.png)
За 80 лет после Второй мировой войны Германия несколько раз преодолевала тяжелые кризисы, и сейчас ей предстоит очередная попытка. Задача не из простых – вывести экономику из застоя, который эксперты называют «хронической болезнью»: ВВП не изменился с доковидного 2019 года.
Михаил Оверченко
«Экономическая модель Германии сломалась, и ни у кого нет плана Б» – так называлась статья в The Wall Street Journal (WSJ), опубликованная в январе, за месяц до выборов. Их выиграл правоцентристский блок ХДС/ХСС во главе с Фридрихом Мерцем, и начался ремонт модели.
Сбоят два главных двигателя экономики Германии – производство и экспорт, также состоящий прежде всего из продукции обрабатывающей промышленности. Тормозит экономика Китая, на которую с начала века ориентировались немецкие производители. При этом китайские компании обогнали немецкие в отрасли, где Германия являлась мировым лидером, – автомобильной. Китай раньше стал развивать сектор электромобилей и из-за жесточайшей конкуренции на внутреннем рынке создал множество недорогих и качественных моделей. В результате китайские машины стали вытеснять немецкие и на китайском рынке, и на экспортных. Пик производства и экспорта автомобилей в Германии остался в 2017 г.
Источник: Совет по международным отношениям
С середины 1990-х гг. доля экспорта в немецкой экономике выросла вдвое, достигнув 43% ВВП, это в 2 раза больше, чем в Китае, и в 4 – чем в США. «Без быстрорастущих экспортных рынков [экономическая] модель Германии мертва», – цитировала WSJ Джейкоба Киркегарда, старшего научного сотрудника Института международной экономики Петерсона.
Второй двигатель, производственный сектор, работал еще хуже, чем экономика в целом. По данным Федерации немецкой промышленности, промпроизводство сократилось на 11% по сравнению с допандемийным уровнем. Сталелитейная корпорация ThyssenKrupp запланировала сократить в этом десятилетии 40% персонала, крупнейшая автокомпания Европы Volkswagen сообщила о первом в истории сокращении рабочих мест в Германии – на 35 000 до конца десятилетия. Continental решила выделить проблемное автомобильное подразделение в отдельную компанию.
«В сравнении с другими странами бремя налогов, бюрократии и энергетических расходов для компаний слишком тяжело, обновление цифровой, энергетической и транспортной инфраструктуры идет слишком медленно, а нехватка квалифицированных работников ощущается все сильнее», – перечислял Тимо Волльмерсхойзер, директор отдела прогнозов ведущего экономического института Ifo. Германия занимает 36-е место из 38 стран ОЭСР по доле оптоволокна в широкополосных интернет-сетях (11,2%), в 2023 г. 82% компаний еще пользовались факсами, а точность прибытия поездов Deutsche Bahn, по ее же данным, составляет 62,5%. Страна отстает от других в сфере программного обеспечения, информационных технологий (IТ) и искусственного интеллекта: инвестиции в научно-исследовательские и опытно-конструкторские работы (НИОКР) составили в 2022 г. 3,1% ВВП против 3,6% у США и 5,2% у Южной Кореи. Попытки цифровизации нотариальных услуг ничего не дали, приводит пример The Economist: бизнесмены до сих пор вынуждены часами слушать, как нотариус полностью зачитывает контракт вслух.
Новое правительство Германии приступило к работе весной. Его действия дали участникам крупнейшей экономики Европы то, чего у них давно не было, – оптимизм. Их вдохновили планы по масштабным инфраструктурным инвестициям, перевооружению, которое должно послужить дополнительным стимулом для развития промышленности, снижению налогов и сокращению бюрократического регулирования.
Мерц еще до формирования нового правительства договорился с депутатами о принятии закона, который снял конституционные ограничения на заимствования. Их ввели в 2009 г., сразу после мирового финансового кризиса: бюджеты правительства ФРГ и земель должны были быть в принципе сбалансированы и заимствования не могли превышать 0,35% ВВП в год. Влияние «долгового тормоза» особенно проявилось в последние годы, когда экономический рост прекратился. ВВП Германии с 2019 по 2024 г. не изменился (Волльмерсхойзер в начале года назвал этот период «самой длительной стагнацией за послевоенный период»), за это время экономика США выросла на 12%, а еврозоны – на 4%, по данным МВФ.
Новый закон вывел расходы на оборону свыше 1% ВВП из-под действия «долгового тормоза», сделав их фактически неограниченными. Кроме того, правительство сформирует фонд на 500 млрд евро, который в течение 12 лет будет вкладывать в инфраструктуру – от энерго- и телекоммуникационных сетей до школ, больниц и дорог. В общей сложности правительство сможет привлечь на эти цели до 1 трлн евро. Уже в нынешнем году, согласно проекту бюджета, расходы на инфраструктуру должны вырасти на 55% до 115 млрд евро (25 млрд возьмут из нового фонда).
Расходы на оборону в этом году составят 95 млрд евро. Но уже к 2029 г. они должны увеличиться на 70% до 162 млрд евро, а их доля в ВВП вырастет до 3,5% с 2,4% в нынешнем году. «Правительство планирует тратить больше, потому что может», – говорит Хольгер Шмидинг, главный экономист банка Berenberg. Долговое бремя Германии в 2024 г. составило 63,9% ВВП, по данным МВФ, – меньше, чем у других стран «группы семи». «Амбициозные планы расходов дают четкий сигнал: канцлер Мерц и министр финансов Ларс Клингбайль всерьез настроены развернуть экономику Германии и перестать зависеть от США в вопросе оборонных расходов, – продолжает Шмидинг. – Этот сигнал полезен сам по себе. Он может помочь укрепить уверенность [бизнеса]».
Изменение настроений немецких компаний уже начало отражаться в статистике. Деловая активность частного сектора экономики в июне вернулась к росту, показал совокупный индекс менеджеров по закупкам (PMI), рассчитываемый S&P Global: он составил 50,4 пункта против 48,5 в мае (выше 50 – рост, ниже – спад). Опрошенные Bloomberg аналитики ожидали, что индекс останется в зоне спада.
В производственном секторе PMI остался на отрицательной территории, но его значение (49 пунктов в июне) оказалось самым высоким с августа 2022 г. «Есть все шансы, что Германия наконец-то вырвется из этой обескураживающей ситуации, когда рост то оживляется, то затухает, в которой она пребывала в последние два года. И производство, возможно, наконец-то переходит к росту», – сказал Сайрус де ла Рубиа, главный экономист Hamburg Commercial Bank.
Лучше прогнозов оказалась и предпринимательская уверенность. Индекс ожиданий, составляемый институтом ZEW, вырос в июне до 47,5 пункта с 25,2 в мае (медианный прогноз Bloomberg был 35). Индекс оценки текущей ситуации, который в декабре – январе находился на уровне ковидного дна, с тех пор растет почти без остановки. «Эти результаты, похоже, подкрепляют оценку того, что меры бюджетной политики, объявленные новым правительством Германии, могут дать толчок экономике, – заявил президент ZEW Ахим Вамбах. – В сочетании с недавним снижением процентных ставок Европейским центробанком это может положить конец экономической стагнации, которая длится уже почти три года».
Эксперты повышают оценки немецкой экономики. Еще недавно аналитики ожидали, что после двух лет спада (на 0,3% в 2023 г. и на 0,2% в 2024 г.) ВВП в нынешнем году снова не вырастет. Опрос аналитиков, проведенный Bloomberg в середине июня, дал прогноз роста в этом году на 0,2% (против нуля в майском опросе), в 2026 г. – на 1,1%, а в 2027 г. – на 1,7%. Бундесбанк пока ожидает стагнации в этом году, а в двух последующих – роста на 0,7 и 1,2%, но его президент Йоахим Нагель заявил, что Германия может стать «историей успеха», если правительство энергично возьмется за решение структурных проблем. Ifo повысил прогноз на 2026 г. на 0,7 процентного пункта (п. п.) до 1,5%, а Кильский институт мировой экономики – до 1,6%. Deutsche Bank в конце июня поднял оценку на следующий год сразу до 2%, но предостерег, что без дальнейших решительных действий эффект от первоначальных госинвестиций может быстро сойти на нет. «За пределами Европы говорят: спящий гигант Германия проснулся, – отметил экономист банка Александр фон цюр Мюлен. – Мы должны использовать этот импульс».
Источник: Bloomberg
Более четверти века назад The Economist впервые назвал Германию «больным человеком Европы». Тогда этот публицистический штамп, изначально примененный к Османской империи в XIX в., был связан с «потерянным десятилетием» 1990-х гг., когда страна пережила вызванную объединением стагнацию. «На этот раз болезнь представляет собой хроническое состояние, требующее долгосрочного плана лечения, – отмечают в статье для МВФ члены Совета экономических экспертов при правительстве Германии Ульрике Мальмендир и Клаудия Шаффранка. – Бюджетный план нового правительства по финансированию инвестиций в инфраструктуру и увеличению расходов на оборону – это только начало. Германия также должна открыть экономику для перспективных технологий, добиваться усиления интеграции рынков в Европе и создать более сильный национальный рынок капитала».
Мальмендир и Шаффранка перечисляют фундаментальные факторы, сдерживающие экономический рост и конкурентоспособность страны:
старение населения и сокращение его трудоспособной части, растущая нехватка работников: «Затраты на рабочую силу являются основным фактором снижения ценовой конкурентоспособности Германии, даже в большей степени, чем рост цен на энергоносители»;
низкая мобильность рабочей силы, высокая концентрация работников в производственной сфере и политика сохранения рабочих мест, при которой работодатели предпочитают сокращать время работы и зарплату, а не увольнять сотрудников: «Хотя работающим населением это может восприниматься как положительный момент, это замедляет структурные изменения и перераспределение ресурсов в более продуктивные секторы»;
высокая стоимость энергоносителей, которая сдерживает развитие энергоемких отраслей – не только традиционных в обрабатывающей промышленности, но и, например, искусственного интеллекта, для которого нужны огромные энергетические мощности;
из-за своего лидерства в автомобиле-, машиностроении и химии страна продолжает зависеть от существующих технологий в этих отраслях, которые эксперты называют «среднетехнологичными», и не развивать высокотехнологичные, такие как IТ и биотехнологии, что затрудняет диверсификацию экономики и ограничивает ее рост;
чрезмерная зависимость от банковского финансирования: из-за неразвитости венчурного сектора и рынков капитала в целом «слишком мало средств поступает в инновационные предприятия с повышенным риском».
По оценке Совета экономических экспертов, новые госрасходы способны увеличить годовой выпуск более чем на 400 млрд евро в период до 2030 г., что повысит среднегодовые темпы роста на 1,6%. Но важно, во что будут вложены деньги. Если сделать упор на меры потребительского характера, такие как снижение налогов на рестораны или предоставление льгот на покупку электромобилей, а не на инвестиции в дороги, инфраструктуру и новые технологии, то экономический стимул окажется примерно вдвое слабее: 247 млрд против 580 млрд евро к 2035 г.
Источник: Совет экономических экспертов при правительстве Германии
Так же и в оборонном секторе. «То, как тратятся деньги, важнее, чем то, сколько их тратится», – говорит Бхаргави Сактхивел, глобальный экономист Bloomberg Economics. Вложения в НИОКР, результаты которых могут быть использованы и в гражданском секторе, гораздо больше способствуют экономическому росту, чем простая покупка оружия. По его подсчетам, само по себе увеличение расходов на традиционные цели – военнослужащих, покупку и обслуживание вооружений, которые в значительной степени продолжают приобретаться за рубежом, и при 4%-ных ассигнованиях на НИОКР добавит росту ВВП 0,15 п. п. в этом году, затем эффект начнет ослабевать и обнулится в 2029 г.
Кильский институт мировой экономики дает более оптимистичные оценки, но его экономист Йоханнес Биндер также указывает, что военные расходы в средне- и долгосрочной перспективе могут принести значительные выгоды не сами по себе, а в том, что касается производительности, сопутствующих эффектов и технологических достижений. По расчетам института, при увеличении оборонных расходов Евросоюза с нынешних 2% до 3,5% ВВП экономика ЕС может расти дополнительно на 0,9–1,5% в год, а для Германии с ее развитой промышленностью темпы роста будут у верхней границы этого диапазона.
В чем ВПК может помочь, так это в «утилизации» мощностей и рабочей силы, от которых избавляется автомобильная отрасль. Крупнейший оборонный концерн Германии и Европы Rheinmetall намерен перепрофилировать два завода автозапчастей под производство компонентов для военной техники. В марте его гендиректор Армин Паппергер говорил, что компания может приобрести закрывающийся завод Volkswagen в Оснабрюке. У компаний уже есть совместное предприятие по производству военных автомобилей Rheinmetall MAN Military Vehicles. Немецко-французский поставщик оборонительных систем KNDS в феврале купил в Германии завод по выпуску железнодорожных вагонов; на производстве останется около половины из 700 работников. Производитель радарных систем Hensoldt решил забрать себе около 200 работников Continental и Bosch.
Выпуск военной техники может стать «новым направлением бизнеса» для автопроизводителей, полагает экономист Центра европейских реформ Сандер Тордоар: «Германия потеряла половину экспорта автомобилей, так что есть много незадействованных мощностей для наращивания производства электромобилей и военной техники».
Подобный переход Германия уже однажды совершила – но в противоположном направлении. После Второй мировой войны конструкторы, инженеры, производители передовых материалов и оборудования перешли в автомобильную отрасль из авиационной, которую союзники после поражения Германии попросту ликвидировали, пишет профессор Реймонд Стоукс, директор Центра истории бизнеса при Университете Глазго в книге Ruins to Riches («Из руин к богатству. Экономическое возрождение Германии и Японии после 1945 г.»).
Германия стала образцом того, что социологи, специализирующиеся на анализе «разновидностей капитализма», назвали координируемой рыночной экономикой, отмечает Стоукс. Сейчас она координируется гораздо меньше, но почти за 80 лет после окончания Второй мировой войны продемонстрировала «захватывающую и впечатляющую способность к адаптации и модификации», в том числе с помощью координируемого финансирования и мягкого, но постоянного руководства со стороны правительства и государственной бюрократии. Кроме того, промышленные профсоюзы выступают партнерами компаний, прежде всего крупных, имея представительство в наблюдательных советах; это уже не раз позволяло бизнесу договариваться с работниками об ограничениях на период реструктуризаций.
Способность договариваться десятилетиями позволяла участникам немецкой экономики успешно адаптироваться к новым вызовам, указывает Стоукс. Новым примером такого подхода может служить договоренность о мерах, которые, по плану правительства, снизят налоговое бремя для компаний на 46 млрд евро. В конце июня Мерц договорился с руководителями земель о том, как федеральное правительство компенсирует им часть выпадающих доходов: не обязательно деньгами, а, например, поддержкой социальных программ.
Бизнес тоже адаптируется к изменившейся мировой экономической ситуации. Так, Continental вслед за подразделением автокомпонентов решила выделить в отдельную компанию и подразделение резиновых компонентов ContiTech. «Впервые в своей истории Continental станет исключительно производителем шин, ориентированным на создание стоимости, прибыльность, денежный поток и стабильное развитие бизнеса», – заявил гендиректор Николай Зетцер.
Continental – отличный пример того, как вынуждены трансформироваться испытывающие трудности немецкие компании, прокомментировал Bloomberg Штефан Братцель, директор Центра менеджмента в автомобильной промышленности: «Разделение показывает, что модель большого универсального «магазина» больше не работает». Общие для всех трех подразделений рынки со временем уменьшались, пояснил Зетцер: «У секторов появились разные цели, клиенты и продукты, поэтому синергетический эффект сократился». В таких условиях, как сегодня, когда бушуют торговые войны, перестраиваются цепочки поставок, рынки быстро меняются, а клиенты не всегда могут дать надежные прогнозы на перспективу, нужны «небольшие гибкие команды», считает Зетцер: «Чем лучше вы сможете адаптироваться сейчас, тем больше прибыли получите в будущем».
