.png)
«Права собственности — это, наверное, самый основополагающий институт, изучаемый экономистами», — говорят Марк Кояма и Джаред Рубин. Казалось бы, что тут изучать, ведь они просто-напросто определяют, что и кому принадлежит? В действительности под этой обложкой собрано так много различных аспектов, что точное описание прав собственности — сложнейшая задача, а их соблюдение и подавно. Как ее решать, какова в этом роль государства и почему без надежно защищенных прав собственности экономика растет хуже?
Это совместный проект Российской экономической школы и издания N + 1. В предыдущем цикле статей мы писали о достижениях нобелевских лауреатов по экономике. Премию 2024 года присудили за исследования институтов — им посвящена следующая серия блога, «Институциональный словарь», в которой мы расскажем об основных понятиях институциональной экономики. Первый текст этого цикла здесь, второй здесь.
Маргарита Лютова
Права собственности — один из важнейших институтов, лежащий в основе современных экономических систем и в то же время это одно из понятий, которые чаще всего трактуют неверно, пишет американский экономист Армен Алчиан, один из создателей экономической теории прав собственности. В общем виде экономисты выделяют несколько базовых аспектов прав собственности. Это право:
самостоятельно решать, как воспользоваться собственностью;
получать от нее доходы;
передавать права собственности или их часть (например, завещать как наследство, продавать, закладывать, сдавать в аренду и так далее).
Все эти права не возникают сами по себе в полном объеме и часто могут быть ограничены — законодательством или условиями контракта. Простейший пример сложного вопроса об объеме прав собственности — спор героев «Трое из Простоквашино» Кота Матроскина и Шарика о том, кому принадлежит теленок, родившийся у государственной коровы, которую они взяли напрокат: государству или простоквашинским арендаторам. В такой ситуации правильно составленный контракт на аренду коровы должен был описывать, как распределяются права собственности на молоко и телят.
В качестве примера влияния законодательных ограничений прав собственности экономисты часто приводят регулирование предельной арендной платы, которую могут брать собственники жилья. Такие нормы действуют в некоторых странах Европы и в нескольких штатах США и вызывают много споров. С одной стороны, государственное ограничение ставки аренды должно сделать съемное жилье доступнее. С другой, это может демотивировать арендодателей: если доход от аренды заранее ограничен, то снижаются стимулы инвестировать в улучшение жилья или вовсе пропадает смысл сдавать его.В конечном счете арендаторы могут пострадать из-за попыток помочь им.
Множество исследований (раз, два) и в теории, и на основе данных показывают, что чем лучше определены и защищены права собственности, тем больше возможностей для экономического роста. Ученые выделяют несколько основных механизмов, через которые права собственности положительно влияют на темпы экономического роста. Если права собственности надежно защищены, то:
стимулы инвестировать сильнее: компании и люди должны быть уверены, что предприятие, в которое они вложили средства, будет приносить им доходы, и их не отнимут государство или конкуренты;
активы проще покупать и продавать, так что они с большей вероятностью смогут попасть к тем, кто готов использовать их максимально эффективно;
компании и люди тратят меньше ресурсов на защиту своей собственности и смогут направить эти средства на производство;
проще использовать собственность в качестве залога и привлекать финансирование.
«Бизнесмен, который предполагает, что все, что он сможет заработать, украдут, экспроприируют или обложат непосильным налогом, не имеет стимулов к работе, не говоря уже об инвестициях и инновациях», — утверждают недавние нобелевские лауреаты по экономике Дарон Аджемоглу и Джеймс Робинсон. Они сравнивают права собственности с кривой Лаффера — без их защиты возникает ситуация, схожая со стопроцентной налоговой ставкой: отсутствуют стимулы к работе, торговле и инвестициям, а в результате сокращаются и налоговые поступления.
Исследователи находят множество примеров в истории, когда защита прав собственности способствовала процветанию. Самый известный — родина промышленной революции Англия, где укрепление прав собственности способствовало и инновациям, и инвестициям, в том числе в добычу угля, который стал топливом для модернизации промышленности.
Разница в защите прав собственности — один из ответов на фундаментальный вопрос, почему одни страны богатые, а другие бедные. Бас Ван Бавел, Элчо Бюринг и Джессика Дейкман, сравнивая средневековые Европу и Ближний Восток, демонстрируют, как слабость прав собственности влияла на инвестиции в трудосберегающие технологии. Авторы показали, что в IX–XVI веках использование водяных и ветряных мельниц, а также подъемных кранов увеличивалось в Западной Европе, но уменьшалось на Ближнем Востоке. Они приносили огромную отдачу, но строить их было дорого. Кроме того, это имело смысл, только если инвестиции были защищены. На Ближнем Востоке защита прав собственности слабела, что, по мнению исследователей, и объясняло снижение там этих капиталовложений.
Перуанский экономист Эрнандо де Сото полагал, что если более надежно закрепить за людьми в странах с развивающимися рынками права собственности, то это поможет им выбраться из бедности. В книге «The Mystery of Capital» он подсчитал, что в развивающихся странах есть активы с нечетко определенной собственностью общей стоимостью 9 триллионов 300 миллиардов долларов (более 17 триллионов в сегодняшних ценах). Это дома и земельные участки, производственные активы и фермерские хозяйства, которые формально никому не принадлежат — например из-за того, что получить необходимые документы трудно и дорого.
Если бы у людей были надежные права на их собственность, то им было бы проще взять кредиты под ее залог и использовать заемные средства, чтобы вложить их в бизнес, надеялся де Сото. К тому же, им бы не пришлось тратить время и деньги на охрану своего жилища или предприятия — ведь имущество, у которого нет формального собственника, в любой момент может быть захвачено. Рекомендациям де Сото последовали власти лишь нескольких развивающихся стран, но права собственности в большинстве из них — по-прежнему большая проблема. Только в пятой части стран мира частные земельные участки четко размечены и внесены в государственный кадастр.
Но закрепить за людьми собственность недостаточно, предупреждал де Сото. Нужно эффективно определить, как будет регулироваться ее использование и передача: от регистрации сделок до наследования и правил изъятия на государственные нужды. Исследования в Аргентине и Перу показали, что одного закрепления права собственности недостаточно, чтобы люди начали выбираться из бедности.
Выяснилось, что мало кто из зарегистрировавших собственность на жилье и землю, заложил их банку. В одних случаях банки все равно отказывались кредитовать людей с невысокими доходами, в других люди сами были не готовы к риску лишиться своего единственного актива, если не смогут расплатиться по кредиту. Другие предположения де Сото все же подтвердились: регистрация собственности привела к тому, что люди стали работать больше часов в сутках, и на рынок труда выходило больше членов семьи, поскольку необходимость сторожить жилье отпадала.
Во многих случаях установить права собственности сложно не из-за трудоемких и дорогостоящих процедур, а в силу объективных причин. Например, строящийся рядом с коттеджным поселком завод не может безвозмездно занять землю, собственность на которую закреплена за дачниками, — он должен выкупить участок. Но если выбросы этого завода загрязняют воздух, то как быть живущим с ним по соседству? Собственность на воздух (в отличие от земли) за ними не закреплена, и им будет непросто доказать, что им причинен ущерб. Стандартное решение для ситуаций, где сложно определить права собственности, — государственное регулирование: власти могут ввести налог на заводские выбросы или штрафовать за превышение безопасной для окружающей среды нормы, тем самым защищая живущих рядом с заводами и стимулируя промышленников делать свои производства чище.
Классик институциональной теории и лауреат Нобелевской премии 1991 года Рональд Коуз считал, что введение и защита прав собственности — главная и чуть ли не единственная задача государственного вмешательства в экономику. Он объяснял эту идею на примере маяков. До Коуза многие экономисты приводили маяки в качестве исторического примера публичного блага. Владельцу маяка было трудно брать с судов плату за свои услуги, так что у частников нет никаких стимулов инвестировать в такой бизнес. Но судоходство нуждалось в маяках — значит, это задача для государства, которое обязано создать бесплатную и безопасную инфраструктуру.
Коуз, изучая исторические источники, обнаружил, что в Англии XVII–XVIII веков было множество частных маяков, которые успешно собирали деньги с кораблей, заходивших в близлежащие порты. Дело в том, что право на эти сборы владельцы маяков получали от короля в виде специального патента. При этом на нем ставили свои подписи еще и кораблестроители и владельцы судов, которые соглашались с обязательством платить за маяк. Так что маяки необязательно должны быть государственными, а вполне могут быть частным бизнесом, если четко определить права собственности, заключал Коуз.
Более поздние исследования примирили Коуза и его оппонентов и заодно показали, что права собственности — не панацея, особенно если требуются масштабные инвестиции в технологическую модернизацию. Маяки XVII–XVIII веков были не очень мощными, так что их светом в основном пользовались суда, которые шли в ближние порты — это и создавало возможности для сбора платы. Но в XIX веке маяки стали оснащаться новыми линзами, которые сделали их лучи куда мощнее, они освещали водную гладь до самого горизонта, так что пользоваться их светом могли корабли, проходившие мимо — например, чтобы не сбиться с курса. В такой ситуации взять плату за услуги куда сложнее. К тому же, строительство технически сложных маяков требовало более значительного финансирования, так что государственное вмешательство все же оказывалось неизбежным. Но эту историю не стоит воспринимать как аргумент в пользу огосударствления экономики, предупреждал экономист Тимоти Тейлор: государство обязано защищать права собственности, но при этом уделять внимание технологическим инновациям, которые не могут привлечь финансирование на рыночных условиях.
Сами по себе права собственности — не гарантия роста. Например, важна не только сила закона, но и равенство всех перед ним. Необходимо, чтобы были защищены права собственности не только экономической элиты, а широких слоев населения, отмечали Аджемоглу и Робинсон — это одна из центральных мыслей их работ. В обществе, где имеет место не «власть закона», а «власть посредством закона», правящие элиты, как правило, остаются выше закона.
Права собственности на факторы производства могут посеять и семена упадка, если дают слишком большую политическую власть, пишут они. Как это происходит, продемонстрировал Ван Бавел, описав схожий путь развития и упадка аббасидского Ирака, средневековой Северной Италии и Нидерландов. Сперва защита прав собственности повышала эффективность использования ресурсов, что ускоряло экономический рост. Это способствовало появлению новых элит, которые накапливали факторы производства, превращая свое богатство в политические рычаги влияния. Рынки становились менее свободными, росла социальная поляризация, а средний уровень благосостояния снижался. Корыстные интересы вытеснили из экономики те немногие производительные силы, которые оставались вне их контроля, мало что оставив для остального общества, пишут Рубин и Кояма. Именно поэтому, как показывают в многочисленных работах новые нобелиаты, для долгосрочного процветания права собственности должны сочетаться с институтами конкуренции, в том числе политической.
Иначе под надежной защитой могут оказаться права собственности ограниченного круга элиты, в руках которой сосредоточена экономическая и политическая власть. В долгосрочной перспективе это станет препятствием для экономического роста, хотя может давать краткосрочные экономические выигрыши, объяснял Аджемоглу. В статье 2003 года он предложил теоретические модели двух обществ. В первом, олигархическом, деловая элита контролирует политическую власть и благодаря этому может гарантировать свои права собственности — закрепить за собой не только собственные активы, но и положение на рынке, установив высокие барьеры на вход для прочих игроков (например, через лицензии или доступ к льготным кредитам для приближенных к власти). В таком обществе будут низкие налоги на бизнес, но выигрывать от них будет только элита. Второе общество — демократическое: на его рынках низкие барьеры, что фактически означает защиту прав собственности широкого круга игроков и высокие налоги, пишет Аджемоглу.
Модель Аджмемогу показала: в краткосрочной перспективе олигархические общества могут демонстрировать более высокие темпы роста. Этому способствуют не только низкие налоги: в бизнес поначалу попадают предприниматели, обладающие реальными конкурентными преимуществами, а не только приближенные к власти. Но с течением времени рост в таких обществах замедляется, потому что предприятия защищают себя от конкуренции с новыми игроками и не заинтересованы в том, чтобы повышать эффективность. Демократические общества, напротив, за счет сочетания политической и экономической конкуренции способны обеспечить стабильный долгосрочный рост экономики.
