой невозможны межзвездные полеты. В итоге меланж стал проклятьем для планеты, на которой его добывали, причиной войн во вселенной и рычагом давления на галактические власти. Фабула, в которой ресурс превращается в оружие, знакома и людям на Земле. Почему сегодня это ошибочная стратегия, показывают на примерах профессор Сиднейского университета, выпускник РЭШ Владимир Тяжельников и главный редактор портала РЭШ GURU Филипп Стеркин.
Это совместный проект Российской экономической школы и издания N + 1. В предыдущих циклах мы писали о нобелевских лауреатах по экономике и разбирались в терминах институциональной теории. В новой мини-серии мы посмотрим на экономические теории в литературных произведениях — в предыдущем тексте мы писали о связи импульсивности и финансов у героев Стефана Цвейга.
Культовый фантастический роман «Дюна» затрагивает широкий спектр тем: от религии и судьбы до геополитики и экологии. Неудивительно, что экономисты, социологи и политологи находят в выдуманном мире Герберта много ассоциаций с реальной жизнью. Так, известный экономический историк Марк Кояма признавался, что его самая скачиваемая в базе препринтов SSRN научная статья посвящена «Дюне».
Сюжет романа вращается вокруг двух могущественных домов Харконенн и Атрейдес, пытающихся установить контроль над Арракисом, бедной пустынной планетой. На бедность ее обрекает собственное богатство — добываемая на Арракисе специя меланж. Этот уникальный ресурс повсеместно используют для межзвездных путешествий и сложных вычислений. Для планеты специя обернулась проклятьем, поскольку власти галактической империи заинтересованы лишь в выкачивании из нее сырьевой ренты, ограничивая развитие Арракиса и оставляя его почти безжизненным. Ведь вода (которая все-таки есть на планете) уничтожает меланж, что ставит под угрозу экономическую стабильность галактики и благополучие колонизаторов.
Картина весьма знакомая нам и по далекой, и по близкой истории. Что можно назвать «специей» землян? Какие страны и регионы, обладавшие уникальными ресурсами, оказывались в центре мирового соперничества? И есть ли хоть что-то в истории борьбы за такие ресурсы, что может внушить оптимизм?
Классический пример земного меланжа — те же пряности. Торговля ими началась еще в древнем мире и играла важнейшую геополитическую роль на протяжении столетий, достаточно сказать, что погоня за ними открыла эпоху Великих географических открытий и европейской колонизации. Охватить все многообразие сюжетов невозможно даже в целой книге, но есть среди них эпизод, очень похожий на «Дюну».
В XVI веке мускатный орех и гвоздика были ценнейшими пряностями, которые выращивали только на Молуккских островах Индонезийского архипелага. Сперва эти острова контролировала Португальская империя, но то, что один может захватить, другой всегда может отобрать — в этом проявляется слабость системы, основанной на контроле ресурсов. Как Харконнены потеряли контроль над Арракисом, так и португальцы утратили контроль над островами пряностей: после голландско-португальской войны 1601–1661 годов, эти земли перешли под контроль голландцев. Эта война между Португальской империей и голландскими Ост-Индской и Вест-Индской компаниями за контроль над колониями, подобно галактическим войнам из космических опер, велась буквально по всей планете. Участие частных корпораций только усиливает сходство с романом Герберта.
Вид на Пулау-Ран (остров Ран) в море Банда с индийскими кораблями и другими судами на рейде
Unknown author / Wikimedia Commons / Public Domain
Соперничество двух держав принесло много горя местному населению. После установления контроля над островом Банда в 1621 году, Ост-Индская компания устроила массовую резню, а многих выживших обратила в рабов и отправила на плантации мускатного ореха. Стремясь сохранить монополию, голландцы ограничивали доступ к островам и жестко контролировали производство и экспорт.
В истории колоний такая политика подавления и разграбления оставила тяжкий след (и позорный в истории колонизаторов), но не менее долгосрочный урон нанесли институты, которые европейцы оставили в наследие многим колониям. Как утверждают недавние нобелевские лауреаты Дарон Аджемоглу, Саймон Джонсон и Джеймс Робинсон, в регионах, которые не подходили колонизаторам для постоянной жизни, европейцы учреждали институты, позволявшие максимально выкачивать ресурсы из владений. Так и контролировавшие Арракис элиты стремились лишь наладить добычу и экспорт специи на пустынной планете. Более того, колонизаторы — и вымышленного Арракиса, и реального мира — могут намеренно сдерживать развитие своих «ресурсных придатков». Модель, построенная экономистами Стергиосом Скапердасом и Константиносом Сиропулосом, показывает, что странам, обладающим военной мощью, выгодны слабые и зависимые от них экспортеры.
Но эксплуатация ресурса не может быть вечной. На Земле монополия на торговлю пряностями растворилась в веках: глобализация торговли, утечка семян, ослабление мощи Голландии и рост влияния Великобритании — все это существенно снизило отдачу от издержек, связанных с борьбой за пряности. А к XIX веку они вовсе потеряли статус предмета роскоши.
Не только конфликты за ресурсы делают Арракис похожим на Землю. На написание «Дюны» Герберта вдохновила борьба покоренных народов за свободу, а именно Арабское восстание 1916–1918 годов. Герой этой войны Лоуренс Аравийский стал одним из прототипов Пола Атрейдеса, главного героя романа. Арабское население Аравийского полуострова стремилось свергнуть власть одряхлевшей Османской империи. Это движение активно поддержала сверхдержава того времени Британия, у которой были экономические интересы в регионе: нефть, заменявшая уголь в качестве важнейшего источника энергии, и контроль над Суэцким каналом, стратегическим транспортным узлом.
Со временем роль нефти все больше росла, чего нельзя сказать о ее цене — она, оставалась на удивление стабильной — всего 1–2 доллара за баррель. Тому есть причина: ведущими потребителями были богатые и могущественные страны, а производителями — преимущественно бедные. Ситуация начала меняться во второй половине XX века. В 1960 году Саудовская Аравия, Иран, Ирак, Кувейт и Венесуэла объявили о формировании организации стран — экспортеров нефти (ОПЕК). Эти государства, а также впоследствии присоединившиеся к ним Катар, Индонезия, Ливия и Объединенные Арабские Эмираты, контролировали более половины мировой добычи нефти. Ограничивая добычу ископаемого, ОПЕК получил возможность влиять на ее мировую цену и использовал этот рычаг не только для роста прибыли, но и для международного давления. Самым ярким примером стал нефтяной кризис 1973 года, когда страны ОПЕК и поддержавшие их Египет и Сирия объявили эмбарго на поставки нефти США и странам Западной Европы — это привело к многократному росту цен на нефть до 13 долларов за баррель. Позже из-за шока 1979 года стоимость барреля подскочила до 40 долларов.
Коммерческая нефтяная скважина в Саудовской Аравии, 1938 год
Unknown author / Wikimedia Commons / Public Domain
Нефть сделала Ближний Восток центром притяжения и противостояния разных держав. Однако ситуация развивалась по отличному от Арракиса сценарию. ОПЕК сумела превратиться во влиятельного игрока, а региону нефть помогла ощутимо разбогатеть. Да и более сильные страны уже не напоминают жестоких Харконненов. Но ключевое отличие между вымышленным и реальным миром — роль, которую играет сам ресурс: меланж незаменим для мира «Дюны», чего нельзя сказать про нефть. На Земле развитие технологий и распределение контроля над ресурсами, позволяют снижать зависимость даже от них, что и показали последовавшие за нефтяным шоком 1980-е. Снижение потребления нефти, споры между членами ОПЕК, разработка собственных месторождений развитыми экономиками, повышение ими своей энергоэффективности, ценовые войны, наращивание поставок нефти из СССР — все это привело к обрушению котировок нефти.
Непрямым следствием нефтяного кризиса 1973 года и последующей политики ОПЕК, взявшей на себя роль «нефтяного регулировщика», стала сланцевая революция в США. Желание США обрести энергетическую независимость привело к разработке технологии фрекинга. Так к 2018 году США стали крупнейшим производителем нефти в мире, а возможность ОПЕК влиять на мировые цены уменьшилась.
Пример нефти показывает, что более богатые и сильные страны всегда стремились снизить зависимость от ресурсов более бедных и слабых и взять их под контроль, а если это невозможно или невыгодно, то найти им замену — полную или частичную. Возможно, отчасти поэтому развитым государствам нет смысла захватывать ресурсы, как поступали власти империи в «Дюне» или голландцы в XVII веке. Однако технологическое развитие, снижающее зависимость от одних ресурсов, создает новые формы зависимости от других.
Зеленый переход и попытки сократить потребление нефти привели к появлению новых бутылочных горлышек и критически важных ресурсов. Например, на Демократическую Республику Конго (ДРК) приходится 60 процентов мировой добычи кобальта — ресурса, необходимого для производства литий-ионных батарей. В ДРК, одной из беднейших стран планеты, сходятся интересы частных корпораций Китая и стран Запада. Как и в эпоху пряностей, добыча кобальта сопровождается эксплуатацией и нарушением прав человека, а в 2024 году правительство Конго подало в суд на Apple за незаконную добычу кобальта в восточных регионах страны.
Добытчики кобальта в Демократической Республике Конго
The International Institute for Environment and Development / Wikimedia Commons / CC BY 2.5
Но так ли незаменим кобальт из ДРК? И что еще важнее: стоит ли рассчитывать на незаменимость ресурса? Ответ дает экономическая теория и подтверждающий ее опыт Китая, который и сам является одним из важнейших добытчиков редкоземельных металлов. Еще в 1848 году Джон Стюарт Милль предположил, что страны, обладающие ценными ресурсами, могут ограничивать их экспорт с помощью тарифов или квот, чтобы создать искусственный дефицит на мировом рынке и повысить цены на эти ресурсы. Этот классический довод из учебников по международной торговле можно проиллюстрировать множеством примеров из истории. Однако стратегия экспортных ограничений не всегда приносит выигрыш. Так, Николас Калдор в 1940 году предположил, что экспортные тарифы и квоты могут быть не лучшим решением, если приводят к торговой войне, а Гарри Джонсон обосновал этот аргумент. Харви Лапан добавил вывод, что экспортные ограничения могут бумерангом ударить по вводящей их стране — например, привести к непропорциональному увеличению производства за рубежом и снижению мировых цен на ресурс.
Именно это и показал пример Китая. В 2010 году, когда на долю страны приходилось 97 процентов мировой добычи редкоземельных металлов, Китай объявил об экспортных квотах на них, что привело к быстрому росту цен вплоть до 600 процентов на некоторые позиции. В 2015 году Всемирная торговая организация признала такую политику неправомерной, и Китай снял экспортные ограничения. К этому времени цены на большинство редкоземельных металлов вернулись к прежнему уровню, а доля Китая в мировой добыче значительно уменьшилась, поскольку выросла добыча в других странах, в частности в США и Австралии. Этот пример еще раз показывает, что уникальные на первый взгляд ресурсы не настолько уникальны, как меланж из мира «Дюны», и могут производиться где-то еще, если товар становится слишком дорог или того требуют стратегические интересы.
Совсем свежий пример дает нам вовсе не природный, а технологический ресурс — производство полупроводников. Без них не выполнить сложные современные вычисления, как без меланжа не отправиться межзвездные полеты в «Дюне». Это ключевой элемент, без которого невозможно современное развитие техники: от бытовой до военной. Сейчас это бутылочное горлышко мировой экономики, поскольку 60 процентов производства микрочипов приходится на Тайвань.
Уникальное положение в мировой экономике вводит Тайвань в зону интересов двух сверхдержав, Китая и США, и ситуация кажется нестабильной. Сходство между Тайванем и Арракисом усиливет и то, что обе страны полагаются на импорт иностранного оборудования. Так, тайваньский мегапроизводитель полупроводников TSMC импортирует литографическое оборудование, производимое голландской компанией ASML, де-факто монополистом на этом рынке, — таким образом, за одним бутылочным горлышком мировой экономики находится другое.
Как относительно слабый собственник ресурсов может защитить их и себя от захвата? На помощь может прийти торговля (хотя принцип make trade not war не всегда спасает). Стергиос Скапердас и Константинос Сиропулос показывают, что странам, которые не могут защитить свой важный ресурс военными методами может быть выгодно выбирать торговую политику, благоприятствующую их вооруженному соседу, чтобы сделать торговлю относительно более выгодным вариантом по сравнению с войной. Получается, что по-настоящему независимую торговую политику могут проводить страны, способные защитить свои ресурсы в случае военного конфликта.
При всей жестокости борьбы за уникальные ресурсы история внушает осторожный оптимизм: хотя норма прибыли по-прежнему остается топливом для конфликтов, со времен погони за пряностями, человечество научилось находить альтернативы как уникальным ресурсам, так и бойне за них. Будем надеяться, что история «Дюны», где локальный конфликт на одной маленькой планете перерос в глобальную войну, не станет пророческой. В конце концов, для самого Арракиса ключевым ресурсом была вовсе не специя меланж, которая уходила на экспорт, а совсем не уникальный ресурс — вода, и этот ресурс доступен всем.
