.png)
.jpg)
Инвестиции с рентабельностью сотни процентов – это финансовая пирамида, что-то криминальное или просто фантастика. Но именно такова отдача от вложений в сохранение климата. Несмотря на это, их в разы меньше, чем нужно для спасения планеты. «Экономика на слух» обсудила денежную составляющую проблемы изменения климата с Галиной Хейл, профессором Калифорнийского университета в Санта-Крузе и выпускницей РЭШ. GURU, как обычно, рассказывает о самом интересном в этом выпуске.
Издержки и расходы, связанные с изменением климата, постоянно растут, будь то ущерб от природных катаклизмов или инвестиции в снижение выбросов. В последние 10 лет ураганы, пожары и даже морозы в высоких широтах происходят чаще и стали сильнее, говорит Хейл. В Санта-Крузе, где она живет, за последние пять лет было два потопа и пожар в километре от кампуса, рассказывает она: «Это не будущее, это уже настоящее».
Чтобы не допустить повышения температуры более чем на 1,5 °C, как предусматривает Парижское соглашение, требуется тратить $4,5 трлн в год, оценивала несколько лет назад международная организация «Инициатива в области климатической политики». В ее последнем отчете сумма существенно выросла: нужно уже $7,4 трлн в год до 2030 г. Возможно, потому что мир хронически недоинвестирует в решение проблемы: в 2023 г. вложено $1,5–1,6 трлн – это почти вдвое больше, чем в 2020 г., но в разы меньше, чем требуется. ООН в мае выпустила доклад: ущерб от стихийных бедствий в 10 раз выше, чем считалось, – $2,3 трлн. Недавнее исследование показывает, что повышение глобальной температуры на 1 °C приводит к постепенному снижению мирового ВВП, которое достигает максимума в 12%, и это тоже в разы больше прежних оценок.
Оценки изменились за последние 20 лет, признает Хейл, и это не дань моде. Стандартные модели, которые были разработаны к середине 2000-х гг., не учитывали многих факторов, например ущерб от вынужденной миграции или отсутствие возможности выращивать еду в некоторых широтах. Если учесть это, то ущерб получается раз в 10 больше, на результат влияет также ставка дисконтирования (чем она выше, тем больше получается итоговая сумма, а процентные ставки в мире сейчас выше, чем 20 лет назад. – GURU), объясняет Хейл.
В итоге оценки стоимости выброса тонны CO2 выросли со $100–200 до $1000–2000. Они будут и дальше меняться и могут снизиться, если появятся новые технологии – более дешевые и эффективные.
Ограничение глобального потепления 1,5 °C к 2050 г. позволит к 2100 г. избежать экономических потерь, в 5 раз превышающих сумму, необходимую для достижения этой цели, оценивала «Климатическая инициатива». Можно довольно точно подсчитать гарантированные будущие расходы на ликвидацию последствий катастроф в следующие 25–30 лет, говорит Хейл: в среднем по всему миру они в 4 раза больше стоимости предотвращения катастроф.
Почему же тогда финансисты не выстраиваются в очередь за такими проектами? Проблема в том, что для банков экономия на будущих расходах далеко не то же самое, что денежный поток, объясняет Хейл. Поэтому нужны инструменты, которые превратили бы снижение будущих издержек в поток наличности и таким образом уменьшили бы для финансовых институтов риски таких инвестиций.
Решением, по мнению Хейл, могут стать структурные финансы: банк дает деньги под гарантии и, возможно, небольшое софинансирование со стороны государственных или неправительственных организаций, которые тоже заинтересованы в том, чтобы проекты финансировались. Она приводит пример некоммерческой организации The Nature Conservancy (TNС). Обычно та просто покупает землю и превращает ее в заповедник, но с помощью структурных инструментов пошла дальше. В 2021 г. она провела сделку с облигациями Белиза, которые торговались на рынке за полцены. Важный источник доходов страны – туризм, по которому бьет изменение климата. В Карибском море участились штормы, которые уничтожают популярные у туристов коралловые рифы. TNС рефинансировала госдолг Белиза на $364 млн: привлекла кредит, выкупила облигации с рынка и предоставила средства Белизу под более низкий процент, чем он мог бы получить на рынке. Условие – экономия на ставках будет направлена на защиту природы, и TNС проследит за этим. Для сделки понадобилась гарантия США на случай, если в Белизе произойдут политические изменения и он откажется выплачивать долг или перестанет защищать природу. Это позволило банку секьюритизировать кредит TNС Белизу – выпустить облигации, обеспеченные этим кредитом. Проблема в том, что схема довольно сложная, в большинстве бизнес-школ структурные финансы даже не входят в основные курсы, говорит Хейл.
Экономисты десятилетиями говорят про необходимость глобального налога на выбросы, но даже в странах, где он есть, он слишком мал, отмечает Хейл. Евросоюз ввел пограничный углеродный налог (Carbon Border Adjustment Mechanism, CBAM) – фактически односторонний тариф на выбросы при производстве товаров, импортируемых ЕС. Многие страны остались недовольны, это противоречит правилам ВТО, и, по мнению Хейл, в Европе надеялись на введение ответных тарифов, но это не сработало.
Ввести большой углеродный налог вообще непросто. Одно из исследований показало, что в идеале он должен быть большим и глобальным, но не нужно заранее анонсировать введение высокого или низкого налога, который в будущем будет повышаться. Иначе есть риск получить обратный результат: понимая, что времени осталось мало, бизнес увеличит добычу и потребление ископаемого топлива.
Кроме того, налог на выбросы, сборы от которого позволили бы в нужном объеме финансировать борьбу с изменением климата, был бы непосилен для большинства стран. «Если мы скажем, что с завтрашнего дня налог $1000 на эквивалент тонны CO2, люди не смогут [его платить], – признает Хейл. – В Африке только 25% населения имеет доступ к электричеству <…> Жить-то как-то надо».
Хейл считает более реалистичным подходом квоты на выбросы. Она предлагает ввести квоты, которые сначала не очень сильно ударят по производству, а затем постепенно сокращать их до нуля в 2050 г. Например, начать с 90% от нынешних выбросов – тогда компаниям придется или купить оставшиеся 10%, или сократить либо производство, либо выхлопы, инвестируя в зеленые технологии. Сейчас выброс тонны СО2стоит менее $100. Нулевая квота в 2050 г. фактически означает, что стоимость тонны будет бесконечная, в 2049 г. она будет очень-очень высокая и т. д., рассуждает Хейл: «Где-то в 2035 г. она будет $1000–2000 – зависит от того, какие технологии мы [за это время] изобретем». Стимулы к появлению энергосберегающих технологий будут расти вместе с ценой выбросов и их будут изобретать все больше, уверена она.
Климатическая проблема создана в основном развитыми странами. За прошедшие 200 лет после промышленной революции на них пришлось почти 90% всех выбросов парниковых газов. Они и должны оплатить инвестиции в новые технологии и даже в защиту от катастроф: не только бесплатно предоставлять зеленые технологии, но и финансировать их внедрение, считает Хейл. Они могли бы покупать солнечные батареи и другое оборудование и предоставлять их бедным странам.
К тем, кто должен это сделать, она относит Западную Европу, Америку, Канаду. Кстати, Россия тоже в списке тех, кто за последние 150 лет серьезно загрязнил атмосферу.
Если развитые экономики предоставят бедным технологии, те смогут снизить выбросы, продолжая экономически развиваться, заключает Хейл. Она сейчас работает над статьей, где рассчитывает, как это можно было бы сделать.
Спасению планеты мешает даже не столько нехватка денег – их можно найти, уверена Хейл, сколько масштаб задачи и связанные с этим две ловушки. Спасать планету нужно всем вместе, и трудно достичь успеха, если инвестируют и снижают выбросы только часть стран, а выигрывают от их усилий все: это снижает стимулы к таким инвестициям. Это наглядная иллюстрация «трагедии общин», только во всемирном масштабе: общий ресурс истощается из-за того, что каждый потребитель учитывает прежде всего свои интересы.
Другую ловушку бывший председатель Банка Англии Марк Карни назвал трагедией горизонтов: катастрофические последствия изменения климата и, соответственно, отдача от климатических инвестиций наступят спустя десятилетия – это слишком большой срок для деловых и политических циклов, так что у нынешнего поколения недостаточно стимулов устранять будущие издержки. Поэтому решение проблемы постоянно откладывается и можно притворяться, что никакого изменения климата нет. Правительства в демократических странах мыслят горизонтами в несколько лет в зависимости от частоты выборов, рассуждает Хейл, им непонятно, зачем вкладывать деньги в решение проблем, которые будут проблемами следующего правительства: «После нас хоть потоп». В буквальном смысле.
Климатическим инвестициям мешает частое изменение правил игры. При бывшем президенте США Джо Байдене принимается закон о снижении инфляции с выделением сотен миллиардов долларов на финансирование чистой энергетики, но потом приходит Дональд Трамп, который отрицает изменение климата и призывает: «Бури, детка, бури!» Чем больше неопределенности, тем меньше инвестиций, признает Хейл, но призывает не переоценивать роль США в этом вопросе. Она составила сценарий, в котором Америка не ускоряет переход к чистой энергетике: позитивный тренд ослабевает, но сохраняется. США – это примерно 4% населения и менее 10% глобального потребления энергии. При этом значительная часть потребляемых Америкой товаров сделаны в других странах, и для климата важнее, чтобы они перешли на чистую энергию: «Америка не настолько важная, как почти все думают».
В США проблема климата очень политизирована, в большинстве других стран такого нет. Это может быть результатом избирательной кампании Альберта Гора 2000 г.: он первым из политиков заговорил о глобальном потеплении, борьба с которым стала важным пунктом его избирательной кампании (о ней потом сняли документальный фильм «Неудобная правда»). И конечно, сказывается влияние «коричневого лобби» – крупных нефтегазовых компаний.
Несколько лет назад финансовые и другие корпорации массово вступали в разные зеленые альянсы, а теперь выходят из них, Net-Zero Banking Alliance и вовсе приостановил деятельность. Хейл не видит в этом ничего страшного. Многие объединения продолжают работать, например Коалиция за принципы ответственного инвестирования (PRI), под которыми подписалось более 5000 корпораций, управляющих активами на $140 трлн, – это уже не инициатива, «просто теперь так делается бизнес». Правда, само по себе участие в этих коалициях во многом формальность, оно почти не влияет на то, как банки выдают кредиты.
Хейл больше тревожат бигтехи, которые дружно отказались от своих обещаний по достижению нулевых выбросов к 2050 г. Они много инвестировали в возобновляемую энергетику, но искусственный интеллект (ИИ) значительно увеличил потребности в энергии, OpenAI, Microsoft, Google и другие подобные компании посчитали, что не справятся, и «даже для лидеров в этике глобальной экономики прибыль от ИИ оказалась важнее, чем спасение планеты», сетует Хейл. Она допускает, что в этом решении есть и политическая компонента: «Они пытаются не обидеть нашего президента [Трампа]».
Мы очень широко живем, убеждена Хейл, развитые страны начиная с послевоенного периода потребляют непропорционально много энергии, еды и т. д. Около 30% всех выбросов парниковых газов, в основном метана, происходит от сельского хозяйства. Многие думают: «О, я не буду покупать то, что привезли из Новой Зеландии». Но транспортные расходы – минимальная часть нагрузки на окружающую среду. Сокращение потребления животных продуктов сразу ее уменьшит.
«Мы продолжаем недооценивать стоимость электроэнергии», – говорит Хейл. Подтверждением тому она считает скачок потребления энергии, порожденный развитием сначала криптовалют, а теперь еще и ИИ. И хотя за последние 20 лет потребление «чистой» энергии выросло гораздо сильнее, чем прогнозировалось, но и «грязной» тоже увеличилось. Из-за того что мы научились производить более дешевую электроэнергию, мы стали ее больше потреблять (парадокс Джевонса).
По ее мнению, эта проблема решается налогом на потребление электричества. Чтобы он не ударил по людям с низким доходом, его можно сделать прогрессивным с не облагаемым налогом разумным минимумом.
При этом «чистая» энергия стала самой дешевой, и даже в России. Хейл рассказывает о своей поездке в горы в Северной Калифорнии: это MAGA-регион, но повсюду солнечные батареи, которые прекрасно сочетаются с MAGA-флагами. «Они, конечно, поддерживают политическую точку зрения, что климат не изменяется, но… установить свои батареи и дешевле, и надежнее», – говорит Хейл.
Если мы проиграем борьбу за климат и температура повысится больше чем на 3 °C, экономические издержки будут очень высокие, предупреждает Хейл, – глобальная миграция, социальная дестабилизация: «Мы уже видим, что происходит во многих странах, где большое количество иммигрантов. И это даже трудно выразить в цифрах, человеческие издержки становятся высокими». Поэтому она не согласна с Биллом Гейтсом, который отказался от катастрофических прогнозов и призвал перенести акцент с повышения температуры на качество жизни (здоровье, доступ к энергии и продовольствию). «Человечество, может быть, и выживет, потому что небольшая группа миллиардеров сможет залезть в бункеры со своими семьями», но на счет остальных 8 млрд человек она не уверена.
