.png)
Изменения климата и стихийные бедствия с каждым годом увеличивают риски для глобальной экономики. При этом модели, предсказывающие их влияние на экономику, не всегда выдерживают проверку данными. Это показало исследование, обсуждавшееся на научной конференции РЭШ. Катастрофические землетрясения в Турции и Сирии только подтвердили необходимость более точного прогнозирования экономических последствий природных катаклизмов. GURU рассказывает об исследованиях по этой проблеме: как реагируют на стихийные бедствия и потепление валютные курсы, производство, экспорт и как экономика зависит от температуры.
Екатерина Сивякова
Исследование Галины Хейл, профессора факультета экономики Калифорнийского университета в Санта-Крузе, об оценке влияния климатических рисков на экономику было подготовлено для ежегодной конференции МВФ. Хейл хотела понять, действительно ли климатические риски повлияли на реальные обменные курсы (относительные цены отечественных и иностранных товаров) так, как это предсказывала модель.
Ответ на этот вопрос помогает понять, полностью ли рынки учитывают риски, связанные с увеличением частоты и серьезности стихийных бедствий из-за изменения климата. «Если ответ «нет», то возможны быстрые изменения относительных цен и, как следствие, сдвиги в экономической активности», – пишет Хейл.
Количество стихийных бедствий за 120 лет увеличилось. Эта цифра растет не только из-за изменения климата, но и потому, что все больше стран отчитывается об этих катастрофах, подчеркнула Хейл. Хотя некоторые страны – в основном африканские – до сих пор не обнародуют такую информацию. По данным исследовательницы, в 1900-е – 1930-е гг. о бедствиях сообщали только 25 стран, а в 1990-е гг. – 2021 г. – уже 193 страны. «Сложность оценки последствий изменения климата связана с тем, что современные явления не похожи на те, что наблюдались в прошлом. Из-за этого трудно говорить, что прошлое помогает предсказать будущее», – признала Хейл на конференции РЭШ.
Она использовала модель, предложенную экономистами Эммануэлем Фархи и Ксавьером Габэ в 2015 г. в работе «Редкие стихийные бедствия и обменные курсы». Они исходили из гипотезы, что реальный обменный курс отражает ожидания будущих доходов экономики. Это определяет колебания обменных курсов, процентных ставок, валютных опционов и фондовых рынков.
Хейл проверила модель Фархи – Габэ на данных по 47 странам более чем за 50 лет (1964–2019 гг.). Учитывался не только год катастрофы, но и следующий, чтобы обменный курс успел отреагировать. Главный итог ее исследования – реальность разошлась с моделью, а рынки, возможно, недооценивают природные риски. Модель предсказывает относительно небольшое, но устойчивое снижение реального курса «рисковых» валют (т. е. тех, что с большей вероятностью обесценятся) после катаклизмов. Проверка на данных показала, что эффект только временный.
«Для меня это плохие новости: это означает, что рынки на самом деле недооценивают климатические риски, учитывая увеличивающуюся частоту и цену этих бедствий. И поэтому, если однажды рынки поймут, что они должны [иначе] оценивать эти риски и что это не просто случайное увеличение периодичности стихийных бедствий, мы сможем увидеть переоценку, которая будет быстрой и из-за этого потенциально опасной [некорректной]», – объяснила Хейл.
Недостаточно внимания бизнес уделяет климатическим рискам и при планировании инвестиций. В другом исследовании Хейл вместе с коллегой по университету Грейс Вейши Гу показала, что многонациональные корпорации не учитывали геофизические и климатические риски, принимая решения о своем присутствии в разных странах. Впрочем, внимание международных компаний к климатически обусловленным рискам начало расти после Парижского соглашения по климату 2015 г.
Работы экономистов показали, что природные катаклизмы по-разному сказываются на экономике и эти эффекты различаются в зависимости от развития экономики, госполитики и эффективности институтов.
Так, Эрик Стробл из Бернского университета и Сандрин Каблан из Университета Париж – Эст-Кретей, исследовав влияние тропических циклонов в малых островных развивающихся государствах, выяснили, что реакция реального обменного курса зависит от макроэкономической политики в стране. При режиме плавающего курса валюта обесценивается, что помогает экономике оправиться от шока.
А Дэниэл Осбергхаус из Центра европейских экономических исследований им. Лейбница (ZEW) обнаружил, что температурные изменения сильнее сказываются на экспорте, чем на импорте. Стихийные бедствия тоже негативно влияют на экспорт, а вот импорт может уменьшаться, увеличиваться или вообще не реагировать на катастрофы. Последствия сильнее для стран со слабыми экономиками и институтами.
Исследование Бенджамина Джонса из Келлогской высшей школы менеджмента Северо-Западного университета и Бенджамина Олкена из Массачусетского технологического института тоже показало, что повышение температуры бьет по бедным странам сильнее, чем по богатым. В бедной стране повышение температуры на 1 °C в год снижает темпы роста экспорта на 2–5,7 процентных пунктов, а в богатых такого не происходит. Особенно страдают экспорт сельскохозяйственной продукции и товаров легкой промышленности, а вот влияние на тяжелую промышленность гораздо меньше. При этом колебания температуры бьют не только по экономике бедных стран – в них растет и политическая нестабильность, показалиДжонс и Олкен в другом исследовании вместе с Мелиссой Делл из Массачусетского технологического института.
Габриэль Фельбермайр из Австрийского института экономических исследований и Жасмин Грешль из Института экономических исследований при Мюнхенском университете разделили влияние разных типов стихийных бедствий. Оказалось, что бедные страны скорее страдают от геофизических катастроф, а богатые – от метеорологических. Международная открытость и работа демократических институтов снижают негативное воздействие стихийных бедствий, пишут экономисты.
Маршалл Берк из Стэнфордского университета, Соломон Сян из Калифорнийского университета Беркли и их коллега Эдвард Мигель в опубликованной в 2015 г. работе показали, как общая производительность в экономике зависит от температуры – достигает пика при среднегодовой температуре 13 °C и резко снижается при более высоких температурах. Эта заметная на глобальном уровне взаимосвязь не менялась с 1960 г. и характерна и для богатых, и для бедных стран. Исследователи также предложили пересмотреть принципы моделирования экономических потерь в ответ на изменение климата. «Если общества будут продолжать функционировать так же, как в недавнем прошлом, <…> глобальный экономический рост сократится, а существующее глобальное экономическое неравенство, возможно, усилится», – пишут авторы.
