.png)
Американская экономическая ассоциация выбрала лучшие статьи среди опубликованных в American Economic Journal. Награды ежегодно вручаются в четырех номинациях: «микроэкономика», «макроэкономика», «прикладная экономика» и «экономическая политика». GURU попросил профессоров и выпускников РЭШ рассказать об этих статьях, которые помогают:
- проследить эволюцию спроса на труд и оценить его в будущем;
- проанализировать влияние на него машин;
- увидеть, как даже всем выгодная реформа может буксовать;
- изучить неожиданные последствия диверсификации инвестиций.
Подготовила Анастасия Небольсина
«Эволюция работы в США». Энгин Аталай (ФРБ Филадельфии), Пхай Фонгтиенгтам (IBM), Себастьян Сотело (Мичиганский университет в Анн-Арборе) и Даниэль Танненбаум (Университет Небраски в Линкольне)
Эта работа представляет новую базу данных на основе объявлений о вакансиях на рынке труда США, опубликованных в трех крупнейших изданиях – The Boston Globe, The New York Times и The Wall Street Journal в 1950–2000 гг. База данных позволяет лучше понять эволюцию рабочих мест и наполнение конкретных должностей в США во второй половине XX в. до появления электронных баз. Ее уникальность – в высокой степени детализации информации о навыках, которые требуются от соискателя конкретной вакансии. Авторам удалось собрать информацию почти о 8 млн вакансий и описать каждую с точки зрения сочетания рутинных (ручных или когнитивных) и нестандартных (аналитических, интерактивных или ручных) задач.
Экономическая литература последних лет интенсивно изучает изменения в профессиональной структуре рабочих мест в результате технологических новаций, цифровизации и стремительного развития искусственного интеллекта: отмирание одних профессий и появление других, изменение сохраняющихся профессий. Изучение того, как содержание профессии транслируется в набор должностей (job titles), а должностей – в набор рабочих задач (job tasks), позволяет лучше понять, какая часть этих задач уже выполняется или может быть выполнена машинами, механизмами, компьютерами. Это, в свою очередь, позволяет уточнить портрет будущего спроса на труд.
Появление электронных баз данных о вакансиях в США, содержащих требования к профессиональным умениям и навыкам, дает возможность подробно исследовать эволюцию профессиональной структуры США с конца 2000-х (данные от Burning Glass Technology начинаются с 2007 г.). Статья Аталая и соавторов, препарируя исторические данные о спросе на труд, существенно дополняет представления о том, как меняется сочетание рутинных и нестандартных рабочих задач.
Предшествующие исследования документировали значительные изменения структуры спроса на труд, поляризацию рабочих мест и вымывание профессий, требующих рутинного ручного и рутинного когнитивного труда. Переход анализа с уровня узких профессий на уровень должностей, а внутри них – рабочих задач позволил увидеть, что 88% всех изменений происходило внутри узко определенных профессий и должностей. Должность могла сохранить название, но ее наполнение менялось. Прежние оценки изменений структуры спроса на труд через изменение профессиональной структуры рынка (сдвиги между профессиями) многократно занижали масштабы перемен, более 4/5 которых выражалось в изменении набора должностей внутри профессий и содержания рабочих задач должностей. Такая недооценка масштаба перемен не могла не исказить оценку роли технологических сдвигов в эволюции структуры рабочих мест и зарплат, а также неравенства доходов в США во второй половине XX в. Обновление представлений об этих процессах вслед за публикацией базы данных (которая является общественно доступной) уже происходит и продолжится.
Ирина Денисова, профессор РЭШ
«Расцвет машин: автоматизация, горизонтальные инновации и неравенство доходов». Дэвид Эму (Цюрихский университет и CEPR) и Мортен Ольсен (Копенгагенский университет)
Эта статья помогает оценить взаимосвязь развития технологий и зарплат. Прогресс способствует их росту, ведь новые изобретения помогают работникам больше произвести. Высокие зарплаты, в свою очередь, создают стимулы придумывать новые способы автоматизировать производство, т. е. менять работников на роботов (машины, компьютеры, программное обеспечение и т. д.). А поскольку легче всего заместить именно низкоквалифицированных работников, то спрос на них от этого снижается и разрыв в зарплатах с высококвалифицированными работниками увеличивается. Одновременно в экономике становится все больше роботов, за которых так или иначе надо платить, и поэтому общая доля затрат на них растет, а на труд – падает.
До этой работы было немало довольно похожих. Но, как правило, в них предполагалось какое-то внешнее и случайное изменение. Например, развитие компьютеров настолько усилилось, что стало легче заменить ими работников, и это позволяло объяснить изменение зарплат.
Работа Эму и Ольсена делает шаг вперед: она может объяснить рост автоматизации не случайностью, а естественным желанием бизнеса сэкономить на труде при общем росте зарплат. Таким образом, объяснение в этой статье значительно проще и лучше удовлетворяет принципам бритвы Оккама. На уровне слов и моделей такое объяснение, конечно, было давно знакомо экономистам. Поэтому главная заслуга авторов этой статьи в том, что они показали: минималистического объяснения вполне хватает, чтобы увидеть на основе данных тренды, связанные с изменением зарплат.
Константин Егоров, научный сотрудник Института финансовых исследований им. Лейбница (SAFE), выпускник РЭШ
«Технологии, налогообложение и коррупция: что показало внедрение электронной налоговой отчетности». Ойебола Окуногбе (Всемирный банк) и Виктор Пуликен (Наффилдский колледж Оксфорда)
Эта работа – коллаборация исследователей и налоговых властей Таджикистана – рассказывает об эксперименте по переходу на онлайн-отчетность. Прежде внесение данных проходило очно: представители компаний должны были ежемесячно предоставлять информацию в налоговые инспекции, что, конечно, занимает куда больше времени, чем заполнение онлайн-формы. И казалось бы, новая система выгодна всем: фирмы экономят время, а налоговая служба может перенаправить работников на другие задачи, например мониторинг. Однако лишь небольшое количество фирм (30%) начало ею пользоваться. Почему так произошло?
Чтобы ответить на этот вопрос, исследователи провели эксперимент с тремя группами фирм – двумя экспериментальными и одной контрольной. Контрольная группа получала информацию лишь о системе корпоративного налогообложения, а первой экспериментальной группе рассказывали о новой электронной системе. Сравнение поведения этих двух групп позволяет понять, как на решение фирмы вступить в программу влияют объем и качество предоставленной информации.
Еще большую поддержку получила вторая экспериментальная группа – этим фирмам не только рассказывали о новой системе, но и помогали заполнять онлайн-формы: сотрудники налоговой службы вместе с представителями фирм вносили данные в систему. Тем самым фирмы переходили на онлайн-подачу отчетности, при этом у них оставалась возможность выйти из программы.
В чем важность второй экспериментальной группы? Для нее менялся статус-кво: если первые две группы принимали решение, вступить в программу или нет, то фирмам второй группы нужно было принять отдельное решение, чтобы вернуться к бумажной системе. Оказывается, именно это играет ключевую роль.
В первых двух группах разница в количестве фирм, перешедших на онлайн-отчетность, была невелика. И это позволяет делать вывод, что одной только подробной информации недостаточно, для того чтобы бизнес принял решение об отказе от привычной работы. Фирмы нужно подтолкнуть, включив их в программу по умолчанию с правом выхода из нее. Этот результат полностью согласуется с выводами поведенческих экономистов, в частности, об эффекте статус-кво – когнитивном искажении, выражающемся в желании сохранить порядок вещей и ничего не менять.
Кроме того, авторы работы изучили, как отличается выбор фирм в зависимости от того, насколько полно они платят налоги. Исследователи учитывали два показателя: налоговые поступления и коррупцию. Оказалось, что фирмы, которым помогали при заполнении налоговых форм, по-разному отреагировали на новую систему:
- уменьшились налоговые сборы с честных фирм и увеличились – с недобросовестных;
- уменьшилась коррупция со стороны фирм, которые платят все налоги (с них тоже требуют взятки), и увеличилась – со стороны недобросовестных.
Последние были склонны через несколько месяцев возвращаться к прежней бумажной системе, предполагающей более тесный контакт с инспектором.
С чем это связано? У налоговых инспекторов есть две цели: выполнить план по налоговым поступлениям и лично заработать на взятках. Взаимодействуя с недобросовестными фирмами, они могут за взятки позволить им недоплачивать налоги. Честным фирмам, напротив, приходится переплачивать – ведь план инспектору нужно выполнить.
При переходе на электронную отчетность взаимодействие с инспекторами становится более редким и, как результат, сокращаются искажения в налоговых сборах, хотя возможности для коррупции остаются (стремление сократить коррупцию было одним из стимулов для цифровизации российской налоговой системы, в том числе возмещения НДС как наиболее коррупционного налога. – GURU).
Таким образом, онлайн-отчетность помогает сократить коррупцию и улучшить распределение ресурсов в экономике в целом. Но есть и плохие новости: недобросовестные фирмы не склонны использовать онлайн-отчетность и, даже если они перешли на новую процедуру, ищут способы скорее вернуться к прежней.
Работа Окуногбе и Пуликена показывает, какие шаги государству необходимо сделать для увеличения налоговых сборов и с какими препятствиями можно столкнуться. Особенно остро проблема стоит в развивающихся странах, где институты не позволяют собирать достаточно налогов. В этом случае правительство пытается собирать налоги там, где легче, например с экспорта и импорта, что приводит к еще большим искажениям в экономике.
Микеле Вальсекки, профессор РЭШ
«Совместное владение в Америке: 1980–2017». Мэтью Бэкус (Калифорнийский университет в Беркли, NBER и CEPR), Кристофер Конлон (Нью-Йоркский университет) и Майкл Синкинсон (Йельская школа менеджмента)
Проблема совместного владения достаточно давно находится в поле зрения финансовых экономистов. Оно возникает, когда доли в разных компаниях принадлежат одним и тем же институциональным инвесторам.
Три крупнейших в мире инвестора – BlackRock, Vanguard и State Street – владеют акциями многих компаний, входящих в S&P 500 (индекс 500 крупнейших компаний США по рыночной капитализации). И за последние два десятилетия их доли заметно увеличились. Значительная часть денег, которыми они управляют, поступает от клиентов, вкладывающих в пассивные индексные фонды, чтобы составить диверсифицированные портфели, как и советует финансовая теория. Поэтому рост совместного владения оказывается следствием растущей диверсификации рисков.
Но должны ли эти крупные пакеты акций в разных компаниях, оказавшись в одних руках, давать повод для беспокойства? Потенциально да, поскольку институциональные инвесторы владеют значительными долями в целых отраслях и заинтересованы не только в прибыли конкретной компании, но и в прибыли ее конкурентов. Это может означать, что фирмы будут принимать решения ради максимизации не только собственной прибыли, но и, как ни парадоксально это звучит, своих конкурентов. Это может иметь антиконкурентные последствия. Например, Хосе Азар с соавторами показали, что такое совместное владение приводит к повышению цен в авиационной отрасли.
Статья «Совместное владение в Америке» существенно дополняет эту дискуссию. Во-первых, ее авторы дают рабочее определение совместному владению, основанное на экономической теории. Они исходят из того, насколько велик вес, который компания X в своей целевой функции придает прибыли компании Y. Авторы статьи показали, что эти веса прибыли зависят не только от сходства долей инвесторов (показатель, который до сих пор использовался в литературе), но и от степени концентрации структуры собственности в компании Y (по отношению к компании X). Если структура собственности в фирме Y менее концентрированная, чем в фирме X, поскольку в ней больше мелких розничных инвесторов, не придерживающихся индексной стратегии, становится проще преобразовать относительно небольшие доли в эффективный контроль. Это позволяет придавать прибыли этой компании меньший вес, чтобы достичь того же уровня контроля.
Во-вторых, статья использует новые данные об институциональной собственности в США, позволяющие измерять эти два компонента (вес прибыли компании и концентрация собственности). Поставщики данных, такие как Thomson Reuters, объединили отчеты (форма 13-F), которые крупные институциональные инвесторы сдают Комиссии по ценным бумагам и биржам (SEC), в большие наборы данных, но в них были пробелы и ошибки. Авторы статьи снова собрали данные из исходных документов SEC (при этом предоставили доступ к данным и компьютерному коду другим исследователям) и вычислили веса прибыли, которые каждая фирма присвоила бы «парной фирме». Данные свидетельствуют о впечатляющем увеличении весов прибыли, присвоенных другим компаниям из-за совместного владения. В значительной мере это увеличение связано с компонентом относительной концентрации собственности.
Стоит упомянуть еще два результата исследований. Во-первых, увеличение совместного владения приводит – при некоторых предположениях – к значительному увеличению торговых наценок (отношение цен к предельным издержкам), которое было обнаружено в других недавних исследованиях. Однако увеличение совместной собственности может объяснить только общую тенденцию, но не фактические колебания наценок.
Второй результат касается проблем корпоративного управления и вывода прибыли. До сих пор считалось, что такие риски присущи только компаниям, среди совладельцев которых есть собственники с контрольным пакетом акций. У таких мажоритариев может быть стимул перенаправлять прибыль одной фирмы в другую, где им принадлежит еще большая доля акций (скажем, 100%). Бэкус с соавторами показали, что это может произойти даже в компаниях с относительно рассредоточенной структурой собственности, когда совместное владение приводит к тому, что вес прибыли других фирм (коэффициент) становится больше единицы. В таких случаях институциональные инвесторы благодаря своим выравненным долям собственности будут вести себя как крупный акционер и будут иметь стимулы к выводу прибыли.
Эта статья является отличным примером сочетания теории, тщательной работы с данными и эмпирического анализа. При этом в ней элегантно сплетаются финансы и микроэкономика. Конечно, не удалось избежать упрощающих предположений: например, авторы допустили, что управление пропорционально контролю, хотя это не всегда так. Вполне возможно, что контроль непропорционален и проявляется по-разному в зависимости от доли владения: скажем, 49% акций могут давать значительно меньший контроль, чем 51% акций.
Тем не менее я уверен, что эта статья будет цитироваться не только из-за ее результатов, но и потому, что ставит ряд новых исследовательских вопросов. Например, в какой степени стимулы прокладывать туннели для вывода прибыли приводят к фактическому прокладыванию таких туннелей? Как институциональные инвесторы влияют на управление, в частности учитывая, что индексные фонды, которыми они управляют, считаются пассивными инвестициями? Можно ли продемонстрировать антиконкурентные последствия совместного владения в целом или они ограничены несколькими отраслями? Какие еще существуют последствия совместного владения: как оно влияет на слияния и поглощения, исследования и разработки, инвестиционные решения, маркетинг? И это лишь некоторые из возможных последствий. Пища для размышлений на несколько лет вперед.
Карстен Шпренгер, профессор РЭШ
