.png)
Выпускник Российской экономической школы Булат Гафаров об учебе в РЭШ, PhD в США и о том, как еще 7 лет назад предсказал скачок инфляции в Штатах из-за действий ФРС.
Булат Гафаров окончил магистратуру РЭШ в 2011 г. и поступил на PhD-программу в Университет штата Пенсильвания (Pennsylvania State University). Область научных интересов – макроэкономика, эконометрика, теория игр. Сейчас является научным сотрудником и преподавателем Калифорнийского университета в Дейвисе (University of California, Davis). В интервью GURU Булат рассказал, почему отказался от физики ради экономики, что было самым сложным во время учебы в РЭШ и потом в США. А также дал совет студентам, какую PhD-программу лучше выбрать – по теоретической или прикладной экономике. И самое главное – как еще 7 лет назад Булат в своей совместной статье предсказал, почему ФРС не сможет быстро справиться с высокой инфляцией.
– Булат, Вы получили образование в Московском физико-техническом университете, как в итоге пришли к экономике?
– В школе я увлекался физикой и программированием, а про экономику почти ничего не знал: у нас ее преподавали на самом поверхностном уровне, в рамках обществознания. Я довольно слабо представлял себе, чем занимаются экономисты, и заинтересовался этим только после того, как поступил в МФТИ на факультет общей и прикладной физики. Хотел заниматься астрофизикой и теоретической физикой.
–Прямо скажем, очень далеко от экономики!
– С одной стороны, да, но с другой – в МФТИ больше 20 лет существует базовая кафедра «Системный анализ экономики» под руководством Револьда Михайловича Энтова. Она была создана для взаимодействия между РЭШ, НИУ ВШЭ, РАНХиГС и МФТИ, для привлечения технически подготовленных студентов Физтеха к экономическим исследованиям. На эту кафедру я перевелся после того, как к 3-му курсу утолил свое любопытство к астрофизике и решил переключиться на что-то более практическое и перспективное, как мне тогда казалось. Моя дипломная работа бакалавра была посвящена прогнозированию инфляции с использованием новейших статистических методов. А в магистратуре я учился по программе двойных дипломов: поступил в РЭШ и параллельно оканчивал МФТИ.
– Отличались ли в РЭШ и МФТИ подходы к обучению, образовательные принципы?
– РЭШ отличается системой рейтингов, которой не было в Физтехе. Так создается конкуренция между студентами. Помню, как постоянно отслеживал, на сколько позиций съехал вниз или поднялся после экзаменов. Конечно, такая система больше влияла на тех, кто потом собирался на программы PhD.
– В итоге на каком месте закончили обучение?
– В зависимости от того, как считать: был в десятке – от 5-го до 10-го места. Всего на курсе училось около 100 человек.
– Когда вы поступали в РЭШ, то уже тогда планировали заниматься наукой и подавать документы на PhD?
– Когда я поступал в РЭШ, то мечтал работать в инвестбанке, потому что, по слухам среди студентов, там были самые большие зарплаты. Но по мере обучения в РЭШ понял, что финансы меня не так сильно интересуют, как макроэкономика и эконометрика. Я стал смотреть в сторону академической сферы и сейчас о своем выборе нисколько не жалею.
– Вы рассматривали PhD-программы только в США?
– На тот момент я был убежден, что лучшие программы PhD находятся в Штатах. В целом у меня до сих пор такое же мнение, хотя сейчас больше знаю о достойных PhD-курсах в Европе. Кроме того, за последние 10 лет аспирантура в России сильно выросла. Но на тот момент я подавал документы только в США. В итоге поступил в Университет штата Пенсильвания (The Pennsylvania State University,государственный университет в США, находится в Юниверсити-Парк. – прим. GURU).
– Обучение на PhD-программе вам показалось тяжелым после курса магистратуры в РЭШ?
– Стандартно обучение на PhD длится пять лет. Первые два года проходят более-менее аналогично магистерской программе РЭШ. Ключевое отличие PhD-программы – это курсы по выбору, где лидеры в какой-то узкой области экономики рассказывают про самые актуальные исследования в своей сфере. Такие курсы, как правило, нетяжелые, фактически это ознакомление с современной литературой. Их главная цель – зарядить студентов мотивацией написать работу в определенной области. Самое трудное в PhD – придумать идею диссертации. Культура в американских вузах такова, что научный руководитель может подсказать, интересна эта тема или нет, но предлагать студенту ничего не будет. Многие отчисляются с PhD-программы, так как не могут найти актуальную тему для диссертации.
– Как вы нашли тему для своей диссертации? Или продолжили те исследования, которые начали в РЭШ?
– С окончательной темой я определился в ходе обучения на PhD-программе уже после того, как прослушал курсы «на острие науки». Подавляющее большинство студентов проходят этот же путь. Магистерскую диссертацию в РЭШ я писал по макроэкономике, по исследованию временных рядов российских макропоказателей. Первая моя статья на PhD-программе также была связана с техническим вопросом – со статистическими свойствами оценок. Но после этого я занимался и другими темами. Багаж идей, который у меня был после магистерской программы, быстро закончился.
–Булат, ваш сильный физико-математический бэкграунд помогает в экономических исследованиях? Считаете это своим преимуществом?
– Безусловно. Экономические исследования могут быть очень разными: от таких, где нужно проводить естественные эксперименты и где математика особо не нужна, до той области, которой занимаюсь я, – построение макроэкономических моделей, анализ временных рядов, современная эконометрика. Моя работа, безусловно, на 90% состоит из математики и на 10% – из экономической интуиции.
– Булат, какой совет вы можете дать студентам РЭШ, которые хотят поступать на PhD-программу в США?
– Прежде всего стоит определиться, что вам интереснее – теоретическая или прикладная экономика. По концептуальным исследованиям лучше идти на программу PhD по экономике (PhD in Economics). А если привлекают эмпирические, стоит рассмотреть программу PhD по прикладной экономике (PhD in Applied Economics). Во многих университетах США есть два факультета: базовый экономический и прикладной экономики. Структурно они могут даже находиться в разных колледжах в рамках одного университета. Например, сейчас я преподаю в Калифорнийском университете в Дейвисе, и у нас есть факультет экономики (Department of Economics) и факультет сельскохозяйственной и ресурсной экономики (Department of Agricultural and Resource Economics). Из привлекательных сторон прикладных факультетов – это возможность перейти к практическим исследованиям на более раннем уровне. Теоретическая программа на таких факультетах сокращена: из нее, как правило, исключают курс по макроэкономике, которая для прикладных работ имеет меньшую ценность. Зато дополнительно включены курсы про то, как вести эмпирические исследования. Это позволяет на выходе из PhD-программы иметь более сильные позиции по прикладной экономике. Для тех работодателей, которые ищут конкретно прикладных исследователей, а не теоретиков, такой бэкграунд будет преимуществом.
– Правильно ли я понимаю, что если у студента есть интерес именно к эмпирическим исследованиям, то после PhD в области прикладной экономики у него больше шансов найти работу и больше выбор?
– Я бы сказал, что выбор меньше, но шансов больше. Это преимущество специализации. По окончании стандартного экономического факультета, конечно, тоже можно заниматься прикладными исследованиями, просто в ходе обучения придется вникать и в теоретические дисциплины. Не раз замечал, что многие студенты берут курсы по макроэкономике (по динамическому программированию, по монетарной теории) просто для общего образования и потом никогда не используют в своей работе. При этом людей, которые интересуются прикладной деятельностью, в целом больше.
– А какие актуальные прикладные исследования сейчас ведутся, например, на вашем факультете сельскохозяйственной и ресурсной экономики?
– Сейчас в прикладной экономике происходит революция, связанная с большими данными (big data), которые у всех на слуху. Что это значит для сельского хозяйства? Впервые появилась возможность напрямую, используя спутниковые данные, на самом детальном уровне исследовать различные сельхозкультуры: отслеживать урожайность, окружающую среду. Также можно смотреть, как, например, добыча сланцевой нефти в Техасе влияет на выбросы метана в атмосферу. Экономисты моделируют оптимальные стимулы для нефтедобытчиков с целью уменьшения выбросов парниковых газов. Изменение климата – еще одна актуальная тема. В зависимости от погоды фермеры могут выбирать разные культуры для посева. И ученые-экономисты пытаются спрогнозировать, как изменится сельское хозяйство через 10–15 лет. Еще один интересный пример. При Калифорнийском университете в Дейвисе есть отдельный исследовательский центр экономики виноделия, где экономисты занимаются прогнозированием спроса на какие-то уникальные сорта вин, определением справедливой цены в зависимости от рейтингов сомелье, погодных условий и т. д.
– Булат, но вы как раз получили PhD по экономике, однако сейчас преподаете в Калифорнийском университете в Дейвисе на прикладном факультете сельскохозяйственной и ресурсной экономики. Как так получилось?
– Мой случай уникален тем, что на факультете прикладной экономики я преподаю теоретическую дисциплину. Меня наняли как преподавателя и консультанта по статистическим методам. Сам я большую часть времени не занимаюсь прикладными исследованиями.
– Вы говорили, что ранее много занимались темой инфляции. Продолжаете эти исследования?
– Тема инфляции в разных формах проявляется во многих моих исследованиях. В РЭШ были временные ряды, на которые я смотрел, отраслевые инфляционные индексы. На PhD-программе одна из статей была посвящена денежно-кредитной политике в США: как количественное смягчение повлияло на инфляцию.
– А сейчас эта тема особенно актуальна: рекордные показатели роста цен фиксируются в США, Великобритании, Евросоюзе.
– Да, те вопросы, которые 10 лет назад были больше умозрительными, сейчас выходят на первые полосы газет. Сейчас на факультете сельскохозяйственной и ресурсной экономики мы анализируем информацию со сканеров супермаркетов, собираем недельные данные по ценам. С коллегами пытаемся отследить, как меняется структура наценок в магазинах. В США последние 20 лет был такой тренд: ритейлеры увеличивали свои наценки на товары. Как видите, вопросы, связанные с инфляцией, продолжают меня интересовать.
– А к каким выводам вы пришли по вопросу влияния программы количественного смягчения на инфляцию?
– В стандартных современных монетарных моделях (кто-то в них верит, кто-то – нет) есть кривая Филлипса, которая показывает обратную зависимость между уровнем инфляции и безработицы. То есть один из способов сократить безработицу – это разогнать инфляцию. Когда в 2008 г. запускался первый раунд количественного смягчения, в Штатах безработица находилась на рекордном уровне, и необходимо было поднять если не саму инфляцию, то инфляционные ожидания. Этого требует сама структура моделей современной монетарной теории. Как мы утверждаем в своей статье “Time Consistency and Duration of Government Debt: A Model of Quantitative Easing”, долговременная скупка гособлигаций со стороны ФРС фактически создает ожидания того, что в будущем инфляция будет расти. Это помогает стимулировать спрос в состоянии кризиса. Мы пришли к выводу, что такой механизм стимулирования инфляционных ожиданий оказал существенное влияние на экономику во время так называемой большой рецессии 2008–2015 гг. Если экстраполировать эти выводы на текущую ситуацию (а с тех пор произошло много всего: пандемия, еще более активное расширение портфеля облигаций ФРС), то, безусловно, один из эффектов этой скупки – стимулирование инфляционных ожиданий.
– И в итоге Федеральный резерв перестарался – так разогнал инфляцию, что сейчас не может ее затормозить!
– Очень сложно создать инфляционные ожидания, в которые бы люди поверили. Глава центробанка не может просто выйти к телекамерам и пообещать, что цены вырастут. А сейчас перед Федрезервом стоит противоположная проблема: рынок труда в Штатах силен, безработица минимальна и такие условия требуют скорейшего замедления инфляционных ожиданий. ФРС старается давать сигналы в пользу уменьшения инфляции, но от накопленного багажа, портфеля гособлигаций почти на $9 трлн, нельзя так быстро избавиться. Если Федрезерв начнет их распродавать, то это полностью разбалансирует все рынки.
– Булат, а вы писали эту статью на материале 2008–2014 гг. или также учитывали данные 2020–2021 гг.?
– Статья посвящена второму траншу программы количественного смягчения, это был 2010 г., но наши выводы можно применить и к текущей ситуации. Например, объяснить, почему ФРС сейчас не способна эффективно бороться с инфляцией и поднимать ставку так, как могла бы делать без раздутого баланса. ФРС получает доход, который складывается из процентов по казначейским облигациям и другим ценным бумагам в своем портфеле. Эти средства Федрезерв передает казначейству США в доходную часть бюджета. По данным самой ФРС, за последний год она передала казначейству порядка $100 млрд таких выплат по процентам. Это ощутимый вклад в казну. Соответственно, при повышении процентных ставок (то, чем ФРС сейчас пытается заниматься) падает балансовая стоимость всех этих активов. И это приводит к тому, что Федрезерв не может показать положительную прибыль, чтобы передать казначейству. По прогнозу ФРС, в ближайшие три года поток денег по процентам в казначейство будет нулевым. Со $100 млрд в год! Мне кажется, возникает почти патовая ситуация: с одной стороны, ФРС нужно бороться с инфляцией и повышать процентную ставку, уменьшать предложение денег в экономике. Но с другой – если это сделать очень резко, то возникнут огромные бюджетные проблемы. По нашей теории, которую мы изложили в статье, этот огромный портфель облигаций не дает Федрезерву эффективно бороться с инфляцией.
– Чему вы сейчас посвящаете больше времени – преподаванию или научной работе?
– Я больше сосредоточен на научных исследованиях. И это один из скрытых плюсов факультетов прикладной экономики: они получают больше грантовой поддержки от различных организаций. У нашего факультета есть дополнительное финансирование от министерства сельского хозяйства, что позволяет нам сократить учебную нагрузку. У нас «выкупают» часы преподавания, и мы можем больше заниматься наукой.
– Сколько у вас сейчас проектов в работе? Какие ведете в команде, а какие – самостоятельно?
– Я сейчас веду около пяти проектов. Какие-то в более законченной стадии, какие-то на зачаточном этапе. Некоторые статьи – как правило, по методологии – я пишу один. Над прикладными исследованиями работаю вместе с соавторами. Среди них могут быть как мои коллеги, профессора, так и студенты. Например, сейчас с коллегой профессором Ганем (Dalia Ghanem) мы работаем над тем, как выбирать статистические модели для прогнозирования влияния климата на сельскохозяйственную производительность. С соавторами исследования о количественном смягчении пишем следующую статью по оптимальной структуре госдолга.
– Какие курсы и для каких студентов вы читаете?
– В этом академическом году я преподаю два курса. Один – для наших PhD-студентов, по временным рядам. Это две лекции и одно практическое занятие в неделю в течение 2,5 месяцев. И параллельно я веду курс для магистров по эконометрике – две лекции в неделю. Всего у нас около 20–25 студентов-магистров. Также раз в два года мне дают бакалавров с курсом «Исследование операций и наука управления» (Operations Research & Management Science). Там уже посложнее – 200 студентов, но есть ассистенты, которые помогают с семинарами и экзаменами.
– Вы работаете сейчас с PhD-студентами как научный руководитель?
– Да, с четырьмя студентами из тех, кто ходил на мой курс для PhD.
– Это трудоемкий процесс?
– Эмоционально – да. А по времени не так много занимает. Эмоционально сложно, поскольку переживаешь за студента. С одной стороны, за него ничего не сделаешь – тогда студент сам не научится. А с другой – смотреть, как он идет в неправильную сторону, очень сложно!
– Сколько раз вашим студентам приходится переписывать главу, чтобы вы ее одобрили?
– Не знаю… Раз пять точно надо переписать!
– Чем, на ваш взгляд, отличается экономическое образование в России и США?
– Если мы говорим про бакалавриат и магистратуру, то ведущие московские и петербургские вузы, с которыми я знаком, дают более глубокую математическую подготовку даже на базовых экономических программах по сравнению с тем, что требуется от студентов в США. Вообще, в американских университетах можно получать образование по экономике, почти не изучая статистики. То есть по факту сфокусироваться на экономической теории. Мне это создает некоторые сложности в преподавании: иногда бывают завышенные ожидания от студентов по уровню их понимания в ходе лекции.
