.png)
Многие выдающиеся результаты, полученные экономистами, даже нобелевскими лауреатами, порой воспринимаются с недоумением: мол, это и так очевидно, за что тут премию давать? За что именно получают признание первооткрыватели очередной «житейской мудрости», объясняет Константин Егоров, профессор Антверпенского университета и выпускник РЭШ.
Не прошло, кажется, и минуты с того момента, как премия по экономике памяти Альфреда Нобеля была присуждена Дарону Аджемоглу, Саймону Джонсону и Джеймсу Робинсону за «исследования о формировании институтов и их влиянии на благосостояние», как злые языки начали обсуждать, что премию присудили «не пойми за что», ведь всем и так ясно, что «хорошие институты – это хорошо, а плохие – плохо», да и вообще более 30 лет назад Нобеля за это уже дали Дугласу Норту. То же было и в прошлом году, ведь все и так знали, что «непросто быть женщиной на рынке труда», и уж тем более два года назад, когда премию дали за «открытие» того, что «не стоит допускать коллапса банковской системы». Почему же в экономике все время не только выдают премии за что-то самоочевидное, но и постоянно как бы «переоткрывают» житейскую мудрость или давно известные истины?
Как мне кажется, основная проблема здесь заключается в том, что наша житейская мудрость в чем-то похожа на гороскоп: если не нравится одна мудрость, всегда можно найти другую, более подходящую. А они найдутся на все случаи.
Например, сейчас принято спасать банки во время финансовых кризисов, чтобы не рухнула вся экономика. Но еще век назад правительства часто предпочитали не вмешиваться, объясняя это тем, что после кризиса «выживут сильнейшие и тогда всем станет лучше». А если, наоборот, спасать слабых, то в будущем станет еще тяжелее спасать экономику, которая будет обременена более слабыми банками, да и вообще не сможет функционировать без регулярной государственной поддержки. И хотя ни одна из этих мудростей не выглядит очевидно ложной, они означают прямо противоположные действия.
Особенно остро эта проблема стояла на заре экономики как дисциплины, 1–2 века назад. Тогда экономисты (которые были часто социальными исследователями широкого профиля) писали книги, в которых старались убедить друг друга в правильности своих житейских мудростей в том числе с помощью красивых метафор. Избитая «невидимая рука рынка» – это тоже пережиток далекого прошлого. Хотя метафоры и вправду часто бывают очень удачными, ими одними редко удавалось кого-то переубедить. Возможно, отчасти поэтому в те времена экономика была гораздо более поляризирована, чем сейчас: в ней были разные школы с совершенно противоположными мировоззрениями. Например, одни настаивали на абсолютной свободе торговли, а другие, наоборот, верили, что защитить национальные интересы можно только протекционизмом.
К счастью, за два века прогресс в экономике не ограничился поиском более удачных метафор. Прежде всего экономисты нашли такие способы спорить друг с другом, которые могли убедить людей даже из враждебных школ. Поэтому со временем границы этих школ стерлись, и сейчас экономисты испытывают неприязнь друг к другу скорее на личной, чем на идеологической основе. Более того, экономистам удалось примирить до этого непримиримые житейские мудрости, за что отчасти и присуждаются Нобелевские премии.
В частности, все признают отрицательные последствия как краха финансовой системы, так и ее спасения, поэтому решения о государственной поддержке банков стоит принимать, выбирая наименьшее из двух зол. А для этого нужна одна непротиворечивая концепция, в рамках которой верны обе житейские мудрости. Именно поэтому в любых рекомендациях экономистов всегда содержится много оговорок и дополнительных условий, которые могут сместить баланс выгод и издержек в любую из этих двух сторон. Например, сейчас консенсус склоняется к тому, что нужно спасать некоторые банкротящиеся банки, но не все. Части из них действительно лучше дать умереть, чтобы выжившие не перекладывали все свои риски на правительство, ожидая от него помощи в следующий кризис. К тому же одной такой выборочной помощи оказывается недостаточно, и поэтому банки также необходимо жестче регулировать до и после кризисов.
Такая смесь двух житейских мудростей тоже может показаться «очевидной». В конце концов, все мы знаем, что «не стоит класть все яйца в одну корзину», а универсального лекарства от всех болезней нет. Неочевидно другое. Смешивать разные рецепты можно совершенно по-разному. И совсем непросто убедить всех в том, какая их комбинация будет правильной. Часто Нобелевская премия дается не за конкретный ответ или рецепт, а именно за способ, с помощью которого можно этот ответ получить.
Именно поэтому даже после присуждения премии два года назад за открытия в области банков и финансовых кризисов исследования в этой области не прекращаются. Позапрошлогодние лауреаты были награждены не за идею, что «банковскую систему нужно спасать». Это действительно не такая сложная мысль, которая не раз посещала многих и до всяких премий. Нобеля вручили скорее за разработку набора инструментов, который убедительно сочетает в себе плюсы и минусы любого решения о степени помощи банковской системе. А современные исследователи не только дорабатывают эти инструменты, добавляя к ним новые плюсы и минусы, но и используют существующие инструменты, для того чтобы находить новые комбинации правильных ответов, в том числе с помощью новых способов регулирования или в новых обстоятельствах. Например, сейчас исследователи пытаются разобраться, кого и как стоит спасать, когда новые цифровые валюты вытеснят традиционные банки с их центрального места в экономике.
Похожее происходит и с другими открытиями в экономике. Например, все понимают, что женщин нередко дискриминируют и, к сожалению, платят им за ту же работу меньше, чем мужчинам. Поэтому кажется довольно очевидным, что для достижения большей справедливости нужно просто просвещать работодателей, помогая им избавляться от гендерных предрассудков. Однако едва ли можно назвать открытием и то, что воспитание детей, которое, как правило, в большей степени ложится на женщин, очень вредит их карьере. Поэтому проблема скорее заключается не в работодателях, а в общественных нормах, которые перегружают женщин заботой о детях и тем самым не дают им столько же возможностей для развития карьеры, сколько есть у мужчин.
Заслуга прошлогодней нобелевской лауреатки была отнюдь не в том, что она первая дошла до одной из этих двух житейских мудростей. Клаудия Голдин убедительно показала, как велик и как возникает штраф за материнство, который вносит вклад в неравенство зарплат женщин и мужчин. Но конкретные ответы – лишь небольшая часть ее достижений. Гораздо более важная заслуга Голдин состоит в том, что она нашла убедительный способ сравнивать разные объяснения гендерного неравенства, каждое из которых является «очевидным», но не все являются одинаково важными.
Именно поэтому работы лауреатов, как правило, не полностью закрывают какую-то тему, ставя в ней точку, а, наоборот, дают возможность будущим исследователям совершать новые открытия. Которые, безусловно, опять покажутся кому-то «очевидными».
Так, основные гипотезы объяснения гендерного неравенства были сформулированы очень давно, и большинство из них наверняка верны хотя бы отчасти. Но последующие исследования узнают все больше о причинах и механизмах этого неравенства. Например, откуда именно берутся гендерные предрассудки работодателей и как в современных условиях можно пытаться их поменять. И чем больше знаний о таких подробностях мы накапливаем, тем лучше понимаем, как уменьшить гендерное неравенство и как на него повлияют другие изменения в нашем обществе.
Таким образом, с одной стороны, никого не удивить тем, что «банки важны», «женщин дискриминируют», а «хорошие институты лучше плохих», ведь у нас уже есть в запасе несколько житейских мудростей обо всем этом. И что бы нового ни открыли экономисты, мы всегда сможем припомнить очередную цитату мыслителей прошлого, которые уже все открыли в эпоху античности, Просвещения или в крайнем случае в XIX в. Но этот неиссякаемый источник цитат и гипотез несильно помогает с решением наших современных проблем, ведь в нем даже слишком много объяснений и советов. Поэтому наши решения основаны все-таки не на цитатах, в которых так много ответов, а на наших желаниях, настроениях или даже идеологии, которые мы лишь оправдываем подходящей цитатой из их почти бесконечного запаса.
К тому же нам хочется, чтобы предлагаемые решения приносили пользу – например, все-таки снижали гендерное неравенство. Поэтому важно выяснять, какие цитаты и истины работают «на практике» лучше, чем другие. И когда это получается сделать так, что люди с прямо противоположными взглядами меняют свое мнение, а предложенный метод позволяет сравнить истинность «цитат», то за такие открытия и вручается Нобелевка. А поскольку большинство предлагаемых исследователями объяснений в той или иной степени верно, то экономисты, вероятно, никогда не закончат копаться во все более детальном сравнении одинаково «очевидных» объяснений.
