.png)
«Китайский шок», который испытали из-за глобализации европейская промышленность и рынок труда, традиционно считается одной из главных причин роста популярности правых радикалов. Но почему они пользуются все большей поддержкой у среднего класса? Ведь он обычно не относится к числу наиболее проигравших от глобализации. Профессор Университета Хопкинса и Университета Удине Бенедикта Марцинотто считает, что дело в изменении потребления и боязни среднего класса за свой социальный статус. GURU публикует краткий пересказ ее колонки на сайте Центра исследований экономической политики (CEPR).
Популярность правых политиков значительно выросла в европейских странах за последние три десятилетия. Во многих исследованиях основной причиной называется «китайский шок», который спровоцировал рост поддержки протекционистских идей ультраправых со стороны потерявших работу людей (например, тут и тут). Но почему число избирателей, голосующих за крайне правых, намного превышает число представителей обрабатывающей промышленности, пострадавших из-за глобализации?
В новом исследовании я рассматриваю глобализацию торговли как шок спроса, а не предложения. Ее основными бенефициарами являются малообеспеченные потребители. Их покупательная способность растет (что, впрочем, лишь отчасти компенсирует потери от сокращения низкоквалифицированных рабочих мест) благодаря выходу на рынки Европы производителей дешевых товаров. Это подтверждают данные, собранные по большой выборке европейских стран с начала 2000-х по 2014 г. Они показывают, что именно группа людей с наименее низким доходом больше всего наращивает потребление по мере роста торговли с Китаем. Вместе с увеличением дохода домохозяйств эта связь слабеет (см. график). Потребители со средними доходами могут оказаться даже в относительном проигрыше (см. тут и тут).
Здесь действует следующая логика: когда Китай наводняет определенный рынок дешевыми товарами, спрос на них проявляют в основном группы с самым низким уровнем дохода. Они могут покупать больше дешевых товаров, начинают тратить на потребление меньшую часть своего дохода и поэтому становятся относительно богаче. Потребление представителей среднего класса (и тем более богатых) не растет так же сильно, и, поскольку они не покупают дешевый китайский импорт, доля потребления в их доходах либо очень слабо меняется, либо растет (например, из-за инфляции, опережающей рост зарплат). Поэтому они оказываются в относительном проигрыше.
Примечание: расчеты автора на данных Евростата и «Обследования бюджетов домашних хозяйств» (HBS). Выборка включает Австрию, Бельгию, Чехию, Данию, Финляндию, Францию, Германию, Грецию, Венгрию, Ирландию, Италию, Нидерланды, Польшу, Словению, Словакию, Испанию, Швецию и Соединенное Королевство.
Относительные потери в уровне потребления, с которыми сталкиваются люди со средним доходом (третий квинтиль), имеют больший политический эффект, поскольку эти потребители, как правило, больше озабочены своим социальным статусом, чем представители любой другой группы (им есть что терять в отличие от бедных). Они чувствуют угрозу своему положению в обществе, если доля потребления в их доходе растет быстрее, чем у представителей первого квинтиля. Из-за этого они считают, что приближаются к более бедным домохозяйствам, отдаляясь одновременно от богатых: чем ниже доход (читай «чем беднее человек»), тем большая его часть тратится на потребление. Таким образом, ключевым фактором, определяющим популярность тех или иных политических сил, оказывается доля общего дохода, которую люди тратят на жизнь.
Эти факторы находят отражение в платформах политических партий. В странах, где средний класс относительно проигрывает в потреблении по сравнению с беднейшими домохозяйствами, население проявляет больший интерес к политическим партиям, программы которых отличаются высокой степенью националистической автаркии. Это может объяснять, почему развитие мировой торговли имело политические последствия главным образом в богатых экономиках еврозоны на западе Европы, где средний класс занимает большую долю в обществе. В этих странах оно привело к росту доступности недорогих товаров, тогда как в менее богатых странах Центральной и Восточной Европы вследствие глобализации более доступными (в физическом смысле, а не по цене) стали, наоборот, сложные по своему составу или процессу производства, а значит, и более дорогие товары.
Таким образом, политические перемены являются отчасти протестом против развития мировой торговли, но их драйвером во многом выступают группы, которые традиционно не относятся к числу главных проигравших от глобализации.
Полученные результаты позволяют сделать несколько важных выводов. Во-первых, нужно разделять проблемы, связанные с потреблением и доходом, поскольку они приводят к формированию различных предпочтений. Во-вторых, именно изменения в потреблении разных по уровню дохода групп населения приводят к формированию политических предпочтений, особенно если эти люди относятся к медианному избирателю. Наконец, общепринятое мнение о том, что политический радикализм в Центральной и Восточной Европе не подвержен влиянию экономических факторов, не следует интерпретировать как свидетельство того, что культура является лучшим объяснением политических предпочтений.
