.png)
Ребенку из бедной семьи гораздо труднее пробиться наверх, чем родившемуся у обеспеченных родителей. Эту нехитрую мысль и в то же время серьезную проблему отражает экономическая концепция, которая демонстрирует взаимосвязь между неравенством доходов в обществе и межпоколенческой социальной мобильностью. Проще говоря, чем выше неравенство доходов в стране, тем меньше шансов у детей из бедных семей достичь более высокого экономического положения, чем у их родителей.
Михаил Оверченко
Ее иллюстрирует кривая Гэтсби (The Great Gatsby Curve). Термин в 2012 г. ввел в оборот Аллан Крюгер, возглавлявший тогда комитет экономических советников при президенте Бараке Обаме. Название восходит к роману Фрэнсиса Скотта Фицджеральда «Великий Гэтсби», в котором описываются социальное расслоение и сложность преодоления классовых барьеров в Америке «ревущих двадцатых».
Как отмечал Крюгер, кривая наглядно демонстрирует «связь между концентрацией богатства в одном поколении и возможностями следующего поколения подняться по экономической лестнице по сравнению с родителями». Иными словами, в странах с более высоким коэффициентом Джини вероятность того, что дети сохранят положение своих родителей (богатство или бедность), оказывается существенно выше.
Экономисты спорят о том, растет ли неравенство и как быстро, но о его снижении речи нет. Сам по себе высокий уровень неравенства не был бы столь тревожным явлением при более высокой степени экономической мобильности, т. е. при наличии широких возможностей для перемещения в социально-экономической иерархии, подчеркивал Крюгер: «Если бы у нас была высокая степень мобильности доходов (люди с низкими доходами или их дети имели хорошие шансы подняться по шкале доходов), мы бы меньше беспокоились о степени неравенства в любой отдельно взятый год. Но у нас ее нет. Более того, неравенство выросло, и данные свидетельствуют, что экономическая мобильность из года в год или из поколения в поколение снижалась».
Для оценки того, насколько сильно доходы ребенка во взрослой жизни зависят от доходов его родителей, исследователи используют показатель межпоколенческой эластичности дохода (intergenerational elasticity of income, IGE). Например, IGE = 0,6 означает: если одни родители зарабатывают на 100% больше других, то дети первых будут зарабатывать на 60% больше, чем вторых. То есть чем ниже эластичность, тем выше социальная мобильность и тем легче ребенок из бедной семьи сможет разбогатеть. При IGE = 0,2 двукратная разница в доходах родителей приведет к разнице в доходах детей всего в 20%.
Исследования Майлза Корака, в прошлом профессора экономики Университета Оттавы, а ныне – Городского университета Нью-Йорка, в частности его работа 2013 г. «Неравенство из поколения в поколение: Соединенные Штаты в сравнении», показали значительные различия между странами по межпоколенческой эластичности дохода. В выборке из 22 государств IGE варьируется от менее 0,2 в таких странах, как Дания, Норвегия и Финляндия, до почти 0,7 в Перу (крайне низкая межпоколенческая мобильность).
Источник: Corak, Miles, Inequality from Generation to Generation: The United States in Comparison; Всемирный банк
Высокие значения IGE в развивающихся странах могут объясняться в том числе исключением отдельных социальных групп из полноценного участия в экономике (например, коренного населения в Перу или сельских жителей в Китае).
В развитых экономиках специфическими барьерами могут служить разный уровень доступа к качественному образованию и здравоохранению, сегментация рынка труда. В этой группе низкая межпоколенческая мобильность в США, Великобритании и Италии: их IGE около 0,5 по сравнению с 0,2–0,3 у Канады и Австралии и еще меньшим показателем в скандинавских странах. Неравенство доходов в США накануне Великой рецессии 2008–2009 гг. было почти таким же, как во времена «Великого Гэтсби».
Корак и другие исследователи показали, что устойчивые различия в межпоколенческих доходах объясняются рядом факторов – от исторической специфики до институциональных условий и роли семьи и ее окружения.
Профессор Гэри Солон из Института экономики труда Мичиганского университета предложил «модель изменения межпоколенческой мобильности во времени и пространстве», объясняющую различия тремя ключевыми факторами и их взаимодействием.
Семья. Каждая семья обладает разными ресурсами и возможностями для инвестирования в своих детей. Эти возможности зависят от «механических» факторов, например генетики, социально-экономического статуса семьи, ее места в обществе.
Рынок труда. Его характеристики, такие как структура занятости, уровень безработицы и доступность рабочих мест, влияют на то, какие возможности получают молодые люди.
Государство. Его роль проявляется в политике в сфере образования, здравоохранения и социальной поддержки. Например, государственные инвестиции в человеческий капитал, такие как обеспечение равного доступа к качественному образованию независимо от дохода семьи, повышают межпоколенческую мобильность.
Эффективность инвестиций в человеческий капитал (как семейных, так и государственных) и доходность человеческого капитала оказывают важное влияние на межпоколенческую мобильность. Так, увеличение доходности человеческого капитала в условиях ограниченного доступа к образованию ее снижает. То есть состоятельная семья из двух зарабатывающих родителей с одним ребенком способна обеспечить ему лучшее образование; такое вложение родителей даст бόльшую отдачу, позволит ребенку занять более выгодное место на рынке труда и обеспечить себе более высокий уровень благосостояния, чем ребенку едва сводящей концы с концами матери-одиночки.
Напротив, государственные образовательные инвестиции с прогрессивной структурой повышают шансы детей из более низких социальных и имущественных слоев общества на то, чтобы изменить свое положение. В странах, оказывающих бόльшую поддержку таким детям, более низкое значение IGE и выше межпоколенческая мобильность.
Экономическая мобильность сильно зависит и от места проживания семьи, причем дело не только в том, насколько состоятелен район, но и в том, насколько активно общаются люди разного достатка. Чем активнее они пересекаются, тем быстрее бедные поднимаются по доходной лестнице, показало исследование лаборатории Opportunity Insights, возглавляемой Раджем Четти. Чем раньше ребенок попадет в благоприятную среду, тем выше его шансы на успех: у детей, переехавших с семьей в такие районы, ожидаемый доход будет увеличиваться примерно на 4% в год, а у переехавших в более бедный район, наоборот, снижаться на 4%.
То же самое в школе: глядя на более состоятельных одноклассников, дети из бедных семей вкладывают больше сил в образование, ставят перед собой правильные цели и стремятся их достичь. А вот в университетах дело обстоит иначе: набор в них в США сильно сегрегирован и зависит от доходов родителей. Ведущие университеты предпочитают принимать детей своих же выпускников, большинство которых – из состоятельных семей и имеют хорошее портфолио, например спортивный опыт или музыкальное образование, которое могут себе позволить далеко не все. То есть скорее здесь работает принцип, описанный Солоном: увеличение инвестиций в человеческий капитал и его доходности (что характерно для состоятельных семей) снижает межпоколенческую мобильность.
Элитные университеты могут способствовать снижению неравенства, изменив практику приема студентов, и тут примером могут быть лучшие государственные колледжи США, отмечал Четти. Там основное внимание обращают на академические показатели, поэтому в них собираются студенты с разным социальным и экономическим бэкграундом.
Журнал The Economist недавно добавил в эту картину еще один фактор. Только в 2025 г. в развитых странах люди получат в наследство имущество примерно на $6 трлн. Это около 10% их ВВП против примерно 5% для ряда богатых стран в середине ХХ в. По доле ВВП размер имущества, ежегодно передаваемого в наследство, вырос во Франции вдвое с 1960-х гг., а в Германии – почти втрое с 1970-х. Такой рост объясняется, в частности, уходом в мир иной представителей поколения беби-бумеров и значительным ростом цен на недвижимость.
«Теперь то, сможет ли молодой человек позволить себе купить дом и жить в относительном комфорте, определяется унаследованным богатством почти в той же степени, что и его успехами в работе», – пишет The Economist. Эта ситуация, которую журнал считает настоящей угрозой капитализму, вовсе не обязательно касается очень богатых людей. Среди наследников много представителей среднего класса, чей «папа-таксист» успел купить жилье, особенно в мировых столицах, еще когда оно не стоило баснословных денег.
Такая ситуация «создает класс рантье <…> которые, зная, что могут рассчитывать на наследство, теряют стимулы для работы или инноваций»; не меньшее беспокойство вызывает то, что «формируется низший класс». Его представители, не получая аналогичных выгод и не имея шансов приобрести жилье, даже упорно работая, «остаются за бортом и испытывают все большее недовольство», пишет The Economist.
«Наследственнократия» только усиливает неравенство. Например, в Великобритании пятая часть 35–45-летних жителей, как ожидается, унаследует менее 10 000 фунтов стерлингов, а четверть – более 280 000 фунтов.
Несмотря на все эти тенденции, экономист Тома Пикетти, подводя итоги десятилетия после выхода его книги «Капитал в XXI веке» (2014) и размышляя о развитии собственных идей до книги «Краткая история равенства» (2022), указывает, что с конца XVIII в. в мире преобладала тенденция к росту равенства. Сколь бы несправедливым ни казался современный мир, он «существенно более эгалитарен, чем в 1950 или 1900 гг., а в те годы, в свою очередь, он был более эгалитарным в сравнении с 1850 или 1780 гг.». Это касается различных аспектов – социального статуса, собственности, доходов, образования, гендерных и расовых различий, а также сравнения обществ между собой на глобальном уровне, считает Пикетти: «Даже в период с 1980-х до 2020-х гг., который часто воспринимается как эпоха усиления неравенства, сохранялось и движение к большему равенству, если рассматривать ситуацию в многомерной и глобальной перспективе».
Что еще почитать и послушать на эту тему
Легко ли измерить неравенство: как экономисты спорят о том, выросло оно или нет
Что показали исследования гарвардской лаборатории Opportunity Insights о неравенстве и экономической мобильности
Как отделить вредное неравенство от полезного
Как определить, измерить и использовать социальный капитал
