Подпишитесь на рассылку
«Экономика для всех»
и получите подарок — карту профессий РЭШ
В прошлом выпуске «Экономики на слух» мы обсуждали о том, как меняются ценности капиталистов и к чему это приводит. Профессор РЭШ Алексей Горяев и глава Tinkoff Private Илья Опренко рассказали, как выглядит финансовый конфликт поколений, как выбирать инструменты управления капиталом и где этот капитал хранить. Мы собрали основные тезисы выпуска.
Филипп Стеркин
Алексей: Конфликт отцов и детей, старого и молодого поколений – вечный процесс, этот конфликт был и 100, и 2000 лет назад. Потому что психология человека не меняется.
Но каждый раз время накладывает какой-то отпечаток на этот конфликт. Например, у нас, в России, произошел разрыв истории, разрыв связи поколений.
Сейчас капитал – это не только и не столько деньги, сколько то, что делает деньги.И поэтому самые могущественные люди не обязательно миллионеры и миллиардеры. Важнее оказывается социальный капитал. Кстати, и в Советском Союзе влиятельные чиновники и функционеры обладали в большей степени социальным капиталом.
Другая важная черта времени – многие наследники не хотят брать на себя управление семейным бизнесом. На Западе уже не принуждают их. Отец семейства, например управляющий швейцарским частным банком, дает своим детям карт-бланш. Один сын становится хирургом, другой – политиком, и потом, в 40–50 лет, кто-то из них возвращается в семейный бизнес, подхватывает его и становится все-таки банкиром. Человек прошел свой путь и сделал свободный, осознанный выбор.
Илья: Первое поколение капиталистов в новой российской экономике, которые появлялись в начале 1990-х или в конце 1980-х, жило в другой среде, и это, безусловно, наложило отпечаток на их мироощущение и систему ценностей. Новое поколение капиталистов иначе относится к материальному миру. Для них яхта или загородный дом в Европе уже не такая безусловная ценность. Деньги для них важны не сами по себе, а скорее как инструмент, возможность создать что-то. И на весах «деньги против социального капитала» чаша весов все больше склоняется в пользу социального капитала.
Нам вообще свойственно мессианство. И конечно, не только нам. Я нахожу много общего у капиталистов прошлого Российской империи и Америки – некий религиозный контекст. Для американцев это была система ценностей протестантства: наличие капитала делало человека ближе к богу. В России это было старообрядчество. Если вы посмотрите на условный список Forbes Российской империи, то увидите, что среди первых 30–50 имен 70% были старообрядцами.
Сейчас роль религиозных институтов глобально снижается. Но некое мессианство что у нас, что у американцев остается. Поэтому образовавшийся вакуум заполняет новая этика – ESG-повестка, стремление к устойчивому развитию. Ценностные установки прошлого размываются, но стремление сделать мир лучше остается.
Алексей: Влияние системы ценностей разных религий остается, пусть даже люди уже не ходят в церковь. Я знаю многих людей в Европе, которые ушли от церкви и ищут себя. Ищут в той системе ценностей, которую создают цифровые технологии, ESG-повестка.
Илья: Конфликтов при передаче капитала сейчас куда больше, чем и 100, и 150 лет назад, – буквально в каждом втором кейсе. Я связываю это с изменением роли института классической семьи. И их будет еще больше, так как в ближайшие 5–7 лет поднимется основная волна передачи капитала. Капиталисты первого поколения – это люди 55–65 лет, они либо готовятся передать, либо уже передают свой капитал.
И к сожалению, многие из них уходят из жизни, не оставив более-менее стройной структуры управления активами. Я не могу вспомнить буквально ни одного примера, когда кто-то пришел к нам с таким планом. К тому же, как показывает опыт некоторых сбежавших или уехавших за рубеж олигархов, они плохо разделяли личные активы и бизнес. Куда лучше ситуация у новых капиталистов, которые сделали состояние в 2000-х. Они рассчитывают на дивиденды и не смешивают бизнес и личные активы.
Алексей: В Швейцарии есть профессиональная шутка частных банкиров про трех врагов капитала: это семья, партнеры по бизнесу и, конечно, государство.
Если же серьезно, то составить личный финансовый план – непростая задача. Это вопрос ценностей, нужно понять, что для тебя действительно важно. Например, сначала люди мечтают провести пенсию в домике в Испании. А когда они составляют план, то чаще всего понимают, что, наверно, у них это не получится, и эта суровая правда заставляет их переосмыслить ценности. А что ты хотел получить от домика в Испании? Тебе нужна спокойная, комфортная жизнь или что-то еще? Поняв это, люди могут пересмотреть свои завышенные финансовые цели, оказаться ближе к реальности, к тому, что они могут себе позволить. Они понимают, как за меньшие деньги получить больше.
Илья: Когда люди проходят через это упражнение, о котором говорит Алексей, они понимают, что им не нужна доходность в 25%, чтобы достичь своей цели, им достаточно 8%. А значит, им не нужно сильно рисковать, ввязываться в авантюры с прямыми инвестициями, в венчурные сделки, они могут обойтись гораздо более консервативным портфелем.
Это очень простое упражнение, которое состоит из нескольких шагов. Ты рисуешь картину: где твои активы, где твой капитал, как он будет формироваться, сможешь ли ты его пополнять, какие расходы тебе потребуются. Дальше ты обдумываешь, как оптимизировать доход. Затем раскладываешь капитал по нескольким корзинам: это пенсионные деньги, это деньги на семью, а это на благотворительность. Для каждой корзины готовишь индивидуальный план и рисуешь некую дорожную карту – как прийти к своим целям.
Илья: От размера капитала. Чем он больше, тем больше инструментов доступно.
- Для капитала в $1–2 млн подойдет и простое завещание.
- При состоянии в $5–10 млн человек может позволить себе контролируемую иностранную компанию, которая владеет его активами.
- Люди с десятками миллионов долларов могут позволить себе траст в надежной юрисдикции.
Траст – это очень правильный и действенный механизм управления капиталом, передачи состояния, снижения рисков конфликтов. В США и Западной Европе есть семьи, в которых по 3–4 поколения живут отчасти за счет средств траста, учрежденного их предками.
Но российские бизнесмены настороженно относятся к трастам. Ведь что такое траст? Это договор, юридическая конструкция, которая предполагает отчуждение имущества. Наши же бизнесмены очень часто воспринимают траст как некий инструмент налоговой оптимизации, и они совсем не готовы отчуждать имущество. Им тяжело принять решение передать свои деньги управляющему.
- Наконец, капиталисты с состояниями в сотни миллионов долларов могут позволить себе family office (семейный офис), который будет управлять капиталом.
Инструменты управления капиталом стали появляться и в России. Они востребованы, но, чтобы их начали широко использовать, должна сформироваться судебная практика. На это уйдут годы, а то и десятилетия.
Алексей: Один инструмент уже стал достаточно популярным – это эндаумент, то есть фонд, который формируется для поддержки какого-то благого начинания, например университета. РЭШ была одним из первых вузов, который сформировал такой фонд. Этот эндаумент получает пожертвования и поддерживает наш вуз.
Алексей: В финансах есть понятие диверсификации: нельзя класть все яйца в одну корзину. И нельзя все деньги держать в одной стране.
Мне кажется, что больше половины капитала состоятельные россияне по-прежнему держат за рубежом. Да, сейчас идет деофшоризация, идет автоматический обмен информацией между многими странами. Значит ли это, что все такие люди вернут капитал в Россию? А что, в России что-то принципиально поменялось? Исчезли причины, по которым они выводили капитал?
Илья: Мир становится прозрачнее, страны – это движение первыми начали США – пытаются вернуть капиталы своих граждан. Скорее всего, произойдет унификация налоговых ставок в разных странах. А офшорам с нулевыми ставками придется их повышать, иначе европейские и американские регуляторы пройдутся по ним катком. Это новая реальность всеобщей прозрачности, всеобщего обмена информацией. Поэтому разница в налоговых условиях будет постепенно стираться.
Что будет играть роль? Довольно неожиданные факторы могут вступать в игру, например климат. Я вижу тренды климатической миграции, люди пытаются выбирать регионы с комфортным климатом. Все большую роль играют инфраструктурные факторы, возможность общаться с людьми, экосистема взаимодействующих бизнесов. Страны, регионы, городские агломерации, которые смогут создать такие условия, станут реципиентами капиталов.
Идет сдвиг в пользу Юго-Восточной Азии – это Гонконг и Сингапур. Но есть еще и Дубай. Россия, как ни странно, возможно, не в ближайшей, но в среднесрочной перспективе тоже может стать прибежищем для капиталов.
Нужно управлять страновыми рисками: есть Гонконг, есть Сингапур, есть Дубай, есть Москва, есть Цюрих, есть Лондон, есть Нью-Йорк. Если, условно, Швейцария – это всегда пассивные, консервативные портфели и неприкосновенный запас, то, например, Южная Америка может быть точкой роста.
Илья: История показывает, что переиграть государство в этой гонке никому еще не удавалось. В то же время, возможно, пора задаться этическим вопросом: а почему капиталисты пытаются избежать честной уплаты налогов в стране, которая дала им возможность разбогатеть? Может, сама гонка бессмысленна? Ведь ни одно государство в мире не заинтересовано в том, чтобы ограбить капиталиста. Да, такие прецеденты были, ничем хорошим они не закончились.
Алексей: Тот бизнес, который переиграет государство, сам станет в некотором смысле государством. Уже сейчас тарифы бигтехов – этих империй, окружающих со всех сторон потребителя, – в некотором роде налог. И что могут сделать граждане этой империи, когда «налоги» растут?