.png)
Мы начинаем новую рубрику — публикацию переводов или изложения на русском языке статей профессоров РЭШ, вышедших в иностранных научных журналах или интернет-ресурсах. Наша первая публикация — статья профессора Хосни Зоаби (в соавторстве с Дэвидом Вайсом и Моше Хазаном) «Освобождение женщин: бытовая революция», оригинал которой опубликован на ресурсе voxeu.org.
Дэвид Вайс, Хосни Зоаби, Моше Хазан
В конце XIX в. отдельные штаты США начали предоставлять экономические права замужним женщинам, тогда как до того законы о собственности и контроле над имуществом и доходами давали мужчине в браке практически неограниченную власть в домашнем хозяйстве. В этой колонке авторы рассматривают, как эти изменения в экономических правах женщин повлияли на домохозяйства и детей. Полученные данные свидетельствуют о том, что женщины получили большее влияние в домашних делах, что вызвало «бытовую революцию», сопровождавшуюся снижением рождаемости и повышением уровня образования.
Как гендерное равенство влияет на количество детей, которых решает завести семья, и на их образование? Этот вопрос связан с политическими инициативами, направленными на расширение прав и возможностей женщин. Например, Bhalortra et al. (2021) в своем исследовании пришли к выводу, что обязательное представительство женщин в парламенте приводит в развивающихся странах к снижению рождаемости и увеличению количества детей, обучающихся в школах.
В статье, опубликованной в 2021 г., мы исследуем, как экономические права женщин влияют на домохозяйства и детей. Во время одного из самых ярких периодов расширения прав человека в истории, который пришелся на вторую половину XIX в., страны общего права, такие как Австралия, Канада, Англия и США, начали предоставлять экономические права замужним женщинам. Прочитать об этом можно в интервью на портале Vox (Doepke, 2008).
До этого периода «освобождения» замужние женщины подчинялись законам «покровительства» (статус замужней женщины и юридический принцип английского общего права, согласно которому с момента выхода замуж женщина теряла гражданскую правоспособность и попадала в полную зависимость от мужа). В них были подробно описаны правила того, кто из супругов владеет и контролирует имущество и доходы домохозяйства, и они давали мужу практически неограниченную власть в этой сфере. Власть мужчины в семье была настолько велика, что ходила поговорка: «Man and wife are one, but the man is the one», суть которой можно перевести как «Муж и жена – одно целое, но только при наличии мужа» (Williams, 1947). Прекращение «покровительства» через предоставление женщинам экономических прав было воспринято законодательными органами как настолько серьезное изменение в жизни домохозяйств, что основным аргументом против реформы был тезис о том, что «все социальные отношения [в Англии] изменятся <…> муж был и должен оставаться хозяином своего дома, должен решать все проблемы и защищать его обитателей. Но в случае принятия законопроекта он потеряет этот статус и возможность», говорил член парламента Бересфорд Хоуп в 1870 г.
Чтобы изучить влияние прекращения политики «покровительства» на домохозяйства, мы используем данные переписей населения США с 1850 по 1920 г. и две отдельные стратегии анализа. Во-первых, мы сравниваем округа на границах штатов, которые предоставляли женщинам экономические права в разное время, например Огайо и Пенсильванию. Жители приграничных округов двух штатов практически идентичны в культурном и экономическом плане, но в Огайо женщины получили новые права раньше, чем в Пенсильвании. Тогда как мы постоянно корректируем наши карты, чтобы охватить непрерывно расширявшиеся в тот период Соединенные Штаты, на Рис. 1 показаны пары приграничных округов в 1920 г., в конечный период нашей выборки.
Рис. 1. США в 1920 г. Приграничные округа штатов
В исследовании мы обнаруживаем, что расширение прав женщин привело к снижению вероятности рождения ребенка замужними белыми женщинами (в возрасте 20–40 лет) примерно на 1 процентный пункт. Эффект увеличивается со временем, и его можно увидеть на Рис. 2. Это означает снижение коэффициента фертильности примерно на 0,2. Кроме того, мы обнаруживаем увеличение вероятности того, что ребенок начал посещать школу, примерно на 5–7%. Интересно, что этот эффект был одинаковым и для сыновей, и для дочерей.
Рис. 2. Динамика влияния прав женщин на фертильность
Наша вторая стратегия анализа использует тот факт, что законы об экономических правах не имели обратной силы. Это означает, что пары, вступившие в брак непосредственно перед тем, как права были расширены, и те, кто вступил в брак сразу после этого, были в очень разной ситуации. Однако мы смогли сравнить такие пары благодаря тому, что в переписях населения США 1900 и 1910 гг. спрашивали о продолжительности текущего брака. Результаты оказались очень похожи на результаты анализа первым способом: по сравнению с женщинами в том же округе, вступившими в брак до расширения прав, у вступивших в брак после коэффициент фертильности снизился на 0,2 и увеличилась вероятность того, что дети в семье посещали школу. Таким образом, это подтверждает результаты нашего первого анализа.
Экономические права действительно дают женщинам определенную власть, но почему женщины в семье могут иметь мнение относительно количества детей и их образования, отличное от мнения их мужей? Doepke and Tertilt (2009; резюмировали в Doepke and Tertilt, 2008) утверждают, что женщины по разным причинам чаще, чем мужчины, предпочитают давать образование своим детям. Более высокий уровень образования увеличивает расходы на детей, и это снижает рождаемость.
Мы не сбрасываем со счетов этот механизм, но одновременно приводим подтверждение из другой сферы. Риск материнской смертности в рассматриваемый период был высоким: почти 1% женщин умирали во время родов или получали значительные травмы (Albanesi and Olivetti, 2016). Это естественным образом заставляло их делать выбор в пользу меньшего количества детей относительно того, что желали их мужья, что хорошо изучено в современных развивающихся странах (Ashraf et al., 2020). Мы обнаружили, что после предоставления женщинам экономических прав снижение рождаемости в штатах с более высоким риском материнской смертности было значительно большим по сравнению со штатами, где риск материнской смертности был ниже.
Мы анализируем еще несколько факторов, чтобы найти подтверждение нашим выводам относительно эффекта расширения прав женщин. Во-первых, пары, которые поженились после расширения прав и подпадали под действие новых законов, могут количественно объяснить замеченные нами перемены. Во-вторых, законодатели в то время были обеспокоены изменениями в возможностях и правах женщин, что видно как из приведенной выше цитаты, так и в исследовании Griffin (2003). Наконец, данные о благосостоянии домохозяйств за 1860 и 1870 гг. позволяют нам увидеть, что в более богатых семьях рождаемость снизилась гораздо сильнее после расширения прав женщин. Это понятно: расширение экономических прав сильнее отражается на более богатых из них.
Мы также отмечаем, что люди были в курсе происходивших перемен: газета The New York Times освещала эволюцию экономических прав женщин по всей стране, включая не только законодательные изменения, но и важные судебные дела и дискуссии ученых-правоведов.
Другие потенциальные механизмы для объяснения наших выводов менее релевантны. Одним из них может быть то, что расширение прав женщин увеличило уровень их участия в рабочей силе, одновременно повышая «цену» рождения детей и, таким образом, снижая рождаемость. Однако в рассматриваемый период только около 5% замужних женщин работали, и наш анализ показывает, что эта доля не изменилась после расширения прав женщин. Кроме того, можно было бы ожидать большее желание инвестировать в образование дочерей, поскольку в конечном итоге они также могли выйти на работу. Однако мы не находим различий в эффекте в отношении дочерей по сравнению с сыновьями.
В нашей предыдущей работе по этой теме (Hazan et al., 2019a, 2019b) мы показали, что получение женщинами больших экономических прав привело к развитию финансовых рынков и ускорению экономического роста. В целом экономический рост, как правило, ведет к снижению рождаемости и повышению уровня образования детей. Однако этот экономический механизм должен затрагивать все домохозяйства, а не только те пары, которые вступили в брак после расширения прав женщин.
Получение женщинами больших прав и возможностей было важной политической темой в последние десятилетия, о чем говорят Djankov and Greenberg (2021); тем не менее экономические права женщин по-прежнему очень часто не соблюдаются. Результаты нашего исследования показывают, что расширение этих прав должно увеличить влияние женщин дома, приводя к «бытовой революции», которая сопровождается снижением рождаемости и повышением уровня образования, что, в свою очередь, способствует экономическому росту и развитию. Таким образом, права женщин не только являются моральным императивом, но и имеют важный экономический смысл.
Ссылки:
Albanesi, S., and C. Olivetti (2016), “Gender roles and medical progress”, Journal of Political Economy 124(3): 650–95.
Ashraf, N., E. Field, A. Voena and R. Ziparo (2020), “Maternal mortality risk and spousal differences in the demand for children”, working paper.
Bhalortra, S., D. Clarke, J. F. Gomes and A. Venkataramani (2021), “Maternal mortality and women’s political power,” unpublished manuscript.
Djankov, S., and P. Goldberg (2021), “Gendered laws do matter”, VoxEU.org, 24 May.
Doepke, M., and M. Tertilt (2009), “Women’s liberation: What’s in it for men?”, Quarterly Journal of Economics124(4): 1541–91.
Doepke, M., and M. Tertilt (2008), “Women’s liberation: What’s in it for men?”, VoxEU.org, May 26.
Doepke, M. (2008), “The emergence of women’s rights and gender equality”, interview by Romesh Vaitilingam, VoxEU.org, 21 November.
Hazan, M., D. Weiss and H. Zoabi (2019a), “Women’s liberation as a financial innovation”, Journal of Finance 74: 2915–56.
Hazan, M., D. Weiss and H. Zoabi (2019b), “Women’s liberation as a financial innovation”, VoxEU.org, 23 March.
Hazan, M., D. Weiss and H. Zoabi (2021), “Women’s liberation, household revolution”, CEPR Discussion Paper 16838.
Williams, G. L. (1947), “The legal unity of husband and wife”, Modern Law Review 10: 16–31.
