.png)
Может ли экономист стать детективом? Вполне может. Более того, в экономике существует целое направление исследований, которые напоминают расследования. Именно этим занимаются форензик-экономисты – специалисты по разоблачению махинаций. В выпуске «Экономики на слух» выпускник РЭШ, профессор Сиднейского университета Владимир Тяжельников рассказывал, как экономисты распутывают финансовые махинации, выводят нечестных политиков на чистую воду, расследуют связь внезапной кончины политиков и стоимости определенных компаний. GURU рассказывает о самом интересном в этом выпуске.
Артур Арутюнов
Изначально форензик-экономисты занимались узкоспециализированной работой – выступали в судах по делам о финансовых махинациях, анализировали данные и предоставляли доказательства мошенничества. Однако со временем эта профессия вышла за рамки судебных процессов и превратилась в самостоятельное направление в экономической науке. Сегодня исследователи используют методы форензик-экономики для изучения теневой экономики, выявления скрытых финансовых потоков и анализа непрозрачных экономических процессов.
Форензик-экономисты используют несколько способов, чтобы найти скрытые схемы в экономике и на рынках:
— сравнивают данные из разных источников: если цифры сильно отличаются, это может быть признаком махинаций;
— проверяют, ведут ли себя люди так, как ожидалось. Если кто-то действует слишком необычно, это может вызывать подозрения;
— анализируют ситуацию до и после важного события. Например, если после ужесточения законов внезапно меняются финансовые потоки, значит, раньше какие-то операции могли скрываться.
Одним из ключевых направлений форензик-экономики является изучение финансовых рынков, где сосредоточены большие деньги и, соответственно, риски мошенничества высоки. Яркий пример – расследование манипуляций с отчетностью фондов взаимных инвестиций, рассказывает Владимир Тяжельников.
Одно из таких исследований было посвящено работе фондов взаимных инвестиций (Mutual funds). Они могут позиционировать себя как фонды высокорисковых активов, устойчивого инвестирования или, например, ориентироваться на отдельные географические рынки. Менеджеры этих фондов обладают значительной свободой в управлении портфелем: инвесторы узнают о реальном составе активов только в отчетные периоды – раз в полгода или год. Такое регулирование создает благоприятные условия для манипуляций, известных как «приукрашивание отчетности» (window dressing): перед публикацией отчетности фонды временно изменяют структуру своих активов, чтобы показать инвесторам более выгодную картину. Исследование Мэтью Р. Морея и Эдварда С. О’Нила (2006) показало, что такая практика особенно распространена среди облигационных фондов.
Авторы проверили, как управляющие фондами меняют состав портфелей накануне обязательного раскрытия информации. Они применили два метода. Во-первых, использовали ежеквартальный опрос, проводимый Morningstar, который предоставляет данные о кредитоспособности портфеля фондов. Авторы сравнивали кредитное качество активов в периоды раскрытия информации и в периоды, когда информация не раскрывается. Во-вторых, они изучили ежедневные показатели доходности облигационных фондов. Так они стремились зафиксировать, меняется ли зависимость доходности фонда от рыночных факторов в периоды раскрытия информации по сравнению с остальным временем года. Такие изменения соответствуют поведению, характерному для приукрашивания отчетности, пишут авторы.
Выяснилось, что за 1–2 недели до публикации отчетности фонды действительно наращивали долю «безопасных» государственных облигаций, а затем возвращались к более рискованным активам. В среднем фонды увеличивают долю государственных облигаций на 3,51% в периоды раскрытия, сокращая долю корпоративных облигаций инвестиционного уровня (AAA – BBB) на 4,02%.
По наиболее консервативной оценке не менее семи фондов из 148 прибегают к подобным манипуляциям, но реальные масштабы могут быть значительно шире. При этом фонды с худшей доходностью чаще приукрашивают отчетность, пытаясь скрыть низкую эффективность управления.
Другое популярное направление форензик-экономики – расследование поведения политиков. В США сенаторы могут инвестировать в ценные бумаги, рассказывает Тяжельников, это полностью законно, однако такая практика создает «очевидный конфликт интересов». Если чиновник отвечает за государственное регулирование и заранее знает, какие решения будут приняты, он может использовать эту информацию для покупки или продажи активов, что ставит под сомнение справедливость таких сделок, отмечает Тяжельников.
Сенаторы обязаны декларировать свои инвестиции, отчитываясь о том, какие активы они купили или продали и когда. Однако у сенаторов есть достаточно большое пространство для того, чтобы не до конца раскрывать детали, говорит Тяжельников. Например, некоторые декларации подаются в рукописном виде, из-за чего их сложно разобрать.
Алан Дж. Зиоброуски с соавторами решили проанализировать инвестиционные сделки сенаторов США в 1993–1998 гг. Результаты показали, что доходность портфеля, имитирующего покупки сенаторов, опережает рынок, а портфель, основанный на их продажах, напротив, отстает от рынка. Эти данные указывают на наличие «информационного преимущества» у сенаторов и возможные нарушения принципов справедливой конкуренции на фондовом рынке. Хотя такая практика формально не нарушает закон, исследователи приходят к выводу, что с точки зрения этики она остается спорной. Рассматриваемое исследование анализировало данные о доходности сенаторов в 1990-е гг., но его выводы остаются актуальными и сегодня, замечает Тяжельников.
Авторы не нашли различий между демократами и республиканцами – сенаторы обеих партий получают одинаковые выгоды. Также исследователи выяснили, что выгоду получает значительная часть сенаторов. Еще одно любопытное наблюдение: новички в сенате зарабатывают больше, чем их более опытные коллеги. Это может объясняться разными причинами: возможно, они хуже умеют скрывать свои сделки, а возможно, инвестиции являются для них основным источником дохода в отличие от сенаторов, давно находящихся у власти, рассказывает Тяжельников.
Вопросы власти и привилегий часто становятся предметом исследований форензик-экономистов. Мара Фаччио из Университета Пердью и Дэвид К. Парсли из Университета Вандербильта изучили, как акции компаний в разных странах реагировали на внезапные смерти политиков. Авторы включили в анализ неожиданные смерти политиков из 35 стран – 203 случая, включая 11 смертей российских политиков. Они проанализировали, как эти трагические события влияют на стоимость акций компаний, штаб-квартиры которых находятся в родном городе умершего политика.
Авторы пришли к выводу, что такие компании теряют в рыночной оценке 1,7% с учетом рыночных факторов. Это снижение стоимости сопровождается снижением темпов роста продаж и ухудшением доступа к кредитным ресурсам. При этом эффект оказывается неоднородным: в Пакистане и Зимбабве снижение достигает 10%, а в США – около 4%. Отрицательное влияние смерти политика выражается не только в изменении стоимости акций, но и в снижении темпов роста выручки компаний, а также ухудшении условий доступа к кредитным ресурсам. Авторы исследования предполагают, что, несмотря на возможность влияния других факторов, смерть политика действительно оказывает негативное воздействие на стоимость компаний, находящихся в его родном городе, независимо от прямой аффилированности.
Другой важный вывод исследования – семейные фирмы страдают сильнее от потери политических связей. Это объясняется тем, что такие компании часто зависят от личных и неформальных отношений с политиками, которые оказывают значительное влияние на их деятельность. Особенно тяжело переживают утрату политических контактов фирмы, работающие в сферах, регулируемых умершим политиком. Для них потеря таких связей приводит к более значительному падению рыночной стоимости. Эффект становится еще более выраженным в странах с высоким уровнем коррупции, где компании, зависимые от политических связей, сталкиваются с большими трудностями из-за нестабильности и неопределенности в бизнес-среде, говорится в работе.
Довольно экзотический пример форензик-экономики – исследование научного сотрудника Колумбийского университета Войцеха Копчука и научного сотрудника Университета Мичигана Джоэла Слемрода. Они изучают, как изменения в законах о налогах на наследство в США могут повлиять на момент смерти человека. Иными словами, могут ли люди влиять на время своей смерти, пытаясь избежать или минимизировать налоговые обязательства наследников.
В США налог на наследство часто меняется. Исследователи использовали данные из налоговых деклараций, фиксирующих суммы переданных по наследству средств и даты смерти наследодателей. В восьми случаях, рассмотренных в исследовании, налог увеличивался, а в пяти – снижался. Это позволило проверить гипотезу о том, что люди могут реагировать на изменения налогов, стараясь «спланировать» момент смерти на более благоприятный период.
Результаты исследования подтвердили эту гипотезу. «Люди заметно чаще умирают в более благоприятный налоговый период», – отмечает Тяжельников. Это значит, что смертность возрастает либо до повышения налога, либо после его отмены или снижения. Более того, есть связь с суммой наследства: если речь идет о незначительных суммах, эффект малозаметен, но экономия в $20 000 увеличивает вероятность смерти примерно на 1,7%.
Не стоит представлять зловещие картины убийства богатых родственников, замечает Тяжельников. Скорее всего, речь идет о пожилых людях с плохим здоровьем, для которых такой выбор может быть осознанным решением – личным или одобренным семьей. Кроме того, подобное поведение наблюдается и вне экономического контекста, продолжает он: «Мы видим, что люди нередко стараются дожить до значимых дат, например до Нового года, Рамадана или Китайского Нового года». Это может быть связано как с эмоциональными и ментальными факторами, так и с естественными колебаниями в уровне смертности, объясняет Тяжельников.
Наконец, исследователи рассматривают еще одно возможное объяснение – манипуляции с датами смерти. В некоторых случаях, если человек умирает, например, в три часа ночи в день вступления в силу нового налога, данные в свидетельстве о смерти могут быть скорректированы так, чтобы смерть формально наступила незадолго до изменения законодательства или, наоборот, чуть позже. «Мы не говорим о всплеске убийств, – подчеркивает Тяжельников. – Скорее это сочетание добровольных решений и возможных манипуляций со статистикой».
