Когда классические экономические модели не работают и могут ли всех рассудить данные: конспект лекции Евгения Яковлева

05.10.2021

Помог ли материнский капитал увеличить рождаемость? Как приток мигрантов сказывается на уровне зарплат? Помогает ли регулирование цен на дорогостоящие лекарства сделать их доступнее? Многие важнейшие вопросы экономической политики вызывают споры в том числе и в экспертном сообществе, зачастую можно без труда найти теоретические аргументы и за, и против. Рассудить всех часто помогают данные и исследования экономистов-эмпириков. Как именно – рассказывает Евгений Яковлев, профессор РЭШ, именной профессор Благотворительного фонда «САФМАР», в новой лекции из цикла открытых лекций Лектория РЭШ «Вопросы экономистам». Мы публикуем краткое содержание лекции – в вопросах и ответах. Видеозапись лекции, а также презентация к ней, из которых вы узнаете еще больше примеров того, как исследования экономистов-эмпириков помогают оценивать эффект той или иной политики (например, на рынке алкоголя), доступны по ссылке.

В экономической науке есть теоретики и эмпирики. Последних, по грубым оценкам, сейчас две трети или даже 80% ученых-экономистов – это те люди, которые используют данные, чтобы протестировать модели, сделанные теоретиками, или чтобы оценить экономический результат той или иной политики или, например, регулирования на каком-нибудь рынке. На первый взгляд, это просто: достаточно проверить, выполняются ли предсказания модели в реальности, но, как показывает мой двадцатилетний опыт в этом деле, почти всегда это совсем не очевидная задача. Можно было бы привести бесконечное количество примеров, но на этот раз я предлагаю остановиться на нескольких примерах, которые важны для российского контекста и в то же время интересны для экономического анализа. Это влияние программы материнского капитала на рождаемость, эффект иммиграции с точки зрения безработицы и уровня зарплат и последствия регулирования цен на лекарства. 

 

Маргарита Лютова

 

Помог ли материнский капитал повысить рождаемость?

Программа «Материнский капитал» заработала в 2007 г. – с тех пор прошло почти 15 лет, а споры о ее влиянии на рождаемость продолжаются по сей день. Точка зрения «скептиков» состоит в том, что рождаемость росла еще до запуска программы, этому способствовал рост доходов, а эффект материнского капитала был не столь значительным. По сути здесь мы имеем дело с классической проблемой выявления причинно-следственных связей, и задача экономиста-эмпирика – найти правильные сравнения, которые помогут определить, был ли все-таки эффект. 

До 2020 г. материнский капитал выдавался при рождении второго и последующих детей, поэтому мы можем сравнивать две группы, что мы и сделали в нашем исследовании. Первая – это семьи, в которых рождался первенец, то есть на которые не могла напрямую повлиять программа материнского капитала. В медицинской терминологии это плацебо-группа, которая не получила настоящего «лечения». Вторая группа – это семьи, где появился второй ребенок и последующие, то есть «treatment-группа», на которую как раз должен был повлиять материнский капитал. До 2006 г. на каждые 10 первенцев стабильно рождалось 7 вторых и последующих  детей, но потом это количество стало резко расти и к концу первого этапа программы материнского капитала почти удвоилось. Все шоки, которые имели место за этот период, воздействовали на обе группы семей, в том числе и позитивный шок роста доходов, так что скорее всего мы наблюдаем именно эффект материнского капитала. 

 

Политики часто говорят, что из-за притока мигрантов растет безработица и уменьшаются зарплаты – это правда?

Это популярный аргумент – его, например, приводил Дональд Трамп, когда объяснял, зачем он хочет построить стену на границе с Мексикой. Классическая модель, которую мы изучаем в базовом курсе микроэкономики, говорит, что все и правда достаточно печально. Когда в стране есть приток иммигрантов, на рынке труда увеличивается предложение и рынок переходит в новое равновесие, в котором уровень зарплат будет ниже. Но дискуссия, которая развернулась уже во второй половине XX века показывает, что все не так просто, как в этой модели, потому что, как любые теоретические модели, она не учитывает множество аспектов. 

Во-первых, в этой модели мы исходим из того, что любого сотрудника можно без проблем  и последствий для производительности заменить на другого, в том числе и мигранта. Но в реальности это не так. Чаще всего мигранты преимущественно претендуют на низкоквалифицированные рабочие места, то есть оказывают давление на зарплаты только в этой нише. Во-вторых, даже внутри этой ниши мигранты часто занимают позиции, которые были непривлекательны для местного населения, то есть степень заменяемости и давление на зарплаты еще ниже. В-третьих, надо учитывать, что есть и высококвалифицирова нные мигранты, благодаря которым создаются огромные экстерналии (внешние позитивные эффекты): они могут двигать вперед науку и технологии, обеспечивая экономический рост. Наконец, в целом прибытие мигрантов и без позитивных экстерналий увеличивает объем рабочей силы, как следствие растет объем производства, увеличивается ВВП и тем самым компенсируется падение зарплат. 

Задача экономиста – показать, какие из этих соображений подтверждаются данными. В США это сделал Дэвид Кард – одна из самых больших звезд в эмпирической экономике, который изменил экономическую науку и ввел понятие «естественных экспериментов». Так, в 1980 г. правительство Кубы под давлением общественности на четыре месяца открыли границы и все желающие могли беспрепятственно покинуть страну. Как правило, делали они это на личных лодках и доплывали только до Флориды. И так только за лето численность рабочей силы во Флориде выросла на 7%. Кард сравнил, что происходило с зарплатами во Флориде, испытавшей такой шок, и в других штатах, где такого притока мигрантов не было. Изменения уровня зарплат во Флориде оказались статистически незначимыми. То есть экономика быстро адаптировалась и негативные эффекты были сведены на нет. Эта статья Карда оказала огромное влияние на развитие экономической науки и с тех пор ученые пытаются найти такого рода естественные эксперименты, которые дают нам ответы на важные экономические вопросы.

 

Чтобы дорогие лекарства были доступны всем, государство должно ограничить цены на них – это работает?

Экономическая теория говорит, что на конкурентных рынках регулирование цен создаст дефицит товара, зато может помочь на неконкурентных – на монопольных или олигопольных рынках. Фармацевтический рынок как раз принято считать неконкурентным – и в России, и во всем мире. Есть множество болезненных примеров крайне дорогостоящих препаратов, которые могли бы спасать жизни, и кажется логичным установить ограничение цены, которое дало бы возможность купить препарат множеству людей и спасти миллионы жизней. Регулирование действительно может помочь, но в умеренных дозах. Есть не единичные примеры того, что регулирование в этой сфере может быть эффективным. Например, в Великобритании это было сделано грамотно и сработало – это показано, например, в статье Николаса Блума. 

Но если установленная государством цена будет ниже предельных издержек компании-производителя, то она просто уйдет с рынка, а те, кто на нем все же останутся, могут начать снижать качество продукции, – использовать компоненты похуже, не полностью проводить необходимые тесты – чтобы снизить издержки и уложиться в установленные государством границы цены. 

В России в 2011 г. был установлен верхний предел цен для огромного списка лекарств, в том числе импортных, и с тех пор эти зафиксированные в рублях цены не менялись. За это время реальный уровень цен вырос вдвое. Сейчас то и дело появляются сообщения о дефиците препаратов, цены на которые попали под регулирование, а также заявления медиков о низком качестве российских препаратов-аналогов, то есть биосимулякров или дженериков. Но что говорят данные? У нас после 2012 года тоже произошел практически естественный эксперимент. Еще начиная с 2000-х в России росла продолжительность жизни, этот рост наблюдался вплоть до пандемии. На протяжении последних 10–15 лет мы видим устойчивое снижение смертности от всех болезней. В нашем совместном с Маргаритой Хван исследовании мы выделили перечень болезней, лекарства от которых попали под российское ценовое регулирование, и проанализировали динамику смертности от этих заболеваний отдельно (в числе этих болезней – анемия, лейкемия, диабет). Данные показывают: смертность от этой группы заболеваний после 2012 г. стала расти. Это печальный итог, который говорит о том, что плохое регулирование может давать очень плохой экономический результат, который неприемлем для общества.