.png)
Ассимиляция или жизнь поближе к своим – этот выбор стоит перед многими мигрантами. Решение зависит от самых разных факторов. В том числе от способностей самого мигранта, показала выпускница Совместного бакалавриата РЭШ и ВШЭ Софья Билич. О своем исследовании она рассказывает в колонке для GURU.
Мне всегда было интересно применять теоретические экономические модели к решению практических задач. В последнее время для многих коллег и окружающих меня людей таким практическим вопросом стала миграция. Мой интерес к этой теме вырос еще больше, когда я училась по обмену в Израиле, 23% жителей которого – мигранты. Наблюдая, как мигранты обустраивают свою жизнь в Израиле и других странах, я задалась вопросом: как они принимают решение об ассимиляции, изучении нового языка, как выбирают район для проживания?
Несмотря на большие потоки мигрантов, экономических работ об их ассимиляции немного. Это объясняется тем, что для эмпирических исследований нужны данные о жизни не одного, а нескольких поколений одной и той же группы людей. Недостаток работ вовсе не означает невнимание ученых к этой проблеме. Социологи, антропологи и законодатели проявляют большой интерес к теме миграции, которая может приводить к росту социального напряжения и ожесточенным политическим дебатам в принимающих странах (см., например, книгу Пола Коллиера «Исход». – GURU). Их общество, опасаясь конкуренции, может не хотеть, чтобы мигранты полностью включались в рынок труда. Или, наоборот, оно может поддерживать ассимиляцию высококвалифицированных мигрантов, чтобы те, реализовав свой потенциал, способствовали экономическому росту страны, от которого выиграют все. Поэтому значительная часть проблем может быть решена с помощью политики интеграции мигрантов.
Для самих мигрантов решение о степени интеграции – это сложный выбор, сравнимый с решением о самой миграции. Люди могут выбирать различные стратегии адаптации. Одни предпочитают жизнь меньшинства, окружая себя людьми из той же культурной группы, что способствует образованию сетей мигрантов с сильными социальными связями. Например, в Израиле многие мигранты из постсоветского пространства предпочитают жить в Хайфе, более 30% населения которой – русскоязычные. Им нравится держаться за свои традиции, язык и обычаи. Это позволяет им ощущать поддержку и сохранять связь с собственным наследием.
Другие мигранты предпочитают полностью ассимилироваться, впитывая культуру, язык и ценности новой страны. Они стремятся стать частью общества, адаптируясь к местным обычаям и традициям. Ассимиляция может открывать возможности для социальной мобильности и карьерного роста. Для принимающих же стран это выбор между политикой мозаики и плавильного котла – сохранения или смешения особенностей культурных групп.
Среди исследователей нет единодушия в том, какие инструменты и обстоятельства оказывают наибольшее влияние на решение мигрантов о степени ассимиляции. Некоторые авторы, например Кайван Мунши, утверждают, что со временем под давлением рыночных факторов и социального окружения каждый мигрант пройдет путь ассимиляции, а мигрантские сети разрушатся. Другие считают, что уровень ассимиляции зависит от способностей мигранта, его возраста, продолжительности миграции и в итоге каждый мигрант выбирает, насколько тесно слиться с принимающим его обществом (см., например, работу Кристиана Дустмана).
Существуют эмпирические данные, показывающие, что если из какой-то страны идет стабильный и значительный приток мигрантов, обладающих предпринимательскими навыками, то им может быть экономически выгоднее не ассимилироваться, а стать частью сети мигрантов. Другие исследования указывают на то, что в некоторых случаях оптимальным выбором для мигранта может быть сочетание ассимиляции и участия в мигрантской сети.
Кроме того, имеются данные, показывающие, что мигранты из одной и той же страны могут вести себя по-разному в зависимости от того, где они живут. Йинон Коэн приводит пример того, как мигранты из Советского Союза успешно ассимилировались в США, но не смогли добиться того же в Израиле.
Как же люди делают выбор? Принимая сложное решение об ассимиляции, они сравнивают ожидаемые доходы в трех разных вариантах: остаться в родной стране; переехать и присоединиться к диаспоре; мигрировать и ассимилироваться. Я дополнила в своей выпускной работе эту модель еще одним фактором – способностями, которыми мигрант обладает в момент переезда. От них в том числе зависит выбор, остаться на родине или уехать, как показывает одна из наиболее распространенных моделей, используемых в экономике для анализа миграции.
Полученные мною результаты подтвердили, что выбор мигрантов между тремя перечисленными вариантами действительно сильно зависит от размера мигрантской сети на момент их прибытия. Если мигрантская сеть только начинает формироваться или если что-то заставит членов диаспоры начать активнее ассимилироваться (например, изменения в законодательстве), то большинство новых мигрантов независимо от их способностей могут выбрать ассимиляцию. И это приведет к сужению мигрантской сети. Но все ли мигранты действуют именно так и что получится, если сделать поправку на способности мигрантов?
Кеннет Л. Уилсон и Алехандро Портес еще в 1980 г. предположили, что устойчивость диаспоры зависит от большого притока именно квалифицированных мигрантов, а они, в свою очередь, выигрывают от ее устойчивости. Иными словами, чем сильнее диаспора, тем сильнее соблазн стать ее частью. Моя модель показывает другие выводы: наиболее одаренные всегда предпочтут ассимиляцию. Причем даже в случае, если диаспора растет. А вот мигранты с более низкой квалификацией предпочитают сохранить связи внутри сети, если там их встречает достаточно много соотечественников. Из этого следует важный вывод: чтобы влиять на приток будущих мигрантов, который усиливается вместе с ростом диаспоры, властям необходимо проводить политику, способствующую ассимиляции мигрантов, особенно наиболее одаренных.
Позиция авторов статей, публикуемых в рубрике «Мнения», может не совпадать с точкой зрения редакции GURU.
