.png)
Глобальная торговая система перестраивается на ходу, и в авангарде этих перемен снова США. Дональд Трамп, запустивший невиданный раунд повышения пошлин, подвергается активной критике. Но что за проблемы стоят за его радикальными и опасными для мировой экономики действиями? Об этом в колонке профессора Городского университета Нью-Йорка и выпускника РЭШ Константина Кучерявого.
Большую часть американской истории пошлины на импорт были важным инструментом экономической политики США. С эпохи одного из отцов-основателей Александра Гамильтона США использовали пошлины в самых разных целях. Известный торговый экономист Дуглас Ирвин выделяет три этапа в тарифной истории США. Первый – это время становления американского государства, когда главной задачей пошлин было пополнение бюджета. Следующий этап – от Гражданской войны до Великой депрессии, когда роль тарифов как источника доходов бюджета снизилась, но возросла их роль как протекционистской меры развития промышленности. Третий этап, который, возможно, закончился с возвращением Трампа к власти, Ирвин называет временем взаимовыгодности. На протяжении почти 100 лет США использовали пошлины, чтобы добиться хороших условий торговли: мы снижаем тарифы на ваши товары, а вы – на наши.
Этот подход соответствовал духу времени. Американская элита верила в преимущества либерализма и считала, что свободная торговля способствует росту экономики. Кроме того, низкие пошлины и доступ на американский рынок были геополитическим оружием и наградой за лояльность – США стремились сформировать вокруг себя союз стран, способных противостоять СССР и его союзникам, и участие в этом «блоке» поощрялось доступом к американскому рынку.
Снижению пошлин США после Второй мировой войны способствовали еще и особенности их подсчета: не от цены товаров, а исходя из их физических объемов – килограммов или штук. И так как тарифные ставки не менялись, а цены росли, то доля пошлин в стоимости импорта снижалась. Таким образом, к 1970-м гг. фактический размер пошлин значительно уменьшился.
В итоге до возвращения Трампа в Белый дом средний размер американских пошлин на импорт был лишь около 3% от стоимости всего ввезенного в страну. Если исключить не облагаемый пошлинами импорт, то ставка тарифа вырастет примерно до 10%, но в любом случае в США один из самых низких в мире уровень налогообложения ввозимых в страну товаров.
Важнейшим фактором снижения тарифов стало и целенаправленное движение к глобализации. В середине XX в. появилась предшественница Всемирной торговой организации (ВТО) – Генеральное соглашение по тарифам и торговле, в рамках которого США сократили тарифы для небольшого круга развитых экономик: Европы, Японии, Канады. Со временем к соглашению присоединились и развивающиеся экономики, а в 1990-х была учреждена ВТО, объединившая почти все страны. США снижали тарифы на импорт из всех участников этих соглашений. И, что важно, в мировую экономику и торговую систему в 1980-х вошел Китай: инвестиции в эту страну обогащали американские компании, а дешевые товары из Китая – американских потребителей. К тому же иностранные экспортеры, в том числе Китай, ввозя товары в США и получая доллары, вкладывали их в американские же активы, что способствовало снижению процентных ставок по кредитам и было выгодно как бизнесу, так и населению.
Казалось, выигрывали все, во всяком случае, проигравших было намного меньше и их голос звучал намного слабее. Экономика росла, промышленный бум послевоенных десятилетий поддерживал высокий уровень занятости. Окончив школу, можно было устроиться на завод по сборке автомобилей или на текстильное производство, получать достойную зарплату и войти в когорту среднего класса. Однако с 1980-х гг. ситуация начала меняться: экономический рост сопровождался ростом неравенства и поляризации, проигравшим все чаще оказывался рабочий класс.
Вклад промышленности в экономику США неуклонно снижается уже несколько десятилетий. В 1950-х – 1960-х гг. на нее приходилось около 25–28 % ВВП, в 1980-х – менее 20 %, а к 2024 г. – чуть более 9 %. Падала и занятость в производстве. Пик пришелся на 1979 г., когда в промышленности было занято 19,5 млн человек. С тех пор численность рабочих неуклонно снижалась и на июнь 2025 г. составила примерно 12,75 млн.
Доходы работников без высшего образования также сокращались относительно более квалифицированных коллег. В 1980-х они зарабатывали в среднем около 72% от уровня выпускников колледжей. К 2000-м, особенно к 2008 г., соотношение упало до 55 % и остается на этом уровне.
Безработица в США, казалось бы, низкая – в районе 4% (не считая периода кризиса 2008 г. и COVID-19), но за этой цифрой скрывается постепенное падение уровня занятости среди экономически активного населения. Многие мужчины в расцвете сил не работают, что порождает большое недовольство среди рабочего класса.
Виновата ли в этом глобализация? Большинство академических исследований показывают, что основной причиной падения уровня жизни американских рабочих стала не глобализация, а автоматизация. Доля промышленного производства в ВВП США снижалась не так резко, как занятость в отрасли, поскольку рост производительности позволял выпускать больше продукции с меньшим числом работников.
Исследования подтверждают это. Работа профессора Массачусетского технологического института (MIT) Дэвида Аутора с соавторами «Китайский синдром» (2013) показала, что после вступления Китая в ВТО США потеряли миллионы рабочих мест в промышленности, однако сам «китайский шок» объясняет лишь около 15–21% этих потерь – примерно 1,5 млн рабочих мест с 1990 по 2007 г. Более позднее исследование Лоренцо Калиендо с соавторами (2019) подтверждает эти выводы: они пришли к выводу, что рост Китая в 2000-х объясняет только 10–15% потерь рабочих мест в США.
Тем не менее глобализация внесла свой вклад. Долгое время экономисты недооценивали этот эффект, апеллируя к тому, что потеря рабочих мест в промышленности компенсируется ростом экономики и созданием новых рабочих мест в сфере услуг. Однако работа Аутора и соавторов «Китайский шок» (2016) изменила представления о происходящем. Исследование показало, что удар оказался гораздо более болезненным на региональном и индивидуальном уровнях, чем считалось. Выводы были действительно шокирующими. Выяснилось, что безработица и низкая занятость сохранялись на локальных рынках труда более 10 лет после шока, а потери рабочих мест не были компенсированы ростом занятости в других отраслях.
Основной удар пришелся по небольшим промышленным городам Среднего Запада, «ржавого пояса» США, а также отдельных южных штатов. Их жителям пришлось непросто. Если 10% людей теряют работу из-за конкуренции с Китаем в мегаполисе вроде Нью-Йорка, это не столь драматично – они быстро находят достойную замену. Но если то же происходит в крошечных соседствующих промышленных городах, где сложно найти работу за пределами сокращающего производство завода, последствия оказываются разрушительными и долгосрочными. В теории государства могут смягчать негативные последствия с помощью инструментов экономической и социальной политики – помогать людям переезжать, переобучаться, получать доступное жилье и медицинскую помощь. Но в США они слабо развиты. Программы переобучения часто оказывались формальными, плохо профинансированными или не подходящими для людей предпенсионного возраста. В небольших городах люди вынуждены хвататься за любую работу, только бы не лишиться медицинской страховки. А жесткий рынок жилья сильно затруднял переезд из депрессивных регионов. В результате многие «проигравшие от глобализации» так и остались за бортом экономического роста. Но проблема не в самой глобализации, а во внутренней политике, которая не смогла создать условия, смягчающие ее последствия для отдельных категорий населения.
Проблемы этих пострадавших от глобализации и «китайского шока» людей эксплуатирует Трамп, говоря, что американский рынок завален дешевым импортом, что это «уничтожает» американские фабрики и хорошие рабочие места, побуждает американские компании переносить производство в другие страны и способствует торговому дефициту.
Тарифы – любимое слово Трампа в словаре – по его замыслу должны устранить эту несправедливость и торговый дефицит. Он действительно впечатляет: в 2024 г. дефицит в торговле товарами достиг $1,2 трлн (с учетом услуг – $918,4 млрд). Однако фундаментальной причиной является то, что американская экономика потребляет не по средствам – больше, чем производит, – и живет с хроническим бюджетным дефицитом. В 2024 г. дефицит федерального бюджета достиг 6,4% ВВП – слишком много для страны, не ведущей войну. Чтобы финансировать этот дефицит, США занимают у остального мира, в первую очередь у стран, которые поставляют товары в США и получают за это доллары. Заемные средства уходят на покупку импорта. Кроме того, приток капитала способствует укреплению доллара, что повышает привлекательность импорта в США и снижает – экспорта из США.
Большую роль играет не только общий дефицит, но и в торговле с отдельными странами, хотя эта тема привлекает меньше внимания экономистов. У США большие дефициты в торговле с Китаем, Мексикой, Канадой, а с другими странами, например с Бразилией, наоборот, профицит. Профессор Венского университета Алехандро Куньят и старший экономист МВФ Роберт Зимек проверили, действительно ли разница в тарифах объясняет такие дисбалансы. В своей работе они анализируют мировые потоки торговли (а не только торговлю США), но неявным образом проверяют и гипотезу Питера Наварро и Дональда Трампа о том, что США позволяют другим странам свободно продавать товары на американском рынке, в то время как экспорт США за рубеж сталкивается с высокими барьерами, что порождает торговые дефициты: чем больше этот барьер, тем больше торговый дефицит. Альтернативная гипотеза, часто высказываемая экономистами, состоит в том, что двусторонние дисбалансы в торговле возникают из-за сложных взаимосвязей между странами: условно говоря, большая доля импорта Франции приходится на товары из США, в то время как большая доля импорта США приходится на товары из Германии, а для Германии товары из Франции занимают большую долю импорта. Такие потоки торговли могут создавать двусторонние дисбалансы, даже если на макроуровне торговля сбалансирована.
Исследование показало, что около 84% вариации двусторонних дисбалансов в мировой торговле действительно объясняется разницей в тарифах и другими асимметричными торговыми барьерами. Если бы эти барьеры были устранены, все потоки мировой торговли, включая торговлю США с каждой отдельной страной, выглядели бы более сбалансированными. Добиться этого можно двумя способами: повышая собственные тарифы до уровня партнеров (как предлагал Трамп) или, что выгоднее для США, убеждая других снизить свои барьеры до американского уровня.
Колонка подготовлена на основе выпуска «Экономики на слух» с Константином Кучерявым.
