.png)
«Азиатские тигры», послевоенные Германия и Япония, восточноевропейские страны после распада соцлагеря – все это примеры экономического чуда. Каждая из них за пару десятилетий преобразилась и совершила рывок, который не предсказывал ни один экономист. Было ли подобное в российской истории? Из каких ингредиентов состоят экономические чудеса, где они могут произойти и сработают ли проверенные рецепты в новую эпоху, «Экономике на слух» рассказали профессор РЭШ Валерий Черноокий и научный сотрудник экономического факультета МГУ Григорий Баженов. GURU публикует главное из этого выпуска.
Это не просто быстрый рост. Речь идет о ситуации, когда страна индустриализируется, вырывается из ловушки бедности и переходит в разряд стран со средним или высоким доходом. Причем происходит это непредсказуемо для экономистов, политиков и жителей.
Расхожий пример экономического чуда – «азиатские тигры»: Южная Корея, Тайвань, Сингапур и Гонконг, которые во второй половине XX в. за пару десятилетий превратились из бедных стран в развитые экономики. Нобелевский лауреат по экономике Пол Кругман в начале 1990-х писал, что в росте «азиатских тигров» нет ничего волшебного – все объясняется экономической теорией. Постфактум действительно все выглядит закономерным, но предсказать чудо заранее и тем более создать его «своими руками» экономистам до сих пор не удается.
Три свойства чуда – его неожиданность, стремительность и длительность. Настоящее чудо требует времени: активный экономический рост должен наблюдаться как минимум пару десятилетий.
Большинство стран, которые мы называем экономическими чудесами, – это страны догоняющие. Они начинают с очень низкого уровня развития и постепенно индустриализируются. Для них рецепт проще: индустриализация, накопление финансового и человеческого капитала, дешевая рабочая сила. Другое дело страны на границе технического прогресса: США, Швейцария, Сингапур не могут прибавлять 10–15% в год – у их роста совершенно другие источники. Поэтому в странах, которые продвигают границу развития, действительно происходят чудеса. Но к ним привыкли – обыкновенное чудо.
Модель Солоу неплохо объясняет главный механизм экономического чуда: когда в стране много непроизводительной рабочей силы, добавление одной единицы капитала – станка, трактора – приводит к колоссальному увеличению выпуска. Страны, которые используют дешевую рабочую силу, накапливая капитал и создавая промышленность, растут очень быстро. Однако дальнейшее накопление капитала становится менее эффективным: чем больше станков на одного рабочего, тем менее эффективен каждый следующий станок.
Конкретные рецепты различаются. Восточноевропейские страны – Польша, Чехия, Венгрия, Словакия – после распада социалистического лагеря пошли путем либеральных реформ: макроэкономическая стабилизация, приватизация, конкуренция, открытие рынков. Ключевым фактором стал доступ к большому европейскому рынку и финансовая помощь с условиями, дисциплинирующими экономику.
«Азиатские тигры» шли другим путем: проводили более активную промышленную политику, на начальном этапе защищая отдельные отрасли и создавая конгломераты – как чеболи в Корее.
При этом все модели строились в расчете на экспорт – без открытой торговли, доступа к мировым рынкам рост был бы гораздо медленнее.
Южная Корея – пример полноценной авторитарной модернизации. Диктатор Пак Чон Хи, запустивший ее, был убит в 1979 г., но политическая нестабильность продолжалась еще восемь лет, и только потом в Корее установилась демократия. Уникальность кейса в том, что у Пак Чон Хи была четкая национальная идея – достижение полноценного суверенитета через экономическую самостоятельность и преодоление технологической отсталости.
Несмотря на авторитарный характер режима, власти стремились имитировать конкурентные механизмы в промышленной политике. В автомобильной промышленности сначала действовала схема «одна отрасль – одна компания». Первой стала Saenara Motors, получившая лицензию на сборку автомобилей Datsun от Nissan. Но результата не было, и тогда начали создавать других сборщиков, заключая контракты с разными технологическими партнерами.
Компании конкурировали за государственные субсидии. В зависимости от результативности – темпов производства, успехов в экспорте – они получали больше льгот или новые возможности. Это работало: конкурентный механизм «выше достижения – больше субсидий» давал результат.
В России было не так много эпизодов быстрого роста: начало XX в. в имперской России, сталинская индустриализация, 1950-е – 1960-е гг., 2000-е гг. современной России.
Сталинская индустриализация дала задел для послевоенного экономического роста, но цена была очень высока – и не только человеческая. Есть исследования, показывающие: темпы роста производительности во время сталинской индустриализации не были такими высокими, даже хуже, чем, например, в Японии в тот же довоенный период. Рост был во многом экстенсивным – за счет перетока ресурсов из сельского хозяйства в промышленность, изъятия их у сельского населения. Низкая производительность была даже в промышленном секторе.
Период 2000-х гг. – другой случай. Был бурный рост в первые годы – во многом за счет капитализации, минимизации безработицы, либерализации, создания понятных правил игры на рынке. Но назвать это чудом сложно. Во-первых, понятны причины: рост после грандиозного спада 1990-х. Во-вторых, нулевые – период бурного роста почти везде. Плюс резко выросли цены на нефть, девальвация 1998 г. способствовала экспорту. Темпы роста были высокими, но это не выделяет Россию на общем фоне того периода.
Превращение чуда в катастрофу часто связано с «волшебным ресурсом» – нефтью или другими природными богатствами, которые дают быстрый взлет благосостояния, но при этом структурные факторы долгосрочного роста не выстраиваются. Власти раздают ренту для поддержки режима и подкупа электората. Как только цены падают, все рушится.
Венесуэла и Экваториальная Гвинея – типичные примеры. Экваториальная Гвинея в 1997 г. продемонстрировала рост ВВП на 150% за год – экономика увеличилась в 2,5 раза. Обнаружили нефть, начали инвестировать в добычу. Но доходы от этой нефти получили не все граждане, а узкая группа населения и иностранные инвесторы. Страна до сих пор очень бедная, с низким человеческим капиталом и диктаторским режимом.
История Аргентины сложнее. Она связана со специфическим латиноамериканским каудилизмом, патрон-клиентскими отношениями, формированием устойчивой системы колоссальных бюджетных дефицитов, непосильных для страны такого уровня развития. Эта воспроизводящаяся система дефицитов привела к тому, что страна стала примером макроэкономической нестабильности как структурной особенности.
Вывод: без макроэкономической стабильности чуда не будет. Бюджетная дисциплина необходима, должны быть инструменты и резервы на черный день. Если этого нет, любое потрясение приводит к постоянному циклу политической нестабильности. Даже успешные «азиатские тигры» столкнулись с проблемами. Азиатский кризис 1997 г. стал переломным моментом: накопленные за годы роста проблемы – низкая конкуренция, зомби-компании – всплыли и поставили под вопрос дальнейший рост.
Период экономических чудес почти всегда совпадает с ростом мировой торговли, открытых рынков, притока капитала. Возможно ли чудо без глобализации? Принципиально да, но крайне редко. И не всегда это хорошо заканчивается. Экономика СССР быстро росла в 1930-х, пока в мире была Великая депрессия, но сложно назвать этот пример устойчивым.
Сегодня центров развития в мире стало больше, поэтому уязвимость от глобализации снизилась. Но важно не только получать технологии – нужно куда-то продавать товары. Крупной стране с большим рынком легче проводить индустриализацию без доступа к мировой торговле благодаря эффекту масштаба. Для небольших же стран создание крупной промышленности невозможно без доступа к мировому рынку.
А некрупная не выдержит конкуренции. Размеры предприятий, при которых они становятся эффективны, со временем растет. Экономический историк Роберт Аллен рассказывает в книге, что в XIX в. в США объем выпуска на каждой хлопкопрядильной фабрике не превышал 50 т, а в стране ежегодно потребляли около 100 000 т пряжи. Поэтому страна вмещала около 2000 фабрик, которые соответствовали минимально эффективному размеру. К 1960-м гг. один завод Ford выпускал 200 000 автомобилей, для сравнения: весь аргентинский автопром производил 195 000. Нельзя быть конкурентоспособными, не соответствуя минимально эффективному размеру предприятия на мировом рынке, поэтому в XX в. успешными были чудеса, основанные на экспорте.
Демографический переход происходит практически всегда во время экономических чудес. Падает смертность, население растет, появляется много молодых рабочих рук. На этапе индустриализации это положительный фактор. Но постепенно начинает снижаться рождаемость: люди богатеют, больше вкладывают в человеческий капитал, в детей. Женщины выходят на рынок труда, меньше рожают. Следующий этап: рабочая сила стареет, а молодых появляется все меньше. Впрочем, вклад демографии, наверное, преувеличен – другие факторы влияют сильнее.
На начальном этапе модернизации политические демократические институты не так важны. Важны экономические институты: защита прав собственности, создание условий для конкуренции. Главное – политическая и макроэкономическая стабильность. Примеров стран, начинавших с авторитарных или диктаторских режимов и растущих быстро, много: Япония, Советский Союз при Сталине, «азиатские тигры». Но когда страна достигает среднего уровня развития, для сохранения темпов роста нужны инновации, а без политической либерализации их трудно получать.
Среди самых развитых стран по ВВП на душу населения большинство – демократии, но есть и исключения: арабские нефтяные монархии и Сингапур. Если у вас нет ресурсов, достичь высокого уровня без демократической модернизации довольно сложно. Исследования нобелевского лауреата Дарона Аджемоглу и представителей нового институционализма, например, это показывают: демократизация действительно способствует увеличению темпов роста.
Кандидаты в экономические чудеса – Индия, а также «тигрята»: Малайзия, Индонезия, Филиппины, где рост длится довольно долго. Индия растет с 1990-х гг. в среднем на 6–8% в год, во многом в сфере услуг: индийские программисты, разработка лекарств – серьезные экономические секторы. Но Индия слишком велика и неоднородна – наряду с богатыми городами есть очень бедные регионы с низким человеческим капиталом.
Фактор дешевой многочисленной рабочей силы, способствовавший росту в Азии, теперь менее актуален. Автоматизация и роботизация требуют меньше работников. Страны с высоким уровнем инноваций и финансирования исследований скорее создадут современные отрасли.
Риски есть для стран, которые еще не индустриализировались. Им приходится переходить к модернизации на основе услуг, что требует высокого человеческого капитала. По мере продвижения технологического фронтира технологии становятся менее доступными, требуют более высокой квалификации.
И все же базовые условия остаются прежние: для запуска роста необходимы макроэкономическая и политическая стабильность, защита прав собственности, создание товарных рынков и рынков труда. Промышленная политика может помочь на первом этапе, хотя теоретические аргументы в ее пользу существуют, на практике чаще реализуются риски. Ключевой вопрос – насколько политические элиты готовы не только получать выгоды от первоначального развития, но и быть открытыми для созидательного разрушения, чтобы уступить место новым игрокам и технологиям.
Что еще почитать и послушать на эту тему:
— Выпуск «Экономики на слух» о том, что происходит в мировой экономике
— Статью еще об одном южнокорейской чуде – демократическом
— Почему плановая экономика не могла долго поддерживать высокие темпы роста
— Выпуск «Экономики на слух» о том, как МВФ помогает странам добиваться макроэкономической стабильности
— Что нам оставил Роберт Солоу
