.png)
В истории экономической мысли немного найдется экономистов, способных потягаться в известности и влиянии с Джоном Мейнардом Кейнсом. Беседой о нем «Экономика на слух» открыла цикл выпусков о великих экономистах. Об идеях и наследии отца макроэкономики редактор подкаста Филипп Стеркин поговорил с макроэкономистом, одним из основателей совместной программы ВШЭ и РЭШ по экономике Олегом Замулиным, который сейчас преподает в Мичиганском университете. Он рассказывает о революции, совершенной Кейнсом, о роли животных инстинктов инвесторов и психологии, о Великой депрессии и кейнсианской экономической политике, которая десятилетиями доминировала, была низвергнута и вернулась в обновленном виде. А еще в подкасте обсуждалась российская экономическая политика: можно ли называть ее кейнсианской? GURU публикует интервью, подготовленное на основе этого выпуска.
– Кейнс был не только теоретиком, но и практиком и прожил насыщенную жизнь. Мне лично кажется, что его жизнелюбиетранслировалось и в его подход к экономической теории: не надо ждать, когда мы в долгосрочной перспективе будем мертвы, а экономика придет в равновесие, давайте жить хорошо здесь и сейчас.Каким был его путь до его главной работы «Общая теория занятости, процента и денег»?
– Кейнс действительно был очень интересным человеком. Он работал как в академической среде, так и в правительстве накануне и во время Первой мировой войны и ушел в отставку в знак протеста против Версальского договора, который он считал абсолютно катастрофичным и несправедливым, поскольку фактически вся ответственность за Первую мировую войну возлагалась не на все страны, которые привели мир к этой войне, а только на проигравших. На Германию накладывались практически неограниченные репарации, и это был договор не построения поствоенного мира, а договор мести. Кейнс предсказывал, что Версальский договор приведет к катастрофе. И ровно это произошло. Он привел к обнищанию Германии, к гиперинфляции в начале 1920-х гг., и Гитлер пришел к власти, апеллируя к тому, что страна была унижена Версальским договором.
Кейнс был очень многогранным человеком. Хотя он был экономистом, у него были работы и по математике, одна из известных – по теории вероятности. Он играл на бирже и заработал много денег, внимательно анализируя финансовую отчетность компаний. Он был женат на русской балерине Лидии Лопуховой, увлекался театром и искусством (входил в группу «Блумсбери», членами которой были многие интеллектуалы того времени, например Вирджиния Вулф и Бертран Рассел). И я согласен с вами, что эта многогранность выразилась и в его теории: именно Кейнс привнес психологию в анализ рынков и принятия экономических решений.
– Мне кажется показательной история, рассказанная сослуживцем Кейнса и описанная в книге «Философы от мира сего». Когда Кейнс работал в минфине Англии, возникла острая потребность в испанских песетах. Удалось найти необходимую сумму, о чем Кейнс сообщил министру. Тот обрадовался: ура, хотя бы на ближайшее время есть запас песет. На что Кейнс ему ответил: боюсь, что нет, я все продал, так я собью цену.
Давайте поговорим про ту эпоху. Что собой представляла мировая экономика в 1920-х, почему началась дефляция, какую роль в этом сыграл золотой стандарт?
– В 1920-х мир пытался вернуться к скоординированной денежной системе. До Первой мировой войны действовал золотой стандарт: если золотой запас стран увеличивался, они расширяли денежную массу, если сокращался – действовали наоборот. Неформальным координатором был Банк Англии. Он следил за тем, чтобы страны придерживались золотого стандарта, и это позволяло смягчать влияние больших перетоков капитала, координировать действия, чтобы страны, терявшие капитал, могли заимствовать у других стран.
После войны страны вялым образом вернулись к золотому стандарту и стали привязывать свои валютык золоту. Но они стали гораздо меньше доверять друг другу, Банк Англии утратил авторитет, никакой координирующей силы уже не было, и к концу 1920-х страны начали сражаться за золото, пытаясь отобрать его друг у друга. Особенно активными были Банк Франции и ФРС США. Они фактически говорили: берите свои деньги, например фунты стерлингов, покупайте на них золото, продавайте его нам, получайте франки или доллары и вкладывайте под высокий процент. Это создало дефляционный фон в мировой экономике: страны, терявшие золото, сокращали денежную массу и повышали ставки, чтобы не допустить обесценения своих валют, но и страны, куда золото притекало, тоже держали ставки высокими. Это отрицательно сказалось на экономической активности, поскольку коммерческие банки стали меньше брать ликвидности в центробанках, меньше выдавать кредитов, и денежная масса в конце 1920-х начала сокращаться, что стало триггером Великой депрессии.
– Как доминировавшая тогда классическая или неоклассическая теория объясняла Великую депрессию: почему она произошла и что делать?
– Проблема была в том, что она не давала ответов на эти вопросы. Согласно неоклассической теории, реальные зарплаты должны были упасть до того уровня, при котором компании согласятся нанять безработных, и безработица должна была довольно быстро исчезнуть. Но этого не происходило. Мало того что безработица превышала 20%, так она еще и не самоустранялась. Несколько лет экономика оставалась в кризисе, и неоклассическая теория не могла это объяснить, нужна была новая теория.
– Какое альтернативное видение Великой депрессии предложил Кейнс?
– Кейнсианская теория опиралась на два основных предположения, которые остаются главенствующими в современной теории и практике – в стабилизационной политике государства.
Первое предположение – текущая экономическая активность определяется совокупным спросом. По классической теории экономика производит столько, сколько может исходя из имеющихся ресурсов, рабочей силы, мощностей, технологий, и спрос быстро подстроится под возможности предложения.
Кейнс же утверждал, что при падении спроса экономика может долго находиться ниже потенциала своих возможностей. Если люди не хотят покупать все то, что экономика способна произвести, то экономика не будет это производить.
Второе предположение – да, цены подстроятся под изменение спроса, но это может происходить медленно и занять несколько лет. Я говорил, что по классической теории безработица должна привести к падению зарплат, но работодателям непросто пойти на это. Они натыкаются на протесты профсоюзов, на саботаж со стороны работников, это сложное решение для любого управленца. А если компании не могут снизить зарплаты, значит, они не могут снизить и цены и поэтому просто сокращают производство, увольняя работников. Эти два предположения – медленная подстройка цен и зарплат и доминирование стороны спроса – легли в основу кейнсианской теории.
– А насколько фундаментальной Кейнс считал внутреннюю нестабильность экономики? Его биограф Роберт Скидельский писал, что крах в экономике навел Кейнса на мысль, что в капиталистической системе должен быть какой-то фундаментальный изъян, из-за которого даже успешная экономика может внезапно обвалиться.
– Чтобы экономика была стабильной, нужно, чтобы совокупный спрос магическим образом соответствовал предложению, чтобы люди и компании хотели купить ровно столько, сколько экономика способна производить. Но если в обществе сложились пессимистические ожидания о доходах в будущем, если общество начинает меньше потреблять и больше сберегать, то экономика начинает производить меньше, чем способна. Если компании не верят в будущий рост, они начнут резать инвестиционные расходы. Такое поведение компаний и людей может привести к тому, что выпуск упадет ниже естественного уровня – и довольно сильно.
Эти животные инстинкты инвесторов, считал Кейнс, во многом обусловили Великую депрессию, они непредсказуемы, а потому экономика фундаментально нестабильна. Поэтому, чтобы поддерживать рыночную экономику на том уровне, когда занятость близка к полной, нужна экономическая политика, которая будет реагировать на колебания совокупного спроса.
– Два нобелевских лауреата – Роберт Шиллер и Джордж Акерлоф называли Кейнса предтечей поведенческой экономики, поскольку он показал, что человек может систематически вести себя иррационально и это может повлечь за собой серьезные экономические последствия. Согласитесь с ними?
– Не буду спорить с Шиллером и Акерлофом. Кейнс много писал про финансовые рынки, где психологические факторы играют особенно важную роль. Одна из известных его мыслей – котировки акций на самом деле отражают не фундаментальную стоимость компании, а настроение на рынке, участники которого пытаются угадать не реальную стоимость компании, а отношение к ней других игроков. Они пытаются угадать движение рынка,что приводит к большим колебаниям. И если рынок падает, люди чувствуют себя беднее и сокращают расходы, что приводит к рецессии.
– А какой ответ на Великую депрессию предлагал Кейнс и с какой стороны предлагал оказать поддержку экономике – денежной политики или же в условиях большого кризиса нужна поддержка со стороны бюджета?
– Действительно, это две основные антикризисные политики. Денежная политика заключается в том, что центральный банк одалживает деньги под более низкий процент, рассчитывая, что люди и фирмы станут больше брать в долг и тратить. Бюджетная политика заключается либо в наращивании госрасходов, либо в снижении налогов.
Когда началась Великая депрессия, Кейнс поначалу ратовал за денежную политику и призывал снижать процентные ставки, добавляя денег в экономику, что и было сделано. Но сделано слишком поздно, слишком робко, действия денежных властей уже не отвечали масштабам кризиса. И довольно быстро Кейнс понял, что при таком кризисе этого недостаточно. Как говорится, можно подвести лошадь к воде, но нельзя заставить ее пить: если в стране дефляция, то даже при нулевых номинальных ставках реальные ставки будут высокими, поэтому компании и люди будут не в долг брать и тратить, а сберегать, понимая, что цены падают и возвращать придется более дорогие деньги. Это то, что называется ловушкой ликвидности: можно любое количество денег вливать в экономику – хоть с вертолета сбрасывать, но при дефляции люди будут сидеть на деньгах и ждать, пока цены упадут еще больше. Поэтому Кейнс сказал: денежных мер недостаточно, государство должно начать тратить деньги само. Но где взять деньги? Бюджет играл тогда незначительную роль, общие госрасходы США в начале 1930-х гг. были примерно 12% ВВП, из которых только 3,5% ВВП приходилось на федеральные расходы, налоговая система была довольно примитивной, и у государства денег особо не было, поэтому оплатить новые расходы можно было только займами.
Поначалу это вызвало большие возражения – например, минфин Англии спорил: вы же просто берете деньги из одного кармана и кладете в другой, а раз количество денег в экономике не меняется, какой же толк в такой политике? Кейнс отвечал: нет, мы берем из того кармана, который не тратит, и даем тому карману, который тратит, нужно взять деньги у людей и потратить за них. Это приводит к следующему выводу: чтобы вернуть займы, нужно в будущем увеличить сбор налогов, т. е. развивать налоговую систему. И это была та политика, которая стала известна в США как «Новый курс» Рузвельта, были подобные программы и в других странах. И даже если конкретные проекты были написаны не Кейнсом, все равно это во многом интеллектуальная заслуга кейнсианства.
– Но есть и критика «Нового курса»: мол, вмешательство в экономику только помешало выйти из кризиса. И поэтому, достигнув дна в 1933 г., США после периода роста пережили еще одну рецессию в 1937–1938 гг. Закон о регулировании трудовых отношений, принятый в середине 1930-х, критиковали за то, что он якобы привел к росту стоимости труда настолько, что, как вы и говорили, рабочих было проще не нанимать. Некоторые методы кажутся и вовсе курьезными – например, забивали свиней, чтобы поддержать цены на мясо и помочь фермерам, и это в условиях голода! Как вы считаете, могло ли вмешательство государства в экономику действительно лишь продлить кризис?
– Безусловно, было много ошибочных действий. В начале Великой депрессии, задолго до «Нового курса», президент Герберт Гувер тоже хотел поддержать совокупный спрос – и как раз высокими зарплатами. Он собрал в Белом доме капитанов американского бизнеса и договорился с ними, чтобы они снижали зарплаты, хотя было понятно, что при таком кризисе зарплаты должны просесть. Это прямое вмешательство президента в ценообразование. Также предпринимались шаги, противоречащие классической теории laissez-faire: страны вводили протекционистские меры, чтобы защитить своих работников и фирмы, что только усугубило депрессию. Протекционизм означает меньшую конкуренцию, меньшая конкуренция – сокращение производства.
Я думаю, что, если мы берем от Кейнса стимулирование совокупного спроса, а от [Фридриха фон] Хайека мысль о вреде от излишнего вмешательства в экономику, мы можем найти золотую середину и правильную политику.
Да, государственные расходы, безусловно, часто неэффективны. Часто государственные деньги разворовываются. Эти минусы известны. Поэтому сейчас первым эшелоном обороны против кризисов считается денежная политика. Когда центробанк понижает процент, он не решает, как потратить подешевевшие деньги. Это решают компании и люди, которые распорядятся ими куда лучше бюрократов. Бюджетная же политика гораздо более волюнтаристская: бюрократы должны принять решение, строить ли дорогу, если да, то какую дорогу, за сколько. И скорее всего, впопыхах построят дорогу, которая на самом деле не шибко-то нужна. К тому же бюджетная политика гораздо менее оперативна, чем денежная: нужно принять новый закон о бюджете, будут политические баталии, не обязательно найдутся готовые проекты и, пока планированиеи дебаты пройдут, рецессия уже закончится.
Еще одна причина отрицательного отношения к бюджетной политике – увеличение расходов создает долг.
Именно эта критика привела к тому, что десятилетия перед мировым финансовым кризисом 2008 г. экономисты негативно относились к бюджетной политике, считая ее дремучим кейнсианством. Но это было время относительно слабых рецессий, а кризис 2008 г. и последующие кризисы показали, что у денежной политики есть свой предел и при нулевых процентных ставках денежными мерами уже не получится стимулировать экономику. Поэтому мой ответ на вопрос, что нужно – денежная или бюджетная политика, будет таким: и то и другое. Для маленькой рецессии иногда денежной политики достаточно. В ситуации жесткого кризиса, когда денежных мер не хватает, нужно запускать бюджетную политику, чтобы вернуть экономику к ее естественному уровню.
И еще стоит добавить, что кризис 2020 г. был особенным. Госрасходы увеличивались отнюдь не для того, чтобы, как учит кейнсианство, поддержать спрос, а чтобы помочь людям прожить этот сложный период.
– 30 лет после Второй мировой войны были годами доминирования кейнсианства, их еще называют золотыми годами капитализма. А что было потом?
– Идея, что государство должно играть активную роль в поддержании совокупного спроса,главенствовала до 1970-х гг. Потом наступило разочарование в кейнсианстве, многие экономисты решили, что оно себя изжило и нужно на его руинах построить новую теорию.
Что же произошло в 1970-х? А произошло следующее: многие страны, в первую очередь США, чрезмерно накачали экономику деньгами, и это привело к очень высокой инфляции в отсутствие роста экономики. Проблема крылась в дефектах ранней кейнсианской теории. Кейнс говорил, что именно совокупный спрос определяет то, сколько экономика сейчас производит. И вместе с водой выплеснул в некотором смысле ребенка, поскольку исчезла сторона предложения. Ранние кейнсианские теории не учитывали, сколько экономика может производить при нормальном использовании всех ресурсов. Казалось, что, накачивая спрос, можно поднять экономику до любого, сколь угодно высокого, уровня. Кейнс и многие кейнсианские экономисты, конечно, в это не верили. Кейнс предлагал лишь вернуть экономику на естественный уровень, к полной занятости, когда почти все желающие заняты, а все предприятия функционируют. Но поднять экономику выше этого естественного уровня, увеличивая спрос, не получится. Если почти все люди уже работают, если все предприятия уже функционируют, то дальнейшая накачка спроса может привести исключительно и только к росту цен.
Но практикующие экономисты решили воспользоваться идеями Кейнса и существовавшими тогда примитивными теориями: если размер экономики определяется совокупным спросом, давайте накачаем ее деньгами, очень сильно повысим совокупный спрос, и все будут счастливы.
Многие экономисты, в числе которых был Милтон Фридман, сказали: ни в коем случае нельзя этого делать, поскольку так вы не экономику разгоните, а рост цен. И вот эта мысль, хоть, как я сказал, наверное, понималась Кейнсом, но явным образом не присутствовала в теориях, которые существовали в начале1970-х. И когда президент США Ричард Никсон (а до него еще Линдон Джонсон) вместе с главой ФРС Артуром Бернсом начали накачивать экономику деньгами, а затем их примеру последовали другие страны, это привело к высокой инфляции и к краху кейнсианства – тогда казалось, что навсегда. Многие экономисты сказали: кейнсианскую экономику нужно выкинуть и написать макроэкономику с чистого листа.
– Мне очень нравится, как вы в вашем курсе лекций рассказываете о двух высказываниях двух нобелевских лауреатов. Роберта Солоу, который сказал в конце 1960-х: макроэкономика закончилась, потому что мы уже все про нее знаем. И Томаса Сарджента, который спустя несколько лет сказал: действительно, макроэкономика закончилась, потому что нам нужно переписать ее.
– Совершенно верно. Но несмотря на критику, другие экономисты, которые стали называться новыми кейнсианцами, сказали: извините, у Кейнса были две очень правильные идеи – это доминирование стороны спроса и жесткость цен и зарплат. И если мы добавим в ранние кейнсианские модели сторону предложения и идею, что совокупный спрос может лишь поднять экономику до потенциального уровня, то мы сможем исправить дефект ранней теории. Так появилось новое кейнсианство, которое объединяет идею классических экономистов об ограничении со стороны предложения и кейнсианские идеи о роли спроса. Поэтому, на мой взгляд, попытка опрокинуть кейнсианство оказалась безуспешной, мы снова вернулись к мыслям Кейнса, которые он сформулировал еще в 1930-х.
– Еще можно услышать мнение, что после кейнсианской революции в экономике произошла революция ожиданий, которая низвергла кейнсианство с пьедестала доминирования в экономической мысли.
– Действительно, теорию рациональных ожиданий можно назвать революцией, вызванной тем самым фиаско денежной политики Никсона – Бернса, которая подняла не занятость, а цены. Как объяснили такие экономисты, как Роберт Лукас, Томас Сарджент, Милтон Фридман, это произошло потому, что люди оказались более рациональными, чем ожидали Никсон и Бернс. Зная, что ФРС печатает деньги, компании, вместо того чтобы увеличить производство, подняли цены. Если бы их обманули и напечатали деньги неожиданно, тогда бы, наверное, они подумали, что вырос спрос на их конкретный товар, и увеличили бы производство. Но это все равно дало бы только временный эффект, и во второй раз обмануть их так уже не получилось бы.
На мой взгляд, теория рациональных ожиданий никак не противоречит кейнсианству, главное в котором – жесткость цен и зарплат. Потому идею рациональных ожиданий без труда добавили в новую кейнсианскую теорию.
– То есть можно сказать, что фундаментального противоречия между Кейнсом и классиками, в принципе, нет и мы говорим просто про разные перспективы. Про краткосрочную перспективу, когда государство должно вмешаться, и про долгосрочную перспективу, в которой экономика может стабилизироваться.
– Совершенно верно. Изначальный спор был именно о том, с какой скоростью экономика подстраивается к изменениям. Про долгосрочные перспективы спора не было и нет: экономика придет к равновесию, цены и зарплаты подстроятся, безработица самоустранится и т. д. Просто классики считали, что экономика сама к этому быстро придет и не нужно вмешиваться. Кейнс же считал, что это займет очень много времени, в долгосрочной перспективе мы все мертвы и ждать, пока экономика сама себя вытянет за косичку из болота, бессмысленно, нужно действовать и активными действиями правительства вернуть экономику к состоянию полной занятости.
Мне кажется, что кейнсианская точка зрения по отношению к краткосрочной перспективе восторжествовала, и все страны в кризис начинают активно стимулировать экономику и денежными методами, и бюджетными. Но одновременно кейнсианцы полностью приняли точку зрения классиков о том, что поскольку в долгосрочной перспективе экономика сама возвращается на естественный уровень, то любые стимулирующие меры должны быть временными и ограниченными. Нужно лишь помочь экономике вернуться на нормальный уровень, чтобы спрос соответствовал ее возможностям – не больше и не меньше.
– А как понять, когда нужно вмешаться, а когда нужно дать экономике стабилизироваться собственными силами?
– В этом и заключается работа центральных банков и госорганов, которые отвечают за госрасходы, – уметь отличить краткосрочные колебания спроса от структурных изменений. Если произошел технологический прорыв и экономика фундаментально может произвести больше, то это не является перегревом. Изменилась структура экономики, нужно обеспечить ее большим количеством денег – и это не приведет к инфляции, поскольку по своим производственным возможностям она теперь нуждается в большем количестве денег. Если же экономика перегревается из-за того, что рост совокупного спроса превышает ее возможности, тогда нужно пытаться экономику охладить и вернуть ее к естественному уровню. Отличить в моменте эти два явления очень трудно. Но за это мы и платим зарплаты центральным банкирам, они должны уметь это делать, хотя и не всегда получается.
– Можно ли сказать, что в основе спора Кейнса и его оппонентов лежит дискуссия о том, где должна пролегать граница влияния государства: в какой мере оно должно вмешиваться в экономику, а в какой – дать людям возможность самостоятельно решить свои проблемы?Кейнс в статье «Конец laissez-faire» писал: «Было бы неверным считать, что просвещенный эгоизм обычно действует в общественных интересах; это ложный вывод из принципов экономики. Неверно также, что личная корысть обычно оказывается просвещенной; гораздо чаще индивиды, действующие самостоятельно во имя достижения своих собственных целей, слишком невежественны или слишком слабы, чтобы достичь даже их». Этот спор можно персонифицировать в лице Кейнса и Хайека, о противоречиях которых снято два прекрасных рэп-батла (1 и 2 раунды их битвы).
– Мы с вами говорили только про один тип государственного вмешательства – поддержку совокупного спроса. Но для государственного вмешательства есть масса других причин и без кризиса. Государство должно обеспечивать базовые общественные блага, нужно определенное регулирование. И поиск оптимума: где государство действительно нужно, а где оно принесет только вред, это действительно значительная часть экономической науки.
Мне кажется, что споры Кейнса с Хайеком и дальнейшие подобные споры если не приблизили нас к ответу, то, во всяком случае, подняли эту дискуссию на совершенно другой уровень. Она стала гораздо более экспертной и гораздо менее идеологизированной. В 1950-х работы Хайека, Фридмана, Айн Рэнд были больше эмоциональными: они видели бурный рост государства, шло противостояние с коммунистической системой, и государство рассматривалась как угроза. С тех пор накоплено гораздо больше данных и опыта. Мы знаем, что государство уже вмешивалось разным образом, и можем делать выводы, когда это вмешательство оказывается полезным, а когда – вредным.
Кроме этого оптимальное государственное вмешательство зависит не только от теории, не только от целесообразности, но и от наших предпочтений. Жители Швеции, может быть, предпочитают, чтобы государство играло большую роль, чем в США, и готовы пожертвовать частью экономической эффективности ради большей уверенности в том, что государство их поддержит. А жители США добровольно отказываются от такой защиты ради эффективности. Это их предпочтения, это вопрос ценностей, вопрос вкуса. Мы всегда будем искать этот оптимум и всегда будем пересматривать его.
– Я предлагаю подытожить, поговорив о России. Верны ли утверждения, что в России проводится политика кейнсианства, военного кейнсианства, поскольку стимулируется спрос через военные и связанные с ними отрасли?
– Экономика России, вопреки ожиданиям 2022 г., бурно растет. И все понимают, что это происходит в первую очередь благодаря мощным бюджетным расходам.
По классической теории экономика производит столько, сколько может исходя из своих производственных возможностей, а наращивание госрасходов должно вытеснить частные, поскольку массированные госзаймы приведут к росту ставок и снижению частных инвестиций. Но мы этого не видим: увеличение госрасходов привело к увеличению экономической активности, казалось бы, в полном соответствиис кейнсианской теорией.
Тем не менее я категорически отказываюсь называть это кейнсианской политикой, поскольку, во-первых, мы понимаем, что увеличение госрасходов – это не экономическая политика. Они увеличиваются по политическим причинам. Во-вторых, по Кейнсу, государство должно сделать совокупный спрос соответствующим производственным возможностям экономики, не больше и не меньше. В России же совокупный спрос сейчас растет быстрее производственных возможностей. Из кейнсианской теории следует, что нужно вернуть экономику обратно к естественному уровню, повышая процентные ставки и снижая госрасходы. Процентные ставки действительно повышаются. А вот госрасходы не снижаются по политическим причинам.
– А каким может быть выход? Сокращение расходов по политическим причинам невозможно, к тому же их сильное сокращение может привести к рецессии, при этом инфляция может остаться на повышенном уровне. Возможно ли остудить экономику, не погрузив ее в рецессию?
– Я не хочу говорить «невозможно», в этом есть какой-то фатализм, я не люблю такие слова. Но сделать это будет очень трудно. Ждет ли впереди серьезная рецессия? Не обязательно. Может, все ограничится небольшой рецессией при возвращении экономики к нормальному уровню. Как это произойдет? За счет того самого вытеснения частного потребления, частных инвестиций, о котором я говорил. Если государство больше тратит, значит, оно берет деньги у частного сектора – в виде налогов или займов, поэтому потребители и инвесторы неминуемо начнут тратить меньше. Как они это сделают – плавно или резко, это, к сожалению, очень трудно предсказать. Именно поэтому обычно ситуации перегрева стараются избегать.
Я выше сказал, чтоцентробанк своей политикой уже сдерживает рост спроса, но и правительство тоже делает это через повышение налогов – это политика, которая оказывает эффект, обратный повышению госрасходов.
