.png)
В новом выпуске «Экономики на слух» выпускница РЭШ и первый вице-президент Газпромбанка Наталия Пузырникова рассказала о рисках, с которыми сталкиваются российский финансовый сектор и экономика в целом, – от рисков мобилизационной экономики до технологических. Главный вызов – общее снижение эффективности экономики. Первый удар экономика выдержала на удивление хорошо, но как она будет развиваться дальше? Это главный вопрос ближайших лет. А еще Наталия говорила о том, как меняется работа финансиста, и объясняла, почему долгосрочное сотрудничество выгоднее обмана ради краткосрочной прибыли. GURU публикует основные тезисы этого выпуска.
Надежда Грошева
Запас прочности российской экономики оказался больше, чем виделось весной. Вопреки ожиданиям, экономика пока очень неплохо справляется с кризисом. Помогли беспрецедентные меры поддержки со стороны и правительства, и Центрального банка. Очень быстро реагировали и банки, предлагая клиентам реструктуризацию кредитов, что помогало избежать дефолтов. Среди клиентов ВТБ дефолтов было меньше, чем случалось в прошлые годы.
Однако обольщаться не стоит. Устойчивость экономики ограничена, и удержать ее на плаву при таком противодействии со стороны всего мира – нелегкая задача. Риск сценария мобилизационной экономики повлияет на всех. Общее снижение эффективности экономики выльется, может быть, не столько в дефолты, сколько в общее снижение маржинальности. Для банков это означает снижение возможности создавать капитал, который бы поддерживал рост экономики. Пока эти негативные эффекты компенсируются тем, что Центральный банк разрешил снизить нормативы достаточности капитала и позволил банкам использовать высвободившийся капитал для роста портфеля. Однако в течение пяти лет мы должны вернуться к прежним значениям достаточности капитала, и каким-то образом банки должны получить прибыль, которая этот капитал сформирует. Это непростая задача в условиях, когда общая маржинальность в экономике снизилась.
Также есть риски технологического отставания. Пока страна неплохо справляется с этими вызовами. Но если России придется создавать технологии самостоятельно, то будет очень сложно окупить их: одно дело – создавать технологии для всего мира, другое – для отдельно взятой страны. Получится ли выйти с этими технологиями на рынки Китая или Индии – ответ на этот вопрос мы узнаем в 2023–2024 гг. Это, безусловно, очень большие рынки, но и очень конкурентные.
Сохраняются риски атак на IT-инфраструктуру. На банки совершается гигантское количество DDoS-атак, а мы еще не самая большая мишень.
Для населения помимо падения благосостояния есть множество других рисков. Посмотрите на количество пожаров за последний месяц – и в жилых домах, и на предприятиях. Будет расти социнженерия: кризисные времена всегда порождают мошенников.
Банковский сектор, конечно, должен сейчас очень серьезно относиться к рискам корпоративного мошенничества и подделки отчетности. У большинства банков есть система антифрода, они умеют выявлять поддельную отчетность. Об искажениях в отчетности могут свидетельствовать отклонения показателей от тренда, например резкое изменение маржинальности. Или сильные отличия от конкурентов. Если такие отклонения не обусловлены экономическими причинами, то есть вероятность подделки отчетности.
Но крупным корпорациям – это большинство наших клиентов – нет смысла подделывать отчетность. Даже в 2022 г., когда банкам и публичным компаниям было разрешено не публиковать отчетность, многие клиенты предоставляли нам управленческую отчетность, на основании которой мы могли с ними работать.
Всегда в случае проблем выгоднее сотрудничать, раскрыть отчетность и реструктурировать кредит, чем подделать отчетность и все равно заплатить по кредиту. Подделка отчетности – это первый шаг к дефолту, когда собственник выводит деньги и потом закрывает компанию. Это билет в один конец. Я надеюсь, что российский рынок уже на другом уровне развития и репутация имеет значение. Если вы хотите жить долго и счастливо, то взаимовыгодные длительные отношения всегда лучше сиюминутной выгоды – и для корпораций, и для банков.
Об этом говорят уроки 1990-х, начала 2000-х. Мне кажется, в основном выжили те компании, у которых была долгосрочная стратегия, основанная в том числе на грамотном и качественном обслуживании клиентов. Те, кто думал только о норме прибыли, либо вовремя поменяли свое отношение к бизнесу, либо просто не выжили.
Когда я училась, мы разбирали в РЭШ кейсы мошенничества: LTCM, Enron и т. д. Изучая их, думаешь: теперь мир вырос и больше люди на такое не купятся. Но проходит время, и появляется пирамида Мейдоффа. Абсолютно ничего нового. Эти кейсы я учила в РЭШ еще в 2007 г., и до меня люди учили, и все повторяется. Это неразрешимая загадка, как сделать так, чтобы люди больше понимали в финансах, не вкладывали в пирамиды, не отдавали деньги мошенникам
Отношение к накоплениям зависит от возраста. В 20 лет мало кто думает, что нужно копить на пенсию. Но есть некоторые исследования, которые утверждают, что со сменой поколений отношение к деньгам тоже меняется. Одна из причин – рост благосостояния. У молодых людей остается больше свободных денег, и, возможно, они раньше задумываются, как этими деньгами распорядиться, в том числе не стоит ли рискнуть. Ведь пока ты молод, ты уверен, что, пусть сейчас потеряешь, все равно за следующие 10–20 лет еще заработаешь. В 60 лет отношение к риску изменится.
Я придерживаюсь непопулярной точки зрения, что коммерческий банкинг каким был 100 лет назад, таким и остался: взять за 3%, отдать под 6% и на эти 3% жить. Банки на базовом уровне остались тем же элементом экономики, каким и были. Поменялся инструментарий, появились технологии, появились конкуренты в виде финтеха. Хотя опять же стоит признать, что подобная конкуренция с молодыми компаниями возникала и 10, и 20, и 30 лет назад. Молодые компании всегда пытались обойти банковский закон, придумать, что можно сделать вне банков и как на этом заработать.
Также усложнился рынок: где раньше было много локальных банков, появились глобальные банки. Но опять же это не новая тенденция, а последовательное движение, которое лишь усилилось.
Сейчас все ускоряется: всегда нужно было быстро реагировать на вызовы, а сейчас нужно реагировать еще быстрее. Как в «Алисе в Зазеркалье»: нужно очень быстро бежать, чтобы остаться на месте.
Тем, кто только учится на финансиста, нужно думать о базовом образовании: математика, эконометрика, макроэкономика, финансы, риск-менеджмент – это основа, она дает понимание, как работает экономика. Базовые курсы нельзя пропускать, пусть даже вам кажется, что вы эти знания нигде не примените. Простой, например, вопрос: почему изменение ключевой ставки влияет на инфляцию? А ведь сколько людей этого не понимает!
Я считаю, что финансовое образование в России в некоторых вузах было на очень хорошем уровне. РЭШ, ВШЭ – прекрасные примеры, их выпускники очень востребованы. Было бы больше выпускников, финансовый сектор и их бы забрал.
Но я выражу некоторое сомнение в том, что такое качество образования удастся сохранить. Это большая и сложная задача, в том числе для РЭШ. Экономическая наука не стоит на месте, поэтому связь с мировым научным сообществом, с преподавателями из других вузов критически важна. Если эта связь будет прервана, если образование станет полностью локализованным, то его качество упадет. Желательно этого не допустить. Я знаю, что РЭШ над этим работает, но это тяжелая задача.
Мы берем очень много выпускников после магистерской программы. Степень PhD – дополнительный плюс, но я бы не сказала, что очень большой. Знания могут быть очень глубокими, но умение превратить их в продукт – это навык, который получаешь во время работы, а не учебы. Люди, которые умеют сочетать знания и этот навык (когда я училась в РЭШ, у нас были преподаватели со степенью PhD и опытом работы в банках), – это очень талантливые, очень востребованные люди. Человек с PhD, умеющий делать продукт, – это супер!
