Чего добивается БРИКС

12.03.2025

В недавнем выпуске «Экономика на слух» разбиралась в теориях Давида Рикардо и в тех преимуществах, которые создает международная торговля. Но не все страны смогли ими воспользоваться в равной мере, поэтому развивающиеся страны объединяются для продвижения своих интересов на разных площадках. Перспективы развития одной из таких площадок – БРИКС – в другом выпуске «Экономики на слух» обсуждала профессор РЭШ Наталья Волчкова. GURU рассказывает о главном в этом подкасте: что собой представляет БРИКС, как он появился, зачем он нужен, что объединяет и что разъединяет его членов.

Артур Арутюнов

Как выглядит БРИКС

БРИКС изначально возник как инвестиционная идея: в 2001 г. главный экономист Goldman Sachs Джим О’Нил выделил Бразилию, Россию, Индию и Китай как наиболее перспективные развивающиеся экономики с точки зрения роста и инвестиционной привлекательности. Позже к группе присоединилась ЮАР, а затем – ОАЭ, Иран, Эфиопия, Индонезия и Египет.

С начала 2000-х, если учитывать новые страны, вошедшие в объединение, доля БРИКС в мировом ВВП по паритету покупательной способности выросла примерно с 20 до 37%. На расширенный БРИКС приходится более 40% мировых валютных резервов. Доля членов БРИКС в глобальной торговле за это время почти удвоилась, превысив 20%. На страны БРИКС приходится 44% населения Земли.

БРИКС – не международная организация и не экономический блок в классическом смысле, а скорее платформа для обсуждения проблем, подчеркивает профессор РЭШ Наталья Волчкова. Такой формат оправдан: страны слишком разные – у них разные экономические модели, приоритеты и внутренние проблемы. Попытка превратить БРИКС в полноценную международную организацию с обязательными для ее членов решениями может стать «началом конца». «Определенная институционализация БРИКС была бы полезна, но лишь в отдельных аспектах», – считает Волчкова. 

Зачем понадобился БРИКС

Появление БРИКС стало ответом на недостаточную готовность существующих международных организаций решать проблемы развивающихся стран, отмечает Волчкова. Интересы государств Глобального Юга нередко сталкиваются с непониманием или нежеланием идти на уступки со стороны развитых экономик.

Один из наиболее показательных примеров кризиса международных институтов – Всемирная торговая организация (ВТО). Она должна была обеспечить развивающимся странам доступ к мировым рынкам. Однако на практике преимущества глобализации распределялись неравномерно.

Нежелание ведущих экономик идти на компромиссы завело ВТО в тупик, говорит Волчкова. Признаком этого стал провал Дохийского раунда многосторонних торговых переговоров, запущенного в 2001 г. Его целью была либерализация мировой торговли, особенно в сельском хозяйстве, промышленности и услугах, а также создание более справедливых условий для развивающихся стран. Однако переговоры затянулись на годы и так и не были завершены: страны не смогли договориться из-за глубоких разногласий по вопросам сельскохозяйственных субсидий, тарифов и доступа к рынкам.

«Традиционный подход ВТО «все или ничего», при котором все члены ВТО должны прийти к согласию по всем вопросам, превратился в смирительную рубашку», – говорила в 2019 г. Пинелопи Голдберг, главный экономист Всемирного банка на тот момент, обсуждая кризис глобальной торговой системы и необходимость реформ в ВТО.

Кризис ВТО обострился в последние годы из-за резкого роста протекционизма в мировой экономике, в частности торговой войны между Китаем и США. Противостояние достигло пика в 2019 г., когда США заблокировали назначение новых судей апелляционного органа, фактически парализовав работу системы урегулирования торговых споров. В результате разбирательства затягиваются на годы, а страны вынуждены искать альтернативные механизмы взаимодействия.

Неспособность ВТО эффективно решать проблемы развивающихся стран заставила их искать новые пути защиты своих интересов. Это привело к укреплению БРИКС: в условиях кризиса многосторонних торговых соглашений страны блока начали развивать собственные форматы экономического сотрудничества, включая Новый банк развития. Кроме того, в мире растет число региональных торговых соглашений, указывает Волчкова. Например, в 2020 г. было создано Всеобъемлющее региональное экономическое партнерство, в которое вошли, в частности, страны АСЕАН, Китай, Япония, Южная Корея и др. А в 2023 г. активизировались переговоры между ЕС и южноамериканским блоком МЕРКОСУР о создании зоны свободной торговли.

«Для небольших развивающихся стран региональная торговля может быть важнее глобальных рынков. Крупные экономики, доминирующие в определенных секторах, заинтересованы в доступе к мировому рынку. Однако для малых государств достаточно интеграции с крупным соседом, чтобы стабильно развиваться на протяжении десятилетий. Поэтому запрос на многосторонность или регионализацию зависит от масштаба экономики», – объясняет Волчкова.

Один из примеров совместных инициатив БРИКС – климатическая повестка. С 2026 г. в ЕС заработает механизм трансграничного углеродного регулирования (CBAM), вызвавший серьезное недовольство развивающихся стран. Главная претензия – отсутствие дифференциации: налог распространяется на все страны одинаково независимо от  уровня их экономического развития. Это создает угрозу для государств, которые еще не завершили ключевые этапы индустриализации, и может значительно замедлить их рост. По мнению Волчковой, обсуждение на площадке БРИКС позволяет развивающимся странам выработать и отстаивать единую позицию по таким вопросам.

«БРИКС мог бы выполнять для развивающихся стран ту же роль, что ОЭСР – для развитых экономик», – считает Волчкова. Объединение могло бы систематизировать опыт, вырабатывать рекомендации по реформам и поиску решений для ключевых проблем развивающихся стран. Еще одно важное направление – сокращение зависимости от доллара в расчетах и развитие альтернативных платежных систем (подробнее об этом читайте в статье GURU).

При этом у членов БРИКС могут быть различные, иногда противоречащие друг другу национальные интересы. Для Китая объединение особенно важно как способ диверсификации торговых партнеров, говорит Волчкова. В условиях торговых войн с США и усиливающихся ограничений в Европе Пекин стремится через партнеров по БРИКС компенсировать потери от сокращения доступа к западным рынкам. Например, Китай в кратчайшие сроки заместил западные автомобильные бренды в России и активно продвигает экспорт своей продукции, включая электромобили, в другие страны блока.

Несмотря на различия в национальных интересах, членов БРИКС объединяет общий запрос на реформу международных институтов. Они обсуждают функционирование ООН, МВФ, Всемирного банка и других международных организаций, вырабатывая совместные подходы и продвигая их на глобальном уровне, отмечает Волчкова. БРИКС регулярно выступает с инициативами о реформировании Совета Безопасности ООН и увеличении представительства развивающихся стран в его составе. Аналогичную позицию объединение занимает в МВФ, где выступает за перераспределение квот голосов в пользу стран Глобального Юга. БРИКС должен не подменять другие международные структуры, а скорее дополнять их, считает Волчкова. Решать по-настоящему глобальные проблемы без США и Европы невозможно – так же, как и Запад не сможет их решить без участия Китая и Индии, пишет О’Нил для Project Syndicate. 

 

Конфликты внутри БРИКС

Хотя страны БРИКС объединяет общий скепсис в отношении западных институтов, между ними существуют серьезные противоречия. Одно из самых давних – территориальный спор между Китаем и Индией. Разногласия касаются двух регионов – Аксайчина и Аруначал-Прадеша. Китай фактически контролирует Аксайчин, но Индия считает его частью своей территории. В свою очередь, Индия контролирует Аруначал-Прадеш, однако Китай называет этот регион «Южным Тибетом» и претендует на него. В 2020 г. из-за спора вокруг Аксайчина между странами произошло вооруженное столкновение.

Территориальные конфликты не единственный источник разногласий между Индией и Китаем, замечает Волчкова. Индийская экономика значительно уступает китайской. Это усиливает опасения Индии по поводу доминирования Китая в регионе и заставляет ее искать механизмы балансировки влияния, говорит она.

Еще один пример внутренних противоречий – конфликт Египта и Эфиопии за водные ресурсы Нила. Для Египта эта река с древности служила главным источником воды и была основой ее экономики. Однако река протекает через 11 стран, а один из ее крупнейших притоков, Голубой Нил, берет начало в Эфиопии, которая решает с помощью Нила иную задачу – энергетическую.

В 2011 г. Эфиопия объявила о строительстве крупнейшей в Африке гидроэлектростанции (ГЭС) «Хидасэ» («Возрождение»), что вызвало резкое недовольство Египта. Каир опасается, что плотина сократит объем воды, поступающей в страну, и нанесет ущерб ее экономике. Переговоры между Эфиопией, Египтом и Суданом о правилах эксплуатации ГЭС продолжались много лет, но так и не привели к окончательному соглашению. В 2020 г., несмотря на отсутствие договоренностей, Эфиопия в одностороннем порядке начала заполнять водохранилище, что еще больше обострило конфликт. Египет требует международного посредничества и гарантий справедливого распределения воды, тогда как Эфиопия настаивает, что реализация проекта – ее суверенное право. Споры продолжаются до сих пор.

Такие платформы, как БРИКС, позволяют обсуждать разногласия в многостороннем формате, отмечает Волчкова. Когда в переговорах участвуют разные игроки со своими интересами, странам приходится искать баланс, что облегчает достижение компромиссов, считает профессор РЭШ.