Какие экономические идеи правят миром?

И экономическая наука, и отношение общества к рекомендациям академических экономистов не статичны. Они меняются вместе с самой экономикой, с развитием технологий, с каждым новым кризисом. Как менялось экономическое знание в последние годы, что удалось узнать экономистам во время пандемии, а что – нет, и почему люди чаще всего не слушают экономистов: в новом выпуске «Экономики на слух» ректор РЭШ Рубен Ениколопов и профессор Высшей школы экономики и Чикагского университета, выпускник РЭШ Константин Сонин беседуют о достижениях и проблемах современной экономической науки.

Слушайте выпуск на нашем сайте, а также во всех подкаст-плеерах, а мы представляем вашему вниманию основные тезисы выпуска.

 

Маргарита Лютова

 

«Все доверяют экономистам»

Константин Сонин: Мне кажется, что все доверяют экономистам, только одни доверяют экономистам, которые работают в университетах, другие доверяют экономистам у своего подъезда, третьи – своему внутреннему экономисту. Все люди принимают экономические решения и исходят из какой-нибудь модели, но это не всегда модель, о которой им рассказывает профессор из университета.

Рубен Ениколопов: Профессиональные экономисты часто сталкиваются с недоверием как раз потому, что все люди, постоянно принимая экономические решения, считают себя хорошими экономистами.

 

Могут ли экономисты предотвратить кризисы

Константин Сонин: Во время пандемии экономистов не особенно слушали. Более того, мне кажется, что если и есть какая-то польза от пандемии, так это то, что она показала, как сложно изучать мир, даже если на исследования брошены огромные ресурсы. На изучение коронавируса брошено столько ресурсов – и материальных, и человеческих, – сколько на все болезни в истории человечества вместе взятые, и мы по-прежнему мало понимаем происходящее.

Рубен Ениколопов: Экономические и социальные кризисы сложнее медицинских, потому что когда академические ученые предсказывают что-то о кризисах, то люди реагируют на сами предсказания. Иногда бывают самосбывающиеся кризисы и самосбывающиеся проклятия, а иногда, наоборот, кризисы не случаются, потому что про них вовремя успели сказать. 

Я уверен, что экономисты предсказывают огромное количество кризисов, и поэтому эти кризисы не случаются. Случаются только те кризисы, которые не предсказаны, а масштабы стандартных циклических экономических кризисов (здесь речь не о пандемии) в течение последних 200 лет сокращаются, и во многом это происходит потому, что чему-то мы научились. 

 

Что общего у медиков и экономистов

Константин Сонин: Я надеюсь, что после пандемии медицинское сообщество станет лучше понимать экономистов, узнает, что чувствует экономист, когда он говорит: «Если вы это сделаете, то будет инфляция, или если вы это сделаете, будет стагнация». Это подтверждено собранными знаниями, но люди их игнорируют. Действие многих лекарств, которые лежат в аптеках, которые мы пьем с детства, проверено куда меньшим количеством экспериментов, чем безвредность современных вакцин. И люди все равно верят в эти лекарства. 

У экономистов последние 100 лет, как у медиков-исследователей, есть два основных источника данных. Во-первых, это анализ систематических данных (налоговых, экономических, финансовых, демографических). Во-вторых, это, грубо говоря, клинические данные, «истории болезни» разных стран. Как и у врачей, систематический анализ данных позволяет давать предсказания для среднего пациента, клинический – упирается в то, что все люди разные. 

Рубен Ениколопов: После того, как в экономике произошла настоящая революция данных, у экономистов доказательная база стала даже лучше, чем у медиков. Экономистам стало проще, чем медикам, собирать огромное количество данных в фоновом режиме – например, данные о тратах по банковским картам. К тому же экономистам проще ставить эксперименты с участием людей – меньше этических ограничений, меньше проблем с их организацией и проведением. 

Константин Сонин: Статистический анализ причинно-следственных связей – это самое сложное в анализе данных, и именно благодаря нему экономическая наука стала лидером в анализе всех данных, а не только сугубо экономических. Дело в том, что экономисты постоянно сталкивались с проблемой причинно-следственных связей, которая не свойственна, к примеру, медицинским экспериментам. Представьте, что лабораторные крысы читают научные статьи, которые мы пишем, и перед тем, как мы что-то им вколем, они меняют свое поведение. Тогда результаты эксперимента будут сильно искажены. А экономисты сталкиваются с этим все время и поэтому вынуждены были продвигаться в анализе причинно-следственных связей.

 

Как обилие данных меняет экономическую науку

Рубен Ениколопов: С одной стороны, обилие данных вследствие цифровизации может еще сильнее подорвать доверие к академическим экономистам, потому что теперь практически каждый может проанализировать несколько переменных, найти корреляцию и заявлять, что провел анализ. Хотя ключевое в анализе данных – отличить корреляцию от причинно-следственной связи, а этому учатся годами. 

В то же время доступность данных помогла получить намного больше информации о поведении отдельных людей, в экономике стали гораздо больше внимания уделять гетерогенным эффектам, вопросы неравенства вышли на первый план. Одновременно после двух финансовых кризисов появился соответствующий политический запрос, но раньше можно было работать только с агрегированными статистическими данными, а по ним сложно судить о неравенстве. Например, профессор Гарварда Радж Четти в своих работах показывает, какой эффект оказала пандемия на разные категории населения в США, а раньше просто не было данных, позволяющих это понять.  

Константин Сонин: Не обладая теорией, которая позволила бы осмыслить данные, анализировать их бесполезно. Бывает, мы смотрим на данные, но мы не понимаем, что из чего следует. Например, всех жителей определенной территории обязали носить маски, и после этого снизилось количество заболеваний. Это произошло из-за того, что все стали носить маски? Или в этом месте эпидемия усиливалась, и люди стали больше сидеть дома? Цена этого вопроса велика – огромные деньги и жизни людей, и простого ответа нет. 

Мои коллеги по Чикагскому университету Остен Голсби и Чед Сиверсон в своей работе пытались проследить, как локдауны влияют на посещение магазинов, ресторанов и других общественных мест. Для этого они собрали базу данных, позволившую изучить ситуацию на улицах, которые служат границами городских районов. Магазины и рестораны там одинаковые с обеих сторон, а вот коронавирусные правила могут отличаться. Это была первая работа, которая показала, что люди начинают меньше посещать рестораны и магазины в первую очередь из-за боязни заразиться, а не из-за введения ограничений. 

 

Какими экономическими идеями руководствуются люди

Константин Сонин: Утверждая, что в действительности только идеи экономистов и правят миром, Джон Мейнард Кейнс мог иметь в виду, что нет людей, которые не руководствуются экономическими идеями. По Кейнсу если человек говорит, что руководствуется только собственным опытом, а не теориями, то можно быть уверенным, что у такого человека в голове самая тупая и примитивная теория и он ей следует.

Рубен Ениколопов: Мне кажется, что суть этого утверждения в том, что экономика пронизывает все поведение людей. Выбор партнера в браке – тоже экономическое поведение, как и решение, во сколько сегодня проснуться и куда идти. 

Люди очень легко попадают под влияние манипулятивных идей, хотя ими очень трудно манипулировать целенаправленно – например, когда правительство хочет повлиять на поведение людей. Под влияние какой из неверных теорий человек попадет – предсказать сложно, но, к сожалению, большинство людей, с моей точки зрения, руководствуются ложными экономическими теориями.

 

Почему доступ исследователей к данным – проблема государственного масштаба

Рубен Ениколопов: В России доступность данных намного ниже, чем в США, а ведущие исследования в мире делаются именно на основе американских данных. Например, в России нельзя было бы повторить исследования Раджа Четти о последствиях коронакризиса для различных категорий населения, потому что в России государственные административные данные в дезагрегированном формате получить практически невозможно. 

Константин Сонин: Эта проблема стала особенно очевидной в России как раз во время пандемии. Мы видим свидетельства фальсификации данных, связанных с коронавирусом, но еще более острая проблема заключается в том, что власти, судя по всему, зачастую просто не понимают, что значат те или иные данные и поэтому боятся делать их публичными. 

Рубен Ениколопов: Такая закрытость дорого обходится. Проблемы, которые были бы сразу видны при качественном анализе данных оказываются без внимания, одновременно в отсутствие обратной связи от исследователей снижается и качество самих данных. В конечном счете аналитическая база принятия государственных решений в России очень зыбкая.