10 вопросов о российской экономике

14.04.2023

Что произошло с российской экономикой – почему ей удалось избежать обрушения, почему ее не ждет сильный рост и где сосредоточены главные риски? О том, как происходит новая перестройка, «Экономика на слух» побеседовала с Олегом Шибановым, профессором РЭШ, руководителем Центра макроэкономических исследований «Сбера», и Софьей Донец, главным экономистом «Ренессанс Капитала». Россия сохранила сырьевую модель экономики, что не так уж и плохо, объясняют они, куда большей проблемой стали бы ее милитаризация и отказ от рынка. Этого не случилось. Дальше многое будет зависеть от бюджета, конкурирующего с бизнесом за ресурсы, от выбора модели развития, а еще от того, будет ли у бизнеса, выражаясь языком Джона Мейнарда Кейнса, animal spirits (англ. - дух жизнерадостности) или же им овладеет уныние. GURU в 10 вопросах рассказывает о ситуации в экономике

 

Филипп Стеркин

 

Низко сидишь – не больно падать?

Олег Шибанов: Почему аналитики, предрекая российской экономике глубокое падение в 2022 г., так сильно ошиблись (спад составил 2,1%. – GURU)? Были переоценены зависимость страны от импорта и ее вовлеченность в мировые цепочки добавленной стоимости. Оказалось, что эта зависимость не так уж велика, а российский экспорт – в основном нефть, газ, металлы, зерно – не так сильно зависит от санкций в данный момент. Если бы российская экономика была сильнее встроена в международные рынки, была более диверсифицирована и производила более сложные товары, т. е. если бы вместо нефти мы поставляли смартфоны, то нам пришлось бы гораздо хуже. 

Софья Донец: Мы, наверное, недоучили матчасть. Явления, которые нам казались нетипичными, например бурное укрепление рубля или ограниченный спад ВВП, по большому счету скорее типичны для стран, против которых вводились санкции, а среди них много как раз сырьевых экономик. Ограничить импорт санкциями удается, но сырье продолжает просачиваться на мировые рынки. Это приводит к существенному укреплению реального курса валюты и в моменте ограничивает спад ВВП.

Впрочем, и падать было неоткуда. В 2020 г. российская экономика вошла не после бума, а после долгих лет вялого роста или стагнации. Рекордный с 2008 г. рост в 2022 г. на 5,6% был все же восстановлением после спада в пандемию на 2,7%. Поэтому в общем и целом мы подошли к 2022 г. после пяти лет политики, которую я называю «большая стабилизация». Эту стабильность мы оплатили темпами роста, в чем, впрочем, не уникальны. Замедление роста – это глобальный феномен.

Подробнее об итогах 2022 г. читайте здесь.

 

Так ли уж сильно бюджет поддержал экономику в 2022 г.? 

О. Ш.: Когда происходит структурная перестройка, государство, разумеется, играет ключевую роль. Но нельзя сказать, что оно слишком сильно помогало экономике в 2022 г., дефицит федерального бюджета по отношению к ВВП был меньше, чем в 2020 г. (2,3% ВВП против 3,8%). К тому же важно не только то, сколько потратил бюджет (расходы превысили первоначальный план почти на 7,5 трлн руб.), но и на что именно потратил.

С. Д.: Эти дополнительные 7,5 трлн руб. были потрачены в основном на оборону и правопорядок. Социальные расходы были проиндексированы на инфляцию (составила 11,9%), а остальные в основном снижались, в том числе на национальную экономику. Поэтому бюджетная политика в 2022 г. была скорее сдерживающей, чем поддерживающей, во всем, что лежит за пределами оборонных секторов и других силовых статей расходов

Россия сейчас тратит около 7% ВВП на оборону и безопасность, это рекорд в новейшей истории. И хотя сравнивать очень сложно, но это много даже в сравнении со странами, которые ведут конфликты за пределами своей территории. В среднем по миру это 2% ВВП, в 2022 г. Россия вошла с силовыми расходами в 2,5 раза выше – 5% ВВП. Сейчас они на пике, после которого, вероятно, последует снижение, но не ясно, какими темпами: обычно госрасходы остаются высокими на протяжении всего конфликта и как минимум год после его окончания. Поэтому, по-видимому, для бюджета это скорее марафон, чем спринт.

 

Прогнозы на 2023 г.

О. Ш.:

 - Курс валюты очень тяжело предсказывать, поскольку очень много факторов на него влияет. Прогноз – 70–80 руб./$ с ослаблением к концу года. 

 - Инфляция. Выражу личное мнение (у нас в команде разнообразие точек зрения), что инфляция к концу года будет, возможно, ниже 4,5%.

 - Зарплаты. Рост зарплат уже в конце прошлого года начал постепенно опережать инфляцию (замедлилась в марте до 3,5% г/г, а к 10 апреля до 3,15% г/г. –  GURU). Но я не жду бурного роста реальных зарплат в этом году. В России доходы примерно такие же, как и 10 лет назад, хотя ВВП рос в среднем на 1,5% в год. При этом постепенно исчезает средний класс: бедность снижается, но вымываются люди со средними заработками.

 - ВВП. Ждем роста в диапазоне от 0 до 1%, но все же роста. 

С. Д.: Мой прогноз очень близок к прогнозу Олега, поэтому я не буду повторяться и скажу о рисках для базового сценария. 

Для рубля главным риском остаются сырьевые цены. Если нефть сильно подешевеет, то это транслируется в ослабление рубля до уровня выше 80 руб./$, что, в свою очередь, внесет вклад в ускорение инфляции. Но пока сценарий просадки мировых цен маловероятен, поскольку на цены сильно влияют производители нефти – тандем ОПЕК и России.

Другой риск – эндогенный, т. е. психологические факторы. Даже если деньги есть, не обязательно появится желание их тратить. В ситуации неопределенности бизнес выбирает, инвестировать или нет, население – потреблять или нет. Потому что, если над вами нависает туча черного дня, вы к нему начинаете готовиться. Эта накопленная усталость от неопределенности может привести к тому, что вместо роста в диапазоне 0–1% экономика может упасть на 1–2%. Эти эндогенные риски гораздо серьезнее внешних, связанных с возможной рецессией в мире. 

Наконец, многое будет зависеть от фискальной политики – расходов, дефицита, налоговой нагрузки.

 

Что происходит с бюджетом?

С. Д.: Бюджет на 2023 г. остается стимулирующим, но он стимулирует только некоторые отрасли. Треть запланированных расходов федерального бюджета – на оборону и безопасность. 

В целом Россия вошла в этот кризис с достаточно сбалансированным бюджетом: при цене нефти около $40/барр. был бы умеренный дефицит 1,5% ВВП. Это примерно цена обслуживания госдолга, который Минфин рефинансировал. При профиците мы пополняли ФНБ, при дефиците – распечатывали его. Но поскольку базовая цена была очень низкой, то обычно дефицита не было.

От этого достаточно сбалансированного бюджета мы перешли к ситуации, когда расходы стали превышать доходы на 2% ВВП, а нефтегазовые доходы упали после бурного роста в 2022 г. Есть три варианта решения бюджетных проблем:

 - увеличить заимствования. У нас супернизкий госдолг, и при дефиците даже 3–4% ВВП внутренний рынок достаточно долго может финансировать значительную его часть; 

 - сократить расходы (что осложняется электоральным циклом) или дождаться, пока отпадет необходимость в высоких оборонных расходах; 

 - повысить налоги. Последним наиболее серьезным системным повышением налогов было увеличение НДС с 18 до 20%. Кроме того, постоянно варьировалась нагрузка на сырьевой сектор.И, на мой взгляд, увеличивать налоговую нагрузку на сырьевые секторы справедливо: это все-таки рента. Кроме повышения налогов есть еще один вариант – продолжать увеличивать их собираемость: такое тихое увеличение налоговой нагрузки уже дало бюджету примерно столько же, а то и больше, чем повышение НДС на 2 п. п.

О. Ш.: Вероятно, в этом году дефицит бюджета будет выше официального прогноза. Но хотя закон о бюджете предусматривает дефицит на ближайшие три года, я думаю, что при необходимости Минфин довольно быстро сбалансирует бюджет. В России почти всегда так было.

Если же налоги будут повышаться, то, думаю, это будет выглядеть как стремление к социальной справедливости. Уже были эксперименты с повышением НДФЛ для узкой категории обеспеченных людей, и они могут продолжиться. Что касается бизнеса, то мне не кажется, что после 2023 г. государству придется активно искать, на какие бы отрасли повысить налоги.

 

Запустило ли государство печатный станок?

О. Ш.: Покупка Банком России замороженных международных резервов не является эмиссией, поскольку это покупка активов, которые Минфин изъял в виде налогов из экономики и потом вывел, разместив в иностранных активах за рубежом. И теперь он продает Центральному банку права требования на эти активы.

 

Что экономике с расходов на оборону?

С. Д.: Мнения ученых относительно вклада госрасходов на оборону в экономический рост разделились. Одни считают, что мультипликатор у этих расходов меньше, чем у других, поскольку они не оказывают долгосрочного позитивного влияния на экономику, другие эксперты утверждают – что он выше, чем, например, у социальных расходов, поскольку в оборонное производство вовлечена длинная цепочка добавленной стоимости и в основном используется внутренняя продукция. 

О. Ш.: Оценки разнятся, но у расходов на оборону обычно довольно хороший мультипликатор, во многих исследованиях он превышает единицу. Впрочем, я бы не решился утверждать, что старые оценки могут применяться к новым обстоятельствам.

 

Произошла ли милитаризация экономики?

О. Ш.: Если государство длительное время тратит значительную часть собранных налогов на безопасность и оборону, это очень сильно меняет экономику. Это показал пример Советского Союза, и думаю, что планов вернуться к такой экономике ни у кого нет. Хотя многие данные засекречены, мы видим, что те отрасли, которые, казалось бы, должны стать явными бенефициарами роста оборонных расходов, ими не стали. Да, обрабатывающая промышленность упала не так сильно, в том числе металлургия (на 1,3 и 3% соответственно). Да, драйвером становится строительство, и, наверное, часть этой стройки относится к безопасности, но мы не можем точно сказать, какая именно. 

С. Д.: Милитаризации экономики, к счастью, не случилось – она остается рыночной, что и помогло ей выдержать в 2022 г. удар санкций. И это то, что вселяет в нас надежду, и это то, что вселяет в нас страх, поскольку развилку мы не прошли. Милитаризация – это основной риск.

 

В чем отличия от прежних кризисов?

С. Д.: Большое отличие этого кризиса от предыдущих – бум инвестиций, которые в 2022 г. поразительным образом выросли на 4,6%. Конечно, большую роль сыграл госзаказ, но и частный бизнес тоже вкладывал, в том числе в жилую стройку, поддержанную программой льготной ипотеки, а также в подстройку к новым условиям. Из-за смены поставщиков компаниям приходилось инвестировать в новые производственные линии, логистические цепочки и т. д. Часть этих инвестиций была осуществлена в 2022 г. и не «переедет» в 2023 г., часть продолжится. Но какая часть, зависит не столько от стоимости заимствований, сколько от желания бизнеса вкладывать в развитие. В инвестициях главный вопрос не кто даст денег на новый завод, а кто купит произведенную на нем продукцию. Когда рынок закрыт и бурно не растет, когда демография – королева наук – ухудшается, когда внешние рынки закрываются, когда очень сложно повышать производительность, то развитие будет очень вялое.

Другая особенность 2022 г. – никогда еще в истории России импорт не восстанавливался так быстро после кризиса. К началу 2023 г. импорт достиг уровня годичной давности. Понятно, что сыграло роль повышение цен на импорт, но и поставки восстановились. Это произошло по двум основным причинам. Во-первых, большая доля импорта приходится на госпотребление. Во-вторых, сыграло роль невероятное укрепление рубля в 2022 г. (который уже успел очень сильно ослабеть). 

Это стремительное восстановление импорта показало, что импортозамещение до некоторой степени фантом. Конкурентоспособность российской рабочей силы не повысилась, поэтому мы не можем конкурировать по стоимости труда, по крайней мере если рубль не уедет ближе к 100 руб./$. 

 

Не вытеснит ли государство частный бизнес?

О. Ш.: Вытеснение происходит, когда государство, занимая под высокий процент, лишает частный бизнес доступа к ресурсам для инвестиций. Этого мы не наблюдаем на рынке долга, хотя доходность ОФЗ и правда повышенная, а размещения в 2022 г. были запредельными. Но я думаю, что стабилизация ставок, которая уже происходит, постепенно перейдет в снижение ставок и поэтому вытеснения частного бизнеса с рынка долга не случится.

Другое дело, что компании могут не захотеть инвестировать в условиях, если рост экономики будет до 1%, а внешние рынки будут закрываться. 

С. Д.: Я бы сказала, что вытеснение все-таки будет происходить. Доходности по ОФЗ находятся так высоко, что корпорациям приходится платить большую премию, чтобы привлечь деньги. А банковское кредитование смещается в сторону льготных программ. 

Кроме рынка долга государство и бизнес конкурируют на очень жестком рынке труда. Мы оказались в ситуации, когда из-за дефицита рук никто не боится потерять работу. Можно сказать, что уехавшие из страны «оплатили» страховку от потери работы оставшимся. В такой экономической ситуации страшно что-то менять: люди не торопятся оставлять прежнюю работу, компании – увольнять, потому что не уверены, что наймут кого-то лучше. Повторюсь, мы не вошли в кризис в состоянии перегрева, это касается и рынка труда: Россия уже 10 лет находится в ситуации, когда компаниям все сложнее нанимать сотрудников. В то же время не дефицит работников является ключевым препятствием для роста экономики – не настолько он может быть бурным, чтобы рук не хватало. Ну а дефицит средне- и низкоквалифицированной рабочей силы можно будет закрыть с помощью миграции из Средней Азии.

 

Какие есть варианты будущих равновесий?

О. Ш.: Если государство не будет давить на бизнес, если сохранится рынок, не изменятся внешние обстоятельства, то при таком инерционном сценарии экономику и дальше ждет потенциальный рост на 1–1,5%.

Мне кажется, что мировая рецессия, банковские кризисы теперь влияют на Россию лишь краткосрочно и только через сырье. Почти не осталось других каналов существенного влияния на российскую экономику. Куда более серьезные вызовы, чем падение цен на нефть, – это доступность технологий, ситуация на рынке труда и развитие отношений с торговыми партнерами. Если мы перестанем получать технологии, перестанем развиваться так, как это было раньше во многих отраслях, хотя бы потребительского спроса, то для экономики это будет огромной проблемой. 

С. Д.: Россия в трудной ситуации: мы развивающаяся, молодая экономика и одновременно мы экономика со стареющим населением, как в Европе. И при этом мы не перестали быть сырьевой экономикой, а рубль не перестал быть сырьевой валютой, он стал даже более сырьевой валютой, потому что влиявшие на курс инвестиционные потоки почти исчезли, остались только торговые (а это в первую очередь продажа нефти и газа). К тому же бюджетное правило хотя и было восстановлено, но совсем в другом виде: оно в меньшей степени, чем прежде, сглаживает зависимость рубля от цены нефти.

В принципе, на экспорте сырья можно строить стратегию. Но у нее есть большие издержки. Сырьевые экономики медленно занимаются реформами. Страна, которая так сильно полагается на производство сырья, получает зависимость от внешнего рынка.

Мое основное опасение – как бы мы не оказались в новых 1970-х – 1980-х. Если экономика будет закрываться, пытаться производить все свое и милитаризироваться, если будет увеличиваться роль государства, то мы можем оказаться в новых 1990-х, когда собственный капитал неконкурентоспособен, и при открытии рынка экономика тоже окажется неконкурентоспособна. В такой ситуации экономика будет либо дальше закрываться, чтобы зарубежные производители не вытеснили внешних, либо страна открывается, пытаясь развиваться на руинах накопленного капитала, как в хаосе 1990-х.