.png)
Всякий раз после решения центробанка о ставке аналитики принимаются обсуждать, что скрывается за его формулировками. Но несмотря на «трудности перевода», центробанки все активнее стараются достучаться не только до искушенной, но и до широкой публики. Задача не из легких – нужно быть одновременно простым и предельно точным. О том, какую роль это общение играет в монетарной политике и в какой мере «тон делает музыку», рассуждали участники Просветительских дней РЭШ, выпускники нашей школы – зампред ЦБ Алексей Заботкин, профессор и ректор РЭШ Антон Суворов и профессор РЭШ Олег Шибанов. GURU рассказывает об их дискуссии.
Филипп Стеркин
«Для большинства руководителей центральных банков коммуникация с общественностью подобна высадке на незнакомой планете, многие там вообще не бывали», – писали известный экономист Алан Блайндер, бывший зампредседателя ФРС, и его соавторы в работе с говорящим названием «Коммуникация центрального банка с широкой аудиторией. Обещания или ложная надежда?». Большую часть своей истории центробанки провели за закрытыми дверями, считая молчание или невнятное бормотание лучшей формой коммуникации. «Если вам показалось, что я выразился достаточно ясно, вы неверно меня поняли» – эти знаменитые слова Алана Гринспена, руководившего ФРС 19 лет, четко отражали суть коммуникации центробанков (хотя именно при нем ФРС начала повышать прозрачность своих действий).
Политика закрытых дверей должна была ограничивать реакцию рынков на решения ФРС и защищать ее свободу действий, вспоминала в 2013 г. Джанет Йеллен, руководившая ФРС в 2014–2018 гг., а до этого возглавлявшая подкомитет по коммуникациям FOMC (Комитет по операциям на открытом рынке ФРС). Ситуация начала меняться после мирового финансового кризиса. От политики «никогда не объяснять» ФРС пришла к мысли, что, по выражению Йеллен, «объяснение – это и есть политика». И хотя, как заметил во время Просветительских дней РЭШ Антон Суворов, экономисты привыкли больше доверять делам, а не словам, исследования подтверждают, что и слова срабатывают.
Ценность слов центробанка, даже непроизнесенных, наглядно демонстрирует история одного пресс-релиза ФРС. В нем не было ни решения изменить ключевую ставку, ни новых слов о состоянии экономики, но из него исчезли слова о «продолжительном периоде», во время которого ФРС всего лишь «может» сохранять политику неизменной, рассказывал в колонке для GURU профессор Антверпенского университета Константин Егоров. Это привело к росту ставок на рынке и дорого обошлось федеральному бюджету.
Российскому ЦБ тоже приходилось убеждаться, как его неверное понятые слова могут привести к негативным последствиям. Один из примеров – ошибки в коммуникации в начале 2024 г. Они, по признанию ЦБ, внесли свой вклад в то, что инфляция недостаточно замедлилась в ответ на ужесточение денежно-кредитной политики (ДКП). «Наш прогноз предполагал снижение ставки вслед за замедлением инфляции, но многие восприняли его так, что мы будем снижать ставку в любом случае. И это мотивировало людей и бизнес не снижать спрос на кредиты», – говорила председатель ЦБ Эльвира Набиуллина. Прогнозы траектории ставки не обязывают ЦБ придерживаться этой траектории при любых обстоятельствах, напоминает Алексей Заботкин, меняются условия – меняется и прогноз.
Зачем же центробанки все активнее говорят не только с аналитиками, привыкшими различать тонкие нюансы их коммуникации, но также с бизнесом и с населением? Одна из ключевых причин – таргетирование инфляции требует, чтобы население и бизнес доверяли политике ЦБ, их инфляционные ожидания были заякорены и не слишком завышены. Это увеличивает эффективность ДКП и позволяет центробанку менее резко менять ставку.
Главное сообщение, которое доносит любой центробанк, – он будет добиваться, чтобы инфляция была близка к целевому уровню, подчеркивает Заботкин. От того, насколько люди доверяют центробанку и считают, что он «стоит на страже низкой инфляции», во многом зависит долгосрочное финансирование. Согласно январскому опросу фонда «Общественное мнение», 44% опрошенных сказали, что доверяют Банку России. «Мы недалеко от глобальных центральных банков», – отмечает Заботкин. Доверие – это рычаг и чем оно больше, тем большую отдачу будут иметь и действия, и слова центробанка, констатирует Суворов.
Свои слова Банк России доносит активно и разными способами. До 2014 г. он ограничивался строчкой пресс-релиза о том, какой будет ставка, вспоминает Заботкин. Сегодня это и подробный пресс-релиз, и пресс-конференция, и резюме обсуждения ставки; проводятся встречи с аналитиками, журналистами и представителями бизнеса; используются соцсети. В разработанном сотрудниками Банка России индексе прозрачности центральных банков для широкой аудитории (BATI) российский ЦБ на 4-м месте из 20 с 17,31 балла из 37 возможных.
В развитых экономиках была и другая причина роста роли «слов»: после кризиса 2008–2009 гг. центробанкам уже некуда было снижать ставки. И невозможность действовать они компенсировали разговорами, указывая, какой ДКП собираются придерживаться, – политика forward guidance, или «заявления о намерениях» (подробнее – в статье «Эконс» «Одиссей, оракул и центральные банки»). Если ФРС купит ценные бумаги на $10 млрд, но участники рынка будут ждать, что она скоро продаст их, то действия ФРС мало повлияют на экономику, отмечала Йеллен.
Важны, конечно, не просто слова, а слова о будущих действиях, подчеркивает Олег Шибанов: «Чтобы снизить неопределенность, центральный банк говорил: я долго буду держать ставки низкими, потому что инфляция пониженная, безработица высокая, и я буду исправлять ситуацию доступными мне способами». Всплеск инфляции с 2021 г., по его мнению, – «это результат того, что ФРС пыталась заговорить проблему».
Слова действительно не могут заменить действия, но могут серьезно поддержать их, «при прочих равных эффекты ДКП проявятся быстрее и, соответственно, амплитуда цикла ставки будет несколько меньше», отмечает Заботкин: «Насколько меньше? Зависит от большого количества факторов, в частности от заякоренности инфляционных ожиданий». Он вспоминает, как в 2020 г. во время самого жесткого локдауна Набиуллина проводила пресс-конференции каждую неделю, а в 2022 г. коммуникация вкупе с повышением ставки до 20% позволила купировать риски финансовой стабильности буквально за несколько дней.
Более свежий пример – в июне 2024 г. ЦБ сохранил ставку на уровне 16%, но допустил возможность ее повышения, если инфляционное давление будет нарастать. После этого ставки и по депозитам, и по кредитам росли. В июле ЦБ в итоге повысил ключевую ставку до 18%, но рынок это повышение уже отыграл, замечает Заботкин: «Это пример впередсмотрящей коммуникации, которая позволяет экономическим агентам подстроиться под ДКП».
Иногда, признает Заботкин, «лучшая коммуникация – это молчание». Поэтому перед решениями по ключевой ставке центробанки объявляют неделю тишины, а ФРС – две недели. Исследования показывают, что финансовые рынки избыточно чувствительны к любой информации от центрального банка накануне решения, объясняет он, поэтому, чтобы не создавать лишнюю волатильность и суматоху на рынках, центробанку в эти дни лучше молчать.
Исследования подтверждают, что инфляционные ожидания людей достаточно сильно реагируют на получаемую информацию, указывает Суворов, но нужно учитывать страновую специфику. Он сослался на рандомизированный эксперимент, который он проводил вместе с профессором РЭШ Герхардом Тевсом, о влиянии разных нарративов на то, как люди относятся к климатическим изменениям. Они использовали методику большого исследования гарвардского экономиста Стефани Станчевой и ее соавторов, которое проводилось в 20 странах. Оказалось, что результаты по России отличаются от усредненных результатов в исследовании Станчевой.
Заботкин видит специфику России в ее многолетнем опыте высокой инфляции и гиперинфляции 1990-х. Период низкой инфляции был недолгим (2016–2019 гг.) и сменился шоком пандемии ковида, а затем геополитическим шоком, сопровождаемыми высокой инфляцией – выше целевых 4%. За 35 лет было 5 лет от силы, когда граждане ощущали, что цены меняются незначительно, говорит Заботкин, результат – высокие и незаякоренные инфляционные ожидания. «Это требует при прочих равных большей реакции ключевой ставки и ДКП на рецидивы высокой инфляции, – признает Заботкин. – В конечном счете цена недостаточно заякоренных инфляционных ожиданий, – это более высокий уровень процентных ставок и более дорогая стоимость капитала в экономике».
Существовавшие у экспертов опасения, что общество будет слишком сильно реагировать на сообщения центрального банка, не подтверждаются, писала в статье на «Эконс» Алина Евстигнеева, руководитель направления департамента ДКП ЦБ, которая занимается исследованиями в области коммуникации: «Опасения современных центральных банков скорее связаны с тем, что их голос не расслышат». Опасения обоснованны. Только 60% респондентов понимают, что такое инфляция, следует из опроса, проведенного Организацией экономического сотрудничества и развития в 26 странах. А 57% американских домохозяйств считают, что повышение ставок ФРС ведет к росту инфляции.
Чтобы их «расслышала» разная аудитория, центробанки используют «многослойную» коммуникацию. Так, каждый важный документ о ДКП Банк России выпускает в нескольких версиях: короткая – для широкой аудитории и более длинная, насыщенная техническими подробностями, – для профессиональной. Это создает новый вызов – не допустить противоречий в сообщениях для разной аудитории и найти баланс между доступностью информации и ее корректностью, говорит Заботкин.
Несмотря на уже достаточно большой опыт, центробанки все еще учатся. Это лишь начало построения диалога с обществом, констатирует Евстигнеева. Чтобы сделать его более эффективным и говорить с широкой аудиторией на понятном ей языке, центробанки буквально соревнуются в креативности, придумывая все новые способы коммуникации – от популярных видеороликов и участия в ток-шоу до клипов в стиле регги и комиксов. Набиуллина, например, рассказывала об инфляции, готовя салат оливье в телеэфире.
Важны не только слова, но и тон руководства центробанков. Работа Юрия Городниченко из Калифорнийского университета в Беркли и его соавторов показала, что тон глав ФРС влияет на рынки и инфляционные ожидания. Самым позитивным был Бен Бернанке (2006–2014 гг.), самым негативным – действующий председатель ФРС Джером Пауэлл (с 2018 г.), а Йеллен (2014–2018 гг.) была где-то посередине. How can a Fed Chair not be an actor? («Как глава ФРС может не быть актером?»), перефразировали авторы цитату Рональда Рейгана.
А насколько актерами приходится быть руководителям Банка России? Действительно, центральные банкиры должны быть эмпатичны, говорит Заботкин, «но я бы не сказал, что пресс-конференции центральных банков – это очень эмоциональное мероприятие». «Безусловно, когда председатель центрального банка стремится донести, что действия будут решительными, как, например, в 2022 г. <…> наверное, это подается более безапелляционно, чем в ситуации, когда ставка длительное время не меняется, – рассуждает он. – Но мне кажется, что это отражение самого решения и обсуждения внутри совета директоров, нежели сознательно срежиссированная актерская игра».
C искусственным интеллектом (ИИ) и LLM-моделями центробанки экспериментируют весьма широко, говорит Шибанов, но в области коммуникации это пока вспомогательный инструмент, никак «не судья в последней инстанции». Попытки поручить LLM упростить резюме обсуждения ставки приводят к ожидаемому результату, рассказывает Заботкин: модель убирает все важные нюансы, которые тщательно выверялись, о которых спорили. «Почему? Потому что конкретная тема релевантна сейчас, а LLM – это обобщенное знание и усредненный эксперт», – объясняет он.
Перспективное направление исследований – использование LLM-агентов для тестирования новых коммуникаций, говорит Заботкин: «Мы можем обучить несколько агентов с определенными взглядами и экономическими знаниями, натренировать их, а затем просить эту группу роботов интерпретировать материалы, которые мы генерируем». Экономисты все более активно изучают эти реакции ИИ. Так, Джон Хортон из школы менеджмента Слоуна Массачусетского технологического института провел серию экспериментов, проверяя, как языковые модели, homo silicus, имитируют человеческое поведение и какие установки влияют на их решения. «Он пришел к выводу, что LLM способны вести себя так же, как и люди, особенно когда они наделяются определенными установками, такими как стремление к справедливости или эгоизм», – рассказывал «Экономике на слух» профессор РЭШ Дмитрий Дагаев. А исследование Али Голи и Амандипа Сингха из Университета Вашингтона показало, что модели в целом оказались нетерпеливее людей.
