.png)
Скончался Роберт Солоу – автор знаменитой модели экономического роста и один из самых известных экономистов, ученик нобелевского лауреата Василия Леонтьева и учитель многих нобелевских лауреатов. О его колоссальном наследии в колонке для GURU рассказывает Константин Егоров, приглашенный профессор Института экономики и финансов Эйнауди и выпускник РЭШ. Модели Солоу были настолько просты, что их даже не нужно упрощать, чтобы пересказать, пишет он, и тем не менее современные исследователи роста не только идут по стопам Солоу, но и занимаются исключительно его «остатком».
Роберт Солоу получил Нобелевскую премию за исследования, проведенные еще в 1950-е. Честно говоря, среди современных экономистов, пожалуй, только историки смогут вспомнить больше нескольких достижений в экономической науке того десятилетия. Но модель Солоу и его способ подсчета экономического роста являются яркими исключениями. Они не только по-прежнему входят в современные учебники в своем изначальном виде, но и используются в отчетах консалтинговых компаний и банков.
Идея Солоу, с одной стороны, настолько проста, что студенты, как правило, не воспринимают ее всерьез, впервые видя единственное (!) уравнение его модели. А с другой – именно эта модель чаще всего дает самое убедительное объяснение тех эпизодов стремительного роста, которые журналисты любят называть очередным экономическим чудом и которые они стремятся объяснить самыми хайповыми словами и трендами своего времени.
Похожая история повторялась много раз. В 1930-е экономика СССР росла почти невиданными для Запада темпами, в то время как сам Запад был буквально парализован Великой депрессией. Такой яркий контраст убеждал многих в превосходстве коммунизма перед капитализмом, и именно этим часто объяснялся рост СССР. Подобные страхи возникали в США и в 1970-е, когда американцы пересаживались с отечественных автомобилей на более дешевые и удобные японские иномарки. Многим американцам казалось чуть ли не национальным унижением, что их «самая могущественная» страна в мире не может конкурировать даже на своем внутреннем рынке с в общем-то вполне бедной страной. Ну а когда эксперты тех лет продлевали на графиках темпы роста двух стран, то получалось, что ВВП небольшой Японии должен был обогнать ВВП огромной Америки к 1998 г.! Конечно, журналистам в погоне за объяснением такого чуда было несложно найти множество подтверждений превосходства «японской системы» – от внимания к деталям и бесконечного уважения к клиентам до очень экономного использования ресурсов, места и времени. На волне этого энтузиазма, видимо, и появились такие хиты моего детства, как «Черепашки-ниндзя» и даже «Ниндзя из Беверли-Хиллз».
Похожий восторг вызывал рост и всех «азиатских тигров», и, конечно, Китая в 2000-е. Но каждый раз экономическое чудо заканчивалось и темпы роста замедлялись. Безусловно, у каждой из этих быстро растущих стран, включая СССР, были свои особенности и уникальные ноу-хау. Но, как ни удивительно, то объяснение, которое дал советскому росту Солоу в 1950-е, так же хорошо работало и для других стран из списка выше. Более того, оно предсказывало, что в какой-то момент рост должен сильно замедлиться и вряд ли кому-то удастся сильно обогнать США по ВВП на душу населения.
Объяснение Солоу полагается на почти единственное предположение – убывающую предельную производительность. Например, писателю довольно тяжело обойтись без клавиатуры. Вклад первой клавиатуры в его производительность огромный, но вот вторая клавиатура ему пригодится разве что как запасная. И это правило работает в отношении не только капитала, но и многих других факторов производства. Вклад первой хорошей идеи для нового продукта в бизнес предпринимателя огромен, но, скорее всего, на реализацию второй хорошей идеи для другого продукта ему уже может не хватить времени и сил. Вклад первого высокообразованного инженера на заводе тоже огромен, скорее всего, он сможет существенно повысить эффективность многих производственных процессов. Но всем очевидно, что не надо тратить средства на такое образование всех сотрудников этого завода.
Солоу показал, что одного этого принципа убывающей предельной производительности оказывается достаточно, чтобы объяснить траекторию быстро растущей страны. Как правило, бедные страны являются бедными во всем: не хватает капитала, образования, идей, институтов. Как только в условном СССР появился первый завод, он, конечно, стал очень много зарабатывать, и на эти средства можно было построить второй завод, который зарабатывал бы уже немного меньше, но все еще много. То же и с образованием. Средства, заработанные на повышении эффективности первого высококвалифицированного специалиста, можно потратить на приобретение второго, и т. д. В такие начальные моменты экономического роста может показаться, что светлое будущее коммунизма не за горами. Но, согласно принципу убывающей предельной производительности, вклад последнего завода или специалиста будет примерно таким же, каким он является уже сейчас в богатых странах, где этих заводов или специалистов много. И поэтому страны «экономического чуда», скорее всего, смогут догнать развитые страны, но не смогут их обогнать в своем развитии.
Грубо говоря, объяснение Солоу состояло в том, что СССР рос быстро, когда в нем не хватало основных факторов производства: капитала, базовой грамотности, населения в городах. Это было и после Гражданской войны в 1930-е, и после Великой Отечественной войны в 1950-е гг. Как только всего этого в СССР стало не сильно меньше, чем в других странах, рост СССР сильно замедлился.
Но Солоу не просто показал, как один только принцип убывающей предельной производительности может объяснить догоняющий рост. Его другая и, вероятно, еще более важная заслуга состоит в том, что он смог с помощью минимального набора данных оценить, в какой степени рост является догоняющим, что, конечно, имеет первоочередное значение для прогнозирования перспектив этого роста.
Идея Солоу настолько проста, что ее практически не надо упрощать, чтобы пересказать. Если есть данные по общему росту ВВП и по росту отдельных факторов производства, то можно посчитать, какая доля общего роста приходится на каждый из этих факторов. В 1950-е были данные только по капиталовооруженности труда, и уже из них было видно, что львиная доля советского роста объяснялась наращиванием капитала, и поэтому такой рост не мог продолжаться очень долго. Сейчас данных больше, и, например, согласно отчету McKinsey, около половины роста китайского ВВП на душу населения за период 1990–2016 гг. можно объяснить ростом капитала и только очень незначительную часть этого роста – ростом качества трудовой силы, в первую очередь за счет образования.
Основная проблема этого подхода состоит в том, что у нас нет данных о самых современных и в каком-то смысле самых нужных и редких факторах производства. Такую необъясненную долю роста с 1950-х гг. принято называть «остатком Солоу». Другими словами, это весь тот рост, который не получается объяснить, например, наращиванием капитала или увеличением образованности населения. Например, мы не знаем, как убедительно померить, насколько больше хороших и важных идей появилось в обществе за прошедший год. Мы не можем понять, насколько улучшились или ухудшились институты, важные для роста. Современный экономист сказал бы, что после насыщения капиталом главным препятствием роста в СССР стала нехватка другого фактора производства вроде демократических и рыночных институтов. Тех самых, после появления которых в Польше в конце 1980-х или в Китае в конце 1970-х эти страны стали быстро развиваться.
Но есть и другая проблема, ничуть не меньшая, чем отсутствие достоверных данных. На самом деле мы так до конца и не разобрались, какие институты, идеи и другие факторы действительно важны для роста. Например, в 1990-е гг. мы все прошли через очень большую компьютеризацию и развитие информационных технологий. Многие верили, что она должна радикально ускорить экономический рост, но большинство оценок сходится в том, что вклад информационных технологий в рост за этот период оказался относительно невелик.
Получается, что нам не хватает понимания и данных о самых интересных и нетривиальных факторах роста. Поэтому исследователям приходится прибегать к другим методам, чтобы разобраться в причинах роста. Например, несколько лет назад группа исследователей оценила, насколько сильно дискриминация темнокожих и женщин тормозила экономический рост в США после 1960 г. Конечно, дискриминация и сейчас высока, но если в 1960 г. 94% всех врачей и юристов были белыми мужчинами, то в 2010 г. их доля снизилась до 62%. И согласно результатам этого исследования, от 20 до 40% всего экономического роста США за эти 50 лет можно объяснить тем, что больше темнокожих и женщин все-таки смогли пробиться на более сложные и высокопроизводительные рабочие места. Другими словами, этот рост был достигнут за счет большей меритократии в обществе.
По сути, этот пример во многом показателен для исследований экономического роста после Солоу. Новые исследования ищут разные способы оценить вклад тех факторов, про которые у нас нет прямых данных. Ведь было бы странно придумывать сложные и трудно проверяемые причины роста, если бы почти весь рост можно было объяснить самой простой и наглядной причиной. Причиной, уже объясненной Солоу. Поэтому все современные исследователи роста не только идут по стопам Солоу, но и занимаются исключительно его «остатком».
