.png)
Мы продолжаем рубрику переводов статей профессоров и выпускников РЭШ, вышедших в иностранных научных журналах или интернет-ресурсах. В сегодняшней публикации — статья профессоров РЭШ (позиции поддерживаются АО "РНГ") Герхарда Тевса и Марты Троии Мартинез. Оригинал статьи опубликован на ресурсе https://freepolicybriefs.org/.
Инвестиции, нефтедобыча и налоги в условиях слабой защиты прав собственности
Марта Троия Мартинез, Герхард Тевс
Крупнейшие международные нефтегазовые компании (мейджоры) часто работают в странах со слабой защитой прав собственности. Это может показаться удивительным, поскольку отсутствие сдерживающих факторов для государственных органов может стимулировать их к отказу от первоначальных договоренностей с компаниями, и пересмотреть налоговые условия после того, как инвестиции уже сделаны, а в худшем случае - экспроприировать активы компании. Теоретически, backloading, т.е. перенос инвестиций, добычи и налоговых платежей на завершающие этапы в рамках соглашения, может стать основой для «самовыполняющихся» контрактов (self-enforcing agreements), которые не зависят от юридически оформленного правоприменения. На основании нового набора данных, охватывающего глобальные активы и проекты нефтегазовых мейджоров, начавших добычу в период с 1974 по 1999 год, мы демонстрируем в недавно опубликованной статье «I'll pay you later: Relational Contracts in the Oil Industry», 2022, опубликованной на портале Центра исследований экономической политики (CEPR), что инвестиции, добыча и налоговые платежи в странах со слабыми институтами отстают на два года от тех же показателей в странах с сильными институтами. Расширение анализа за счет данных с 1960 года и использование концепции перехода к новому мировому нефтяному порядку, в котором экспроприация активов стала проще, позволяет нам интерпретировать полученные результаты как причинно-следственные. В частности, до этого перехода экспроприации были невозможны из-за реальной угрозы применения военной силы государствами, откуда происходили нефтегазовые мейджоры. По мере установления нового мирового порядка возникало новое равновесие, при котором экспроприации становились возможным сценарием. Этот переход спровоцировал рост числа экспроприаций и вынудил корпорации приспосабливаться к новой реальности, заключая контракты с отсрочкой исполнения определенных обязательств.
В декабре 2006 года, когда цены на нефть двигались к новым максимумам, газета The Guardian сообщила, что российское правительство собирается вынудить компанию Shell передать контроль в огромном СПГ-проекте «Сахалин-2» обратно в руки государства. Официально это было мотивировано экологическими проблемами, связанными с проектом. Однако большинство наблюдателей согласилось с тем, что историю можно считать хрестоматийным примером проблемы вымогательства, с которой нефтегазовые компании сталкиваются при инвестировании в страны, где исполнительная власть не имеет сдержек, препятствующих такому поведению. По сути, проблема вымогательства связана с тем, что правительство может отказаться от первоначальных обещаний и присвоить себе большую долю «пирога», как только инвестиции будут сделаны [иностранной компанией]. Очевидно, что это относится не только к нефтегазовой сфере и касается любого вида инвестиций в странах со слабой защитой прав собственности. Исследователи, которые работали над решением этих проблем, предлагают использовать «самовыполняющиеся» контракты (Thomas and Worrall, 1994). В отличие от принуждения к исполнению третьими сторонами, они используют будущие выгоды от торговли, чтобы стимулировать правительства не проводить экспроприацию. Хотя за последние 30 лет появилось множество теоретических исследований (Ray, 2002), насколько нам известно, нет никакого эмпирического анализа использования «самовыполняющихся» контрактов с отсрочкой определенных операций и обязательств (backloaded).
В нашей статье мы используем микроданные по нефтегазовым проектам от консалтинговой компании Rystad Energy со штаб-квартирой в Норвегии, которые включают как текущие, так и исторические физические, геологические и финансовые показатели. Наше внимание сконцентрировано на активах, принадлежащих нефтегазовым мейджорам (BP, Chevron, ConocoPhillips, Eni, ExxonMobil, Shell и Total), где добыча была начата в период с 1960 по 1999 годы. В общей сложности в нашу выборку попали 3494 актива, как минимум с одной скважиной, эксплуатируемой как минимум одной компанией и с первоначальным правом собственности, принадлежащим как минимум одной стране. Возможность провести анализ на уровне отдельного актива особенно важна, поскольку позволяет нам контролировать большое количество вмешивающихся факторов и исключить несколько альтернативных объяснений нашего основного вывода.
Кроме того, фокус нашего анализа на нефтегазовом секторе в целом и на крупных нефтяных компаниях в частности дает три преимущества. Во-первых, величина невозвратных инвестиций в разработку нефтяных и газовых скважин просто огромна, а это делает проблему вымогательства в нефтегазовом секторе особенно острой. Во-вторых, нефтегазовые мейджоры существуют уже много лет, так как все они были созданы до Второй мировой войны. Это дает нам достаточно длинный горизонт для исторического анализа. В-третьих, крупные компании инвестируют одновременно во многих странах, это обеспечивает нам необходимое для анализа разнообразие качества институтов. Чтобы провести различие между странами со слабыми и сильными институтами, мы используем конкретную классификацию на данных индекса Polity IV, оценивающего уровень политических сдержек для исполнительной власти конкретной страны. Географическое расположение всех активов в разбивке по компаниям, а также бинарное распределение стран по качеству институтов представлено на рисунке 1.
Рисунок 1. Пространственное распределение активов и категории стран по качеству институтов
Примечание: Местоположение и принадлежность актива указаны по данным Rystad Energy. Показатель сдержек для исполнительной власти взят из индекса Polity IV за период с 1950 по 1975 годы, и мы используем медианное значение для определения того, к какой категории принадлежит страна – с сильными или слабыми институтами. Отсечение 5 означает, что примерно 1/3 стран определяется как имеющие сильные институты, и примерно 50% всех активов, которые начали добычу в период с 1950 по 2000 годы, расположены в странах со слабыми институтами.
Для эмпирического анализа мы использовали такие переменные, как инвестиции, объем добычи и налоговые платежи, нормированные на характерную для каждого актива общую сумму за 35-летний период. Итоговые совокупные доли представлены на рисунке 2. Мы фокусируемся на физической добыче, которая не только считается наиболее надежным показателем активности, но и не требует дисконтирования. Реальные объемы инвестиций и налоговых платежей дают очень похожую картину. Важно отметить, что пунктирные линии показывают, что 2/3 совокупного объема добычи достигается в странах с сильными институтами примерно на два года раньше, чем в странах со слабыми институтами. Тогда как средний размер активов существенно не отличается между этими группами, такие задержки обходятся странам со слабыми институтами довольно дорого. Наши предварительные расчеты показывают, что страны в среднем теряют около 120 млн долларов США в год из-за задержки добычи и неполучения соответствующих налоговых платежей. Мы также получаем подтверждение того, что двухлетняя задержка не может быть объяснена географическими, геологическими или финансовыми факторами, такими как местоположение скважины, тип нефти или особенности контракта.
Рисунок 2. Количество лет для достижения 66% совокупного за 35 лет объема добычи
Примечание: Мы используем ядро Епанечникова с оптимально выбранной пропускной способностью для построения графика совокупной добычи за 35-летний срок работы актива. Мы объединяем страны в две группы – со слабыми и сильными институтами – в соответствии с индексом Polity IV. Этот рисунок включает активы, которые начали добычу в период с 1975 по 1999 годы.
Чтобы перейти к причинно-следственной оценке полученных результатов, мы обращаемся к глобальному переходу к новому мировому нефтяному порядку. Он повлиял на вероятность экспроприации активов в странах со слабыми институтами, тогда как на странах с сильными институтами никак не отразился. В частности, ослабление стран-членов ОЭСР после Второй мировой войны как политических и военных субъектов представляет собой естественный эксперимент глобального масштаба. Экспроприации сначала рассматриваются как невозможные из-за военной угрозы со стороны армий Великобритании, Франции и США, но затем становятся возможными благодаря глобальному движению, направленному на возвращение суверенитета над природными ресурсами странам, богатым этими ресурсами. По словам Дэниела Ергина (1993), «послевоенный нефтяной миропорядок на Ближнем Востоке был создан и поддерживался американо-британским господством. Ко второй половине 1960-х годов мощь обеих стран находилась в состоянии спада, и это означало, что политическая основа нефтяного порядка также ослабевала. [...] Для некоторых в развивающемся мире […] уроки Вьетнама заключались [...] в том, что риски и издержки противостояния с Соединенными Штатами стали меньше, чем были до того, и, конечно, далеко не так высоки, как для Мохаммеда Моссадыка [иранского политического деятеля, бросившего вызов Великобритании и США, что закончилось государственным переворотом в 1953 году], в то время как выгоды могли быть значительными». Как следствие, число случаев экспроприации активов значительно выросло с 1968 года, что привело к переходу к новому мировому порядку (рисунок 3). Однако Стивен Кобрин (1980) указывает, что даже во время пика числа экспроприаций в 1960-1976 годах лишь менее 5% всех иностранных активов в развивающихся странах были экспроприированы. По нашему мнению, причина этого, по крайней мере частично, связана с использованием «самовыполняющихся» контрактов с отсрочкой исполнения обязательств.
Рисунок 3. Переход к новому мировому порядку
Примечание: Число экспроприаций активов во всех отраслях промышленности на основании данных Стивена Кобрина (1984).
Сконцентрировав наш анализ на периоде, когда происходил переход к новому мировому нефтяному порядку, мы показываем, что в начале 1960-х годов никаких различий в динамике инвестиций, добычи или налоговых платежей между странами со слабыми и сильными институтами не было. Но они (инвестиции, добыча, уплата налогов) начали сильно замедляться после 1968 года в странах со слабыми институтами по сравнению со странами с сильными институтами. Интуитивно понятно, что реальность военной угрозы в любой части света в ответ на экспроприацию была эффективной заменой сильным местным официальным институтам и устраняла необходимость в «самовыполняющихся» контрактах и отсроченных обязательствах по ним в странах со слабыми институтами. Как только эта угроза исчезла, контракты должны были стать «самовыполняющимися», а инвестиции, добыча и налоговые платежи должны были быть перенесены на более поздний этап, чтобы снизить риск экспроприации активов правительствами стран, богатых природными ресурсами. Теоретически, эти первоначальные различия в сроке исполнения отдельных контрактных обязательств между странами с сильными и слабыми институтами должны исчезнуть в долгосрочной перспективе, потому что в конечном итоге будущие выгоды от торговли должны материализоваться. Эмпирическим образом мы подтверждаем, что этот момент наступает в среднем через 20 лет после того, как компании вступают в договорные отношения с государством.
Мы приводим доказательства того, что в странах со слабыми институтами нефтяные компании чаще всего стараются заключать контракты с отсрочкой исполнения отдельных обязательств. Мы демонстрируем, что такие контракты можно увидеть в статистических данных во время перехода к новому мировому порядку, начиная с 1968 года, когда компании нуждались в новом механизме для противодействия слабой защите прав собственности и рискам экспроприации. По нашим оценкам, цена таких отсрочек составляет в среднем около 120 млн долларов США на страну в год, что является довольно крупной суммой. При этом важно подчеркнуть, что, как показывает опыт, в отсутствие отсрочки исполнения обязательств дальновидные руководители крупных нефтяных компаний часто предпочитают вообще не инвестировать, поскольку они предвидят серьезные проблемы с обязательствами (Cust and Harding, 2020). Таким образом, цена отсрочки исполнения некоторых обязательств может быть незначительной по сравнению с добавленной стоимостью от торговли в случаях, когда нефтяные мейджоры готовы инвестировать в страны со слабыми институтами и сомнительным уровнем защиты прав собственности.
Ссылки
Cust, J. & Harding, T. (2020). “Institutions and the location of oil exploration”. Journal of the European Economic Association, 18(3): 1321–1350.
Kobrin, S. J. (1980). “Foreign enterprise and forced divestment in LDCs”. International Organization, 65–88.
Kobrin, S. J. (1984). “Expropriation as an attempt to control foreign firms in LDCs: trends from 1960 to 1979.” International Studies Quarterly, 28(3): 329–348.
Paltseva, E, Toews, G & Troya Martinez, M. (2022). ‘I’ll pay you later: Relational Contracts in the Oil Industry‘. London, Centre for Economic Policy Research.
Debraj, R. (2002). “The time structure of self-enforcing agreements.” Econometrica, 70(2): 547–582.
Jonathan, T. & Worrall, T. (1994). “Foreign direct investment and the risk of expropriation.” The Review of Economic Studies, 61(1): 81–108
Yergin, D. (2011). The prize: The epic quest for oil, money & power. Simon and Schuster.
