Наследие человеческого капитала, которое не исчезает

03.04.2024

Приток образованных мигрантов обогащает принимающие их общества и способствует их экономическому процветанию. Напротив, страну, которую они покинули, отток квалифицированной рабочей силы обедняет. Однако наследие эмигрантов еще долго сохраняется в родных местах, откуда они уехали или были изгнаны. Каким оно будет, во многом зависит от политики стран. 

Екатерина Сивякова 

В 1947 г. произошел раздел Индии, бывшей британской колонии, на два независимых государства – Пакистан и Индию. Раздел не прошел мирно, он привел к кровопролитным столкновениям и массовой миграции. Всего за четыре года переехало около 17 млн человек, что стало одним из самых масштабных и быстрых «обменов» населением в истории.

Разумеется, такой поток мигрантов не мог не сказаться на населении новых государств. Переселенцы были сравнительно лучше образованы и с их приездом росла образованность их новых соседей, показали экономисты Прашант Бхарадвадж, Асим Ходжа и Атиф Миан: увеличение притока мигрантов на 10% обеспечивало рост грамотности на 3 процентных пункта. В покинутых ими районах уровень грамотности, напротив, снижался (на 1,2 процентного пункта).

 

Что теряют остающиеся

Эта история – один из многочисленных примеров тех потерь, которые несут лишающиеся человеческого капитала страны. Сокращение числа образованных работников негативно влияет на производительность труда и экономический рост, говорится в докладе Международной организации труда (МОТ) о миграции высококвалифицированных специалистов. Это влияние сохраняется десятилетиями. 

Например, даже более чем полвека спустя на развитии Чехии сказывается изгнание 3 млн немцев из приграничной Судетской области в 1945–1946 гг., показал Патрик Теста из Тулейнского университета (США). В начале ХХ в. эти районы были одними из самых успешных в Европе, отмечает Теста со ссылкой на работу американского историка Тары Захра. Регион сохранял большое экономическое значение для чехословацких политиков и после войны, но изгнание немцев нанесло удар по его развитию. По состоянию на 2011 г. экономическая активность в Чехии была сосредоточена в ее внутренних районах, приграничные муниципалитеты стали аутсайдерами, плотность населения в них была на 36,6% ниже, чем в ближайших внутренних районах, а безработица была одной из самых высоких в стране.

 

Научное наследие

Экономисты Петра Мозер, Алессандра Воена и Фабиан Вальдингер проанализировали наследие ученых-евреев, бежавших из нацистской Германии: считается, что они произвели революцию в американской науке. Авторы показали это на примере химии – ученые-эмигранты во время работы в США после 1933 г. получили почти на треть (31%) больше патентов, чем другие немецкие химики.Это произошло в том числе благодаря тому, что они создавали научные сети, вовлекая в них других ученых. Американские ученые, сотрудничавшие с профессорами-эмигрантами, уже в 1940-х гг. начали патентовать гораздо больше изобретений, сохранив высокую производительность и в 1950-е. Это позволило авторам исследования предположить, что эмигранты обучили новую группу молодых американских ученых, которые, в свою очередь, продолжили развивать науку в США и обучать следующее поколение ученых.

 

Почему мигранты продолжают влиять на экономику покинутых стран 

В том, что отъезд образованных и высококвалифицированных специалистов обедняет их родину, нет ничего удивительного. Но не все так однозначно: влияние миграционных процессов может быть и позитивным. 

Например, уехавшие поддерживают деньгами оставшихся дома родственников и тем самым экономику в целом (об этом также в статье «GURU.Словаря» про миграцию). Переводы от внутренних и внешних мигрантов не только повышают благосостояние получателей, но и позволяют им учиться, заботиться о здоровье, запустить свое дело, а также сокращают детский труд, перечисляют авторы доклада Всемирного банка. Такие домохозяйства тратят на потребление меньше, чем другие семьи, а их расходы на образование, напротив, значительно выше (на 45,2 и 58,1% больше у семей, получающих переводы от внутренних и внешних мигрантов соответственно, выяснили авторы исследования по Гватемале). 

Если же эмигранты возвращаются, они привозят с собой багаж новых знаний, навыков и опыта, показывает доклад МОТ. Наконец, «возможность эмиграции может сама по себе создавать возможности», пишут его авторы. С одной стороны, массовый отъезд квалифицированных специалистов замедляет экономический рост и приводит к увеличению бедности, с другой – возможность уехать и увеличить свой доход может стимулировать людей учиться и тем самым повышать средний уровень образования в стране, квалификацию рабочей силы и экономический рост. 

Хотя миграция непосредственно сокращает резерв талантливых людей, косвенно она создает стимулы для повышения своей квалификации, пишет британский экономист Пол Коллиер в книге «Исход. Как миграция изменяет наш мир» (его лекцию о будущем капитализма, прочитанную в РЭШ, смотрите здесь): «Чем выше шансы на эмиграцию, тем лучше окупаются обучение и старательность». Кроме того, людей побуждают учиться ролевые модели успешных мигрантов, указывает Коллиер: «Мигрант, достигший успеха, может обладать огромным влиянием – не меньшим, чем знаменитый футболист. Подражатели не высчитывают шансов – а если они это делают, результат обычно приводит их в уныние, – их манит сам пример успешной жизни». В итоге утечка мозгов может смениться притоком мозгов, показывают исследования экономистов (как именно и что для этого необходимо – в статье GURU). 

«Возможно, существует оптимальный уровень эмиграции квалифицированных специалистов», – делают вывод авторы доклада МОТ. При отсутствии мощных компенсирующих факторов крупные страны обычно оказываются в чистом выигрыше, а мелкие – в чистом проигрыше, считает Коллиер: «Беднейшие страны нуждаются в опережающем развитии, но эмиграция выкачивает из них тех самых людей, которые были бы способны осуществить его». Он приводит в пример Гаити, которая лишилась около 85% своих образованных жителей. 

Многое зависит от реакции властей – будут ли они увеличивать расходы на образование, расценивая их как «инвестиции в доходное предприятие». К сожалению, пишет Коллиер, исследователи обнаружили, что бюджет учебных заведений обычно подвергается сокращению.

 

Мобильный актив мигрантов Вынужденный отъезд стимулирует мигрантов больше вкладывать в образование и меняет их предпочтения: от материальных благ они переходят к инвестициям в мобильный актив – человеческий капитал. К такому выводу пришли Саша О. Бекер, Ирена Гросфельд, Полин Грожан, Нико Фойгтлендер и Екатерина Журавская.

Они изучили последствия масштабной вынужденной миграции поляков в результате изменения границ Польши после Второй мировой войны. Авторы объединили данные исторических переписей с новыми данными опросов и обнаружили, что, хотя до Второй мировой войны различий в уровне образования не было, поляки, чьи предки были вынуждены переехать, сегодня значительно более образованны. Этот эффект сохраняется на протяжении трех поколений.

 

Наследие человеческого капитала

Из-за оттока квалифицированных специалистов общество лишается их позитивного влияния, говорится в докладе Всемирного банка. Однако это влияние, фиксируют исследования, может еще долго сохраняться, даже если люди были вынуждены бежать или были депортированы. Насколько велико может быть их наследие, показали Джемаль Эрен Арбатли из Школы бизнеса Даремского университета (на момент публикации исследования – из Высшей школы экономики) и Гюнеш Гокмен из Лундского университета (бывший профессор РЭШ). Они продемонстрировали, как на современное экономическое развитие Турции до сих пор влияет наследие армянской и греческой общин. 

Греки и армяне столетиями играли важную роль в экономической жизни Османской империи. В стране господствовала относительная веротерпимость, немусульмане были свободны в выборе места жительства и профессии и пользовались определенной степенью автономии в своих внутренних делах, пишут авторы, при этом греки и армяне были богаты, образованны и составляли значительную часть квалифицированной рабочей силы. В 1894–1895 гг. средняя доля учащихся начальной школы среди греков и армян, вместе взятых, была примерно в 1,6 раза выше, чем среди мусульман. К XIX в. эти меньшинства имели непропорционально большой контроль над секторами с высокой добавленной стоимостью, например торговлей. В Черноморском регионе армянские и греческие купцы были посредниками в торговле с Западом, и к концу XIX в. в провинции Трабзон из 33 экспортеров 29 были греками или армянами, хотя они составляли лишь 40% населения. На побережье Эгейского моря 40–60% торговцев были греками, что примерно вдвое больше их доли в населении.

Мусульмане только выигрывали от соседства с более богатыми меньшинствами, показывают Арбатли и Гокмен: «Благодаря развитой структуре занятости в конце османского периода люди схожих профессий много общались друг с другом, даже если придерживались разных религиозных взглядов». От партнеров и конкурентов мусульмане перенимали опыт, технологии, ноу-хау, что ставило их в более выгодное положение по сравнению с жителями других провинций. В этих районах сравнительно большая часть населения была занята в торговле, проживавшие там мусульмане больше учились. 

«Два события, произошедшие на рубеже XX в., ознаменовали конец многовекового религиозного сосуществования. Османские армяне подверглись массовым убийствам и депортациям (известны как геноцид армян) во время Первой мировой войны, а греки были вытеснены из Малой Азии после греко-турецкой войны 1919-1922 гг. и последующего обмена населением между Грецией и Турцией в 1923 г.», – пишут Арбатли и Гокмен. Однако даже спустя 100 лет их наследие сохраняется: в районах исторического проживания меньшинств процент людей, оканчивающих школу, относительно выше, жители этих районов обладают более высокой рабочей квалификацией. Эти регионы относительно более урбанизированы и экономически развиты. Так, в 2000 г. в провинции с 20%-ной долей исторических армян валовой региональный продукт на душу населения был на 11% выше, чем в других регионах. А в провинции с 26%-ной исторической долей греков – на 14% выше. 

Но межкультурное, в том числе межрелигиозное, сосуществование может оставить и негативное наследие. Например, Ирена Гросфельд из Парижской школы экономики, Александр Роднянский из Принстонского университета и профессор Парижской школы экономики Екатерина Журавская показали это на примере территорий внутри черты оседлости, за пределами которой евреям (за исключением некоторых категорий) было запрещено проживать в Российской империи. 

До сих пор жители этих районов больше голосуют за социалистические антирыночные партии, меньше поддерживают рыночную экономику и демократию, меньше занимаются предпринимательством, но демонстрируют более высокий уровень доверия. «Нееврейское население в то время, когда две группы жили бок о бок, развило устойчивую антирыночную культуру и связующее доверие, коренящееся в этнической ненависти к евреям», – пишут они. Идентичность нееврейского большинства в черте оседлости возникла в результате социальных сравнений, объясняют авторы: неевреи определяли себя как противоположность стереотипному еврею (торговцу, ростовщику и т. д.).

Это контрастирует с выводами в работе о Турции. Разница может быть объяснена условиями проживания, предлагают версию Арбатли и Гокмен. Если в Османской империи армяне и греки столетиями жили и работали довольно свободно, а власти мало вмешивались в их жизнь, то в Российской империи христиане и евреи были вынуждены жить бок о бок в черте оседлости, существовала большая социальная и профессиональная сегрегация, в их отношениях было больше враждебности. 

Каким в итоге будет наследие уехавших, во многом зависит от политики в отношении культурного многообразия и ее инклюзивности. А еще от желания страны воспользоваться наследием покинувших ее: будет ли она привлекать инвестиции преуспевших соотечественников и использовать их знания. Бонусы могут быть ощутимыми. Например, в районах Филиппин с высокой миграцией улучшались институты. А правительство Индии в 2010 г. заявило, что отток мозгов обернулся притоком инвестиций и экспертов. Как именно? Об этом в статье GURU про утечку мозгов.